Парящий дракон. Том 1 - Страуб Питер - Страница 3

Он запнулся, и Джин повернулась к нему. Кларк больше не выглядел пьяным или раздраженным. Он выглядел обеспокоенным.

Она нагнулась и увидела, что огромный фургон пересек разделительную полосу и скользит прямо на них. "Лед, – подумала она, – замерзший…"

– Шевелись! – заорал Кларк. И Джин вывернула руль вправо. Автомобиль, который ехал позади них, ударил их в бампер слева, да так, что у Джин руки сорвались с руля.

Фургон, который гнал со скоростью пятьдесят миль в час, перед тем как въехать на ледяное поле, врезался в дверцу с ее стороны. Джин Смитфилд попыталась сказать: "Табби…", прежде чем умереть, но дверь раздавила ей грудную клетку, и времени у нее не осталось.

В особняке на Маунт-авеню ее сын проснулся и заплакал.

Девятнадцатилетний водитель фургона выпал из машины и попытался убежать по скользкой дороге. На голове у него была кровоточащая рана. Кларк Смитфилд, оставшийся целым и невредимым, один лишь раз взглянул на свою жену и вывалился из машины. Он упал на колени, увидел парня, который убил его жену, и крикнул ему, чтобы тот остановился. Потом с трудом поднялся на ноги. Мальчишка сел в двадцати футах от своей покореженной машины; он весь вывалялся в снегу и черной грязи, которая раньше была снегом. Кровь капала у него из носа и изо рта. Кларк сразу понял, что тот был пьян.

– Животное! – заорал он.

Табби всхлипывал у себя в комнате и шарил по стене в поисках выключателя. Он знал, что в комнате ничего страшного нет – беда произошла во внешнем мире. Он вернулся в кровать, завернулся в ковровое одеяло, и его всхлипывания стали на октаву выше. Через несколько секунд его дед и няня показались в дверях.

Через десять минут на место крушения прибыла полиция Хэмпстеда.

7

17 мая 1980

Семнадцатого мая 1980 года в округ Патчин пришел Дракон. Нет, не то чтобы пришел, поскольку он был тут все время, но решил показаться людям. Ричард и Лаура Альби после двадцатилетнего пребывания в Лондоне как раз вернулись в дом на Фэртитэйл-лейн, который они снимали в Хэмпстеде.

Они были усталые и раздраженные, их вымотали два проведенных в Нью-Йорке дня и еще больше выбила из колеи ситуация, которую они тщательно планировали на протяжении нескольких месяцев.

Кларк Смитфилд ввел жену и сына в старый колониальный особняк "Четыре Очага" на Эрмитаж-роад лишь двумя неделями раньше и уже практиковался в обмане, который со временем разрушил доверие сына. Маленькая хорошенькая женщина по имени Пэтси Макклауд проводила большую часть времени, читая "Войну и воспоминания". А что делал Грем Вильямс, представляющий собой бренные останки знаменитого когда-то писателя? Что делал он каждый день апреля и мая 1980-го? Он поднимался с вонючей постели, натягивал поверх пижамы повседневную одежду, плескал водой в направлении лица и садился за стол, обхватив руками голову. Когда он слышал, что мимо его дома проходит почтальон, он не обращал на это внимания, поскольку шансов, что почта упадет в его почтовый ящик, практически не было.

После тридцати минут вознесения безмолвных молитв (ха, ха!) он выводил первое предложение. Еще пятнадцать минут спустя он решал, что предложение получилось банальным, и зачеркивал его. Вот так и проводил обычно Грем Вильямс утренние часы.

Альби притворялись, что они счастливее, чем были на самом деле; старый Вильямс притворялся, что он еще может написать книгу, способную привлечь внимание; Пэтси Макклауд притворялась, что в любую минуту она готова подняться и что-нибудь сделать; Кларк Смитфилд притворялся особенно изысканно. Проще всего было Лео Фрайдгуду, поскольку он вообще был не в Нью-Йорке, а в двадцати минутах езды по шоссе 1-95 от Хэмпстеда, на заводе "Телпро", в маленьком городке под названием Вудвилл. А его жена как раз собиралась закрутить очередную интрижку.

