Риск эгоистического свойства - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 33

Она никак не могла насмотреться на него, наговориться, поверить, что он здесь, с ней рядом! Суетилась, бестолково металась по комнате, дотрагивалась до него каждую минуту, обнимала, боясь, что он исчезнет, как мираж, подхватывалась, пытась напоить жидким от скудной студенческой жизни чаем.

А он смеялся, наблюдая за ее метаниями.

– Да не хочу я твоей горячей водички! – И ловил ее за руку, усаживая. – Сядь, Кошка!

Она садилась на стул напротив него, придвинутый как можно ближе, стукалась о его колени, рассматривала во все глаза и повторяла:

– Тим! Тим! Неужели ты приехал?!

– Все, Катюха! Стоп! – не выдержал он. – Я здесь, я приехал! А теперь давай поговорим спокойно.

– Давай! – счастливо улыбалась она. – Давай говорить! Много-много! Как ты? Как твоя учеба?

– Нормально, – ушел от ответов Тимофей. – Ты лучше скажи, как собиралась Новый год встречать? И почему у тебя елки нет?

Катерина, как восторженный глупый щенок, радуясь, улыбаясь беспрестанно, отрапортовала:

– Я обманула бабушку и останусь в общаге! Буду телевизор смотреть полночи, а если захочу, то и всю ночь! Представляешь!

– Уполне! – поморщился Тим, не разделив почему-то ее восторгов.

Нет, оно, конечно, понятно, может девица за семнадцать лет жизни первый раз встретить Новый год в двенадцать часов, как все нормальные люди, и посмотреть телевизор?

– Одна? – уточнил Тимофей.

– Да! Надька уехала домой, а телевизор это ее! Хороший телевизор! Я его как просыпаюсь, так сразу включаю! Знаешь, Тим, там много интересного показывают!

Понятно – дорвалась девочка до запрещенного!

– А что, у тебя здесь друзей нет? – вел дознание Тимофей недовольным тоном.

Катерина притормозила стрелять солнечно-радостными эмоциями через край, услышав, наконец, его тон и обратив внимание на недовольное выражение лица.

– Нет. У меня вообще друзей нет. Только ты.

– Так я и знал! – констатировал окончательный диагноз Тимофей. – А стаканы или рюмки у тебя есть?

– Есть, – озадаченная переменой темы, удивилась Катька.

– Давай. Будем пить. Я водку, ты шампанское. И поговорим. А еда-закусь у тебя какая-нибудь есть?

– Нет, – совсем уж растерялась и опечалилась студентка Воронцова.

Он кивнул, подтверждая свои мысли, и полез в свою большую спортивную сумку, с которой приехал.

– Этого я и ожидал. Как всегда, ты без продуктов нормальных и тощая, как кошка дворовая! – И стал выкладывать на стол пакеты с продуктами, источавшими невероятные, небывалые ароматы.

Задавать тупые вопросы «Где ты это взял и на какие деньги?» Тимофей Катьку отучил уже давно.

Она снова подскочила и засуетилась, стала накрывать-сервировать стол, красиво нарезая, раскладывая снедь по тарелкам, но почему-то молча, без восклицаний и восторгов.

Все. Накрыла. Сели.

Тимофей открыл шампанское, налил ей в бокал, себе плеснул немного водки в стакан. Подняли, чокнулись, без тостов, выпили.

– Я поэтому и рвался в увольнение, – поставив пустой стакан на стол, закусив соленым огурцом, сообщил он. – Знал, что ты тут глупостей наделаешь, потом не расхлебаешь!

– Каких глупостей? – смогла еле выговорить Катерина, морщась от ударившего в нёбо, в нос и в голову шипучего заряда шампанского.

– Тех самых, что вытворяешь!

Он налил им еще, но стакан не поднял, призывая выпить, а стал объяснять свое недовольство:

– Ты, Кошка, уже не в школе! Забудь это навсегда! И то, что можно не замечать, с кем учишься, и не знать, как их зовут, здесь не проканывает! Здесь совсем другая жизнь! У тебя теперь другая жизнь!

Он говорил зло, назидательно выговаривая, Катька переморгнула от неожиданности, пытаясь понять, что она не так делает, что его разозлило в ее поведении, что просмотрела и не поняла. Тимофей выпил без нее, закусил бутербродом и смотрел на Катерину, пока жевал, чего-то он не увидел ожидаемого в ее взгляде, бросил надкушенный бутерброд на тарелку и закурил.

