Острее шпаги - Казанцев Александр Петрович - Страница 81

— Все метеориты, в том числе и тектиты, это осколки когда-то существовавшей планеты, — начал аспирант. — Ее орбиту угадал еще Кеплер. Он обратил внимание, что расстояние планет до Солнца возрастает по определенному закону. Но после Марса на Юпитере получался скачок, ступенька на кривой. Для ее плавности между орбитами Марса и Юпитера как бы не хватало одной планеты. Кеплер указал ее орбиту. Астрономы стали лихорадочно искать неизвестную планету. И вскоре обнаружили маленькую планетку Цереру. Поперечник ее был около четырехсот километров. Потом на той же орбите нашли еще три малых планетки, включая Весту с диаметром в 285 километров. А потом… потом все на той же круговой, — обратите внимание, почти НА КРУГОВОЙ орбите! — было обнаружено несколько тысяч малых космических тел обломочной формы, названных астероидами. Многие ученые сошлись во мнении на том, что кольцо астероидов образовалось из остатков когда-то существовавшей планеты.

— Фаэтон, — подсказал я. — Но отчего он погиб? Столкновение космических тел?

Аспирант покачал головой:

— Если бы тела столкнулись, то они не могли бы остаться на прежней орбите планеты, они полетели бы по равнодействующей, то есть получили бы вытянутые эллиптические орбиты.

— Но могла же планета взорваться, как бомба!..

— И тогда осколки разлетелись бы, не остались бы на круговой орбите. Нет! Механизм гибели планеты иной. Она как бы треснула под влиянием чудовищного сжатия сразу со всех сторон.

— Что могло так сжать планету со всех сторон?

— Очевидно то, что окружает ее твердь, — в о д а.

— Океаны! — догадался я. — Но разве могут взорваться океаны?

Впоследствии мне привелось задать этот вопрос одному из крупнейших физиков современности, принимавшему участие в создании атомной бомбы, самому Нильсу Бору. А тогда…

Тогда аспирант достал из кармана стекловидный кусок.

— Это тектит, — сказал он. — На его поверхности видны следы прохождения атмосферы, так называемые регаглипты, доказывающие его космическое происхождение. Но состав тектитов говорит, что они возникли из о с а д о ч н ы х п о р о д, они могли образоваться на дне или на берегу океанов.

— На другой планете?

— На планете Фаэтон. Обычные метеориты — это осколки соударяющихся частей распавшейся планеты; постепенно под влиянием притяжения Юпитера и Марса они разошлись, распределившись по законам небесной механики по кольцу. А тектиты… может быть, это — п е р в и ч н ы е о с к о л к и, образовавшиеся в момент взрыва… и именно тогда долетевшие до Земли.

— Но Земле не угрожает такой взрыв?

— Ученые считают, что наша планета, как естественное образование, устойчива, но…

Я выжидательно смотрел на аспиранта.

— Потому я и хотел прочесть вам письмо журналиста Роя Бредли.

— О чем?

— О взрыве атомной бомбы… над африканским городом.

— Но этого еще не было! — запротестовал я.

— Пока не было, но… может быть. Рой участвовал в нашей экспедиции за тектитами. Мы много говорили с ним. Он сказал, что напишет мне… и я помогу это опубликовать. Он напишет о том, что может случиться в любую минуту, если накалять положение и дальше.

— Читайте.

И он стал читать.

Я забыл, что слушаю его и где нахожусь…

«…Я обещал вам написать о ней… Что ж…

Лианы тогда завидовали мне. Они свисали отовсюду, хватали за ноги, били по лицу, цеплялись за руки…

Я шел впереди по звериной тропе и отводил в сторону живые шнуры непроходимого занавеса.

Эллен шла сзади и напевала.

Нагло любопытные обезьяны рассматривали нас сверху. Они перескакивали с дерева на дерево, как легкие тени. Я следил за ними, но не мог разглядеть кроны деревьев. Куда-то вверх уходили могучие стволы, с которых свисали темные рыжие бороды мха.