Стоуни нашла место для стоянки на парковочной площадке, зашла в оживленный бар под названием "У Франко", села за столик около стойки и открыла книгу. Меньше чем через пятнадцать минут какой-то мужчина спросил: "Не возражаете?" – и сел рядом с ней. Она его знала, но, хотя в Хэмпстеде этот мужчина был довольно уважаемым человеком, ни один из сидящих в баре мужчин не мог знать его.

Его профессия заставляла его сторониться мужского общества. Выглядевший красавцем в этот солнечный день, профессионально откровенный, он был идеальным партнером для Стоуни. Очень скоро они вышли из бара, и "тойота" Стоуни цвета опавших листьев пересекла мост над рекой Наухэтен и поехала вниз по зеленым, уже, почти летним улицам.

8

Рождество 1970

После того как Джин Смитфилд похоронили в последний день ноября 1970 года, Кларк целую неделю оставался дома с Табби, и на этот раз отец больше не принуждал его ходить в контору. Он даже не обвинял Кларка, когда он на пился так, что не смог пойти на похороны.

– Это я должен был вести машину, – повторял Кларк. – Я хотел вести машину, а она хотела защитить меня, ну как это вынести? Она хотела защитить меня.

После похорон он до Рождества не брался за выпивку.

Для Табби мир с той ночи, когда умерла его мать, предстал вывернутым наизнанку, темным, неведомым. Дедушка повел его в похоронное бюро и дал дотронуться до гроба, и, когда он сделал это – в присутствии Монти, соседей и всех взрослых родственников, – что-то случилось с ним. Он увидел. Он увидел, как черно стало все вокруг. Он знал, что тоже лежит в этом ящике со своей мамой. Он позволил крику слепого ужаса вырваться наружу, и дед увел его.

– Ты хороший мальчик, милый Табби, – ласково сказал дед, прижимая его лицо к мягкой голубой материи костюма, – тебе скоро станет лучше, дорогой.

Табби мигал и отворачивался от гроба. Он не издал ни звука во время похоронной церемонии, и когда они с Монти вернулись домой, то нашли Кларка бессильно распростершимся в кресле возле телевизора. Табби свернулся калачиком на коленях отца и больше не говорил и не двигался.

После этого Кларк Смитфилд ходил со своим отцом на работу пять раз в неделю до самого Рождества. Он обжился в своей конторе, он подписывал бумаги, он читал отчеты.

Он отдавал распоряжения и назначал собрания. В субботу и воскресенье он забирал Табби и посылал теннисные подачи на цементный пол, а Табби старался отбить их своей ракеткой-недоростком. Днем они гуляли вверх-вниз по промозглой Маунт-авеню.

– Мама умерла, – провозглашал Табби своим высоким детским голосом. – Мама умерла, и теперь она на Небесах и никогда к нам не вернется.

Он указывал на небо своей затянутой в варежку рукой:

– Она там, папа.

Кларк снова начинал плакать, но на этот раз из-за своего сына, своего храброго маленького мальчика, который стоял в голубой парке и показывал варежкой на небо, а его теплые ботинки вязли в хрустящем снегу.

На Рождество Монти провозгласил, что у него есть еще один подарок для Табби, самый лучший из всех. Сидя во главе стола, он лучился радостью и довольством, и в то же время вид у него был очень гордый.

– Ничто на земле не может быть лучше, чем хорошее образование, – сказал он, отпил свое бургундское и продолжил:

– Так что я с удовольствием говорю вам, что мистер Кэткарт, глава Гринбанкской академии, готов принять Табби, как только окончатся зимние каникулы.

Его жена произнесла:

– Браво!

Кларк попытался сказать что-то, но лишь открыл и закрыл рот, а сам Табби выглядел смущенным.

– Послушай, сынок, – сказал Монти, – разве это не здорово? Ты же будешь учиться в той же школе, что и твой отец и я.

– Здорово, – сказал Табби, переводя взгляд с отца на деда.

– Ну, я рада, что все улажено, – сказала мать Кларка.

– Я вовсе не хочу вмешиваться в твои дела, Кларк, – сказал Монти. – И мы потом вместе обсудим, что нам делать дальше. Но, мне кажется, я должен дать мальчику все самое лучшее.