А Катька быстро выпила до дна, пока он закуривал. И задохнулась от взрывов шипучих во рту и желудке. Встала, открыла форточку и вернулась за стол совсем другая – собранная, готовая слушать, понимать, запоминать.

– Что, одна сидишь в комнате? На лекциях небось тоже одна, в сторонке? Вся такая серая мышь-индивидуалистка?

– Одна, – призналась Катерина и кивнула в подтверждение головой.

– А жизни ты где собираешься учиться? – требовательно спросил Тимофей. – В людях разбираться, учиться общаться с ними? А? С больными, когда доктором станешь, в силу необходимости? Или ты хочешь, чтобы о тебе молва пошла, что, мол, доктор она неизвестно какой, но баба стран-на-а-ая!

– Ты о чем, Тим? Какая молва?

– Такая! Что ты тупишь, Катерина? – совсем уж разошелся негодованием он. – Любая профессиональная тусовка – это где все друг друга знают! Вот ты ни с кем не общаешься, дружбу не заводишь, а вы все станете врачами. Половина разъедется, половина в Москве останется, пусть только часть из них работать по специальности будет, и что они про тебя скажут, когда их спросят? Да была такая одна чокнутая отличница, не знаю, какой врач из нее получился, но ненормальная она точно: одевалась в тряпье, как чучело, не красилась, ни с кем не дружила, все время одна, никуда не ходила, не баба, не мужик, как монашка! Как думаешь, возьмут тебя на хорошую работу с такой характеристикой? И какой больной доверится врачу, которая одевается как старуха и разговаривать с людьми не умеет. Да будь ты хоть сто раз гений, «притыркнутая», решат твои больные и доверять не будут! Пойдут к идиоту троечнику, но веселому, который шутит, зубы заговаривать умеет, подбадривает, знает, кому какое слово сказать! Мы для этого с тобой старались столько лет?

Он в раздражении плеснул себе еще немного и выпил, снова не дожидаясь Катерины.

– Значит, так! – с силой и звонким стуком поставив пустой стакан на стол, провозгласил готовность к действиям Тимофей. – Ты начнешь общаться со всеми! Присматриваться к людям, как я учил, делать выводы, оценивать, непринужденно болтать, выуживая информацию! Ты должна научиться безошибочно понимать, чего ожидать от любого человека! Ты одна, и для тебя это выживание! Все, Катерина, детство закончилось, какое бы говнистое оно ни было! И я не всегда буду рядом. Тебе необходимо стать такой умной, хитрой, наблюдательной, сильной, чтобы ни один козел не смог тебя обмануть и использовать! Ты обязана расщелкивать их всех на подходе!

Катерина взяла бутылку шампанского, налила себе слишком быстро, так, что пена перелилась через край бокала. Она не обратила внимания, выпила, капая на стол, на себя.

– И это тоже! – продолжил наставление наблюдавший за ее действиями Тимофей. – Тебе надо научиться пить и не пьянеть, вычислить свою норму и никогда не превышать, оставаясь трезвой в любой ситуации. Знать по вкусу разные спиртные напитки, чтобы сразу определить, поддельное ли пойло или подмешали чего туда. Ну, это ладно, успею научить. Сейчас основная задача стать другой, показать себя компанейской, подружиться с парой-тройкой девчонок, обсуждать с ними бабские штучки. Ладно, это мы обговорим в деталях, у меня времени хватило обдумать, как лучше тебе проникнуть в вашу студенческую тусу. Знал, что будешь сидеть в углу, как наказанная! И начнем с твоего внешнего вида, а то выглядишь как убийца мужской потенции. Так, Кошка, давай обсудим план твоего внедрения в коллектив соратников.

Для дворового мальчишки-шпаны и беспризорника, с уклоном в разную степень хулиганства и воровства, Тимофей изъяснялся на удивление художественно-литературным языком, демонстрируя обладание богатым словесным запасом. Не зря же Катерина прочитала ему вслух половину русской классики, да и сам он, летом, проводя большую часть времени с ней, читал запоями эту классику.

План по внедрению Катерины Воронцовой в люди с целью стать самой заметной и яркой фигурой в институте начинался с постановки под названием «Брат приехал!» вечером того же дня, то бишь тридцатого декабря.