Цветы были повсюду: вверху, сбоку, под ногами. Кощунством казалось на них ступить. Противоестественно яркие, с влажными бархатными лепестками, жадными и мягкими, с пестиками на длинной поворачивающейся ножке, свисающие с ветвей, осыпающие пыльцой, или жесткие, с острыми тонкими лепестками, с виду нежными, но режущими, с иноцветной серединой — цветок в цветке… Дурманящие орхидеи — любовные взрывы природы всех оттенков радуги, завлекающие краской и запахом, красотой и желанием, провозвестники будущих семян жизни… Сумасшедшие африканские цветы! Казалось, что они живут в неистовом ритме движения и красок, породившем исступленные негритянские танцы. Я мог поклясться, что цветы двигались, они заглядывали в лицо, они пугливо отстранялись или пытались нежно задеть за щеки, прильнуть к губам, они шумно вспархивали, взлетали… Конечно, это были уже не просто цветы, а… попугаи, но они были подобны цветам — такие же яркие, но еще и звонко кричащие.

Обезьяны перебегали тропинку, показывая свои лоснящиеся зады, и одобрительно щелкали языками. Им тоже хотелось заглянуть нам в глаза. Они, конечно, знали, что мы были счастливы! Они завидовали!..

Мы провели с Эллен ночь в джунглях, в шалаше из банановых листьев, она пела свадебную песню перед звездным алтарем. Не было на свете женщины прекраснее ее, не было в мире существа более мягкого, доверчивого…

Утром она послала меня разыскивать ручей. А когда я вернулся ни с чем, то застал ее одетой, европейской и недоступной, успевшей умыться. (Черные мальчишки из ближней негритянской деревни принесли ей воды.)

И теперь мы шли к аэродрому. Он уже был виден, стена джунглей осталась за спиной.

Мы взялись за руки.

— Я думаю, — сказал я, — что нам не так уж важно ждать здесь, в Африке, атомного ада. Надо поскорее удрать в Нью-Йорк.

Она усмехнулась и пожала мне пальцы.

— Глупый Рой, — только и сказала она.

— Разве… мы не вернемся вместе?

Эллен отрицательно покачала головой.

Я не знал, зачем она прилетела в Африку, я вчера встретил ее на аэродроме, и она сама придумала шалаш в джунглях…

— Все это была шутка? — хрипло спросил я.

— Нет, Рой, нет родной… Это не шутка. Я твоя жена… И ты мой муж… перед звездами, перед Вселенной!

— Так почему же?..

— Милый Рой, ни ты, ни я не принадлежим самим себе.

— Но друг другу? — протестующе воскликнул я.

— Только друг другу. И будем принадлежать, но… Вот уже и аэродром.

Нас провожала ватага черномазых ребят. Они показывали нам дорогу.

— Рой, вы хотите, чтобы у нас было столько детей? — спросила Эллен, доставая из сумочки пачку долларов и давая каждому по долларовой бумажке.

Негритята шумно закричали и убежали, унося нежданную добычу. Эллен грустно смотрела им вслед.

— Ну вот, Рой… Никогда не забывай этой ночи…

— Я не люблю слова «никогда».

— Никогда, — повторила Эллен. — Я тоже не хочу этого страшного слова. Мы ведь увидимся, Рой… Я не знаю когда, но мы увидимся…

Я чувствовал в себе пустоту.

— Вот и мой самолет! — грустно сказала она.

Мы шли по летному полю, мне хотелось кричать, выть, кататься по бетону дорожки.

Навстречу нам шел штатский в темных очках, которого я мысленно назвал детективом.

— Хэлло, Марта! — крикнул он Эллен. — Не хотите ли вы, чтобы самолет из-за вас задерживался?

— Я ничего не имела бы против, — ответила Эллен, смотря только ей присущим взглядом в темные очки.

— Надеюсь, джентльмен не будет в претензии, что останется один? проворчал детектив.

— Я всегда буду с ним, — отпарировала Эллен.

— О-о! — сказал детектив и предложил мне сигарету.

Мне очень хотелось курить, свои сигареты я раздарил негритятам, но я отказался.

— Ты будешь писать мне? — спросил я Эллен.

Она сначала отрицательно покачала головой, потом взглянула на детектива и сказала:

— Не знаю…

Детектив отвел меня в сторону:

— Надеюсь, сэр, вы поняли, что ни меня, ни Марту вы никогда не видели…

Она шла вместе с очкастым и ни разу… ни разу! не оглянулась на меня.

Я видел, как разбегался по бетонной дорожке самолет.

Баллоны тяжелых колес оторвались от земли, пилот убрал шасси уже в воздухе.