Увечный бог (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 39

  - Тишина уверяет в обратном.

  - Не верю ей.

  "Наконец, друг, ты снова начинаешь мыслить трезво". - Именно так, - согласился он.

  Эрастрас глянул на Килмандарос. - Не нужно ли нам ее покормить или еще что? Ускорить исцеление?

  - Нет. Наложенные Рейком и компанией чары были сильными. Разрыв глубоко ее ранил, и магическое исцеление не поможет. Оставим ее в покое.

  Эрастрас зашипел.

  - К тому же, - продолжал Сечул Лат, - не все еще на местах. Ты знаешь.

  - Я так давно этого ждал. Хочу, чтобы все были готовы, когда придет время.

  - Мы будем готовы, Эрастрас.

  Единственный глаз Странника уставился на Сечула. - Не только Тишине я не доверяю.

  - Будут смерти, полетит пепел, но будут и выжившие. Как и всегда. Они поймут необходимость крови. Никто не бросит тебе вызов, Эрастрас.

  - Но ты пытался меня предать. Ты с Килмандарос.

  - Предать? Нет. "Мы отправим тебя в отставку".

  - Так я вижу. Неужели я могу иначе?

  - Ты до сих пор не понимаешь, старый друг, - отозвался Сечул Лат, - что я не забочусь о превосходстве. Мне плевать на новый мир, поднимающийся из развалин старого. Я рад блуждать по руинам. Смеяться над смертными, что пытаются начать всё заново. - Он взмахнул рукой. - Оставим мир слепому невежеству. По крайней мере, раньше жизнь была проще. Я повернулся спиной к поклонникам, потому что они мне наскучили. До отвращения. Я не хочу получить назад то, что имел.

  - А я хочу, Сетч.

  - Давай, действуй.

  - Как насчет твоих детей?

  - Которых?

  - Какими ты видишь Опоннов в грядущем мире?

  - Я их вообще не вижу, - ответил Сечул.

  Эрастрас резко вздохнул. - Ты убьешь их?

  - Что я сделал, могу убрать из бытия.

  - Твои слова мне приятны. Я чувствую облегчение.

  "Это была не очень достойная жизнь, детишки. Правда? Сомневаюсь, что вы готовы спорить. Тяни и толкай, но в конце - после тысяч и тысяч лет жалких игр... что же достигнуто? Что понято? Хоть кем-то?

  Случай - жалкая тварь, злобный ублюдок. Он улыбается, но это оскал волка. Что понято? Лишь то, что любое дерзание вынуждено склониться перед Непредвиденным. Можешь сколь угодно долго подныривать и подпрыгивать, но в конце ты падешь.

  Человек ослабляет петлю. Цивилизация уходит с тропы, ведущей к распаду. Раз. Два. Пусть три. Но в двадцатый раз? В пятидесятый? Торжество напрасно. Всегда. Равновесия нет.

  В конце концов, здравый смысл подсказывает: проще отнимать, чем давать".

  - Что чувствует Килмандарос, - спросил Эрастрас, - насчет убийства своих детей?

  Сечул Лат оглянулся на мать, потом поглядел на спутника: - Ты так и не понял? Она НИЧЕГО не чувствует.

  И тут же одинокий глаз смущенно заворочался.

  "Ну, думаю, ты понял".

  Чего дитя желает, но еще не имеет? Есть ли у вас нечто, чего не желает дитя? Баделле проснулась утром с эхом вопросов в голове. Был женский голос, а потом мужской. И в обоих звучали нотки отстраненного отчаяния.

  Она села под лучами солнца, сочившимися сквозь окно, изгонявшими холод из тела - словно она ящерка или змея - и попыталась понять ночные видения, темные и тревожные голоса незнакомцев, что вещали о таких ужасных вещах.

  "Это имеет отношение к происходящему, подозреваю. Да, похоже, я вижу..."

  Она глянула в сторону Седдика, сидевшего на полу в окружении собрания бесполезных штучек. На его до странности морщинистом лице непривычное выражение. "Словно старик над сокровищами всей жизни. Вот только забыл, как считать".

  Однако то, чем они владеют, что имеют, вовсе не обязательно является благом, достоинством. Иногда имущество становится ядом, но голодное дитя не разбирает. Куда ему. Так преступления передаются от рода к роду. "Пока не уничтожают нас. Да, теперь я вижу. Мои сны мудры, мудрее меня. Мои сны - песни Казниторов, умные аргументы, хитрые внушения.

  Мои сны меня предупреждают".

  Она отвернулась от солнечного света, в глубь комнаты. - Ну, готов?

  Седдик виновато дернулся, но потом кивнул.

  Баделле изогнулась, выглянув из окна, обозревая западную часть площади. Там был Рутт с Хельд на руках. Остальные ждали в тенях зданий, словно резные фигуры вышли из своих каменных мирков.

  Да, так и есть. Они съели все плоды в садах города.

  "А кристаллы крали наши души".

  - Пришло время. Оставь эти штучки позади, Седдик.

  Вместо этого он принялся складывать их.

  Баделле содрогнулась от вспышки гнева, за которым последовал страх. И то, и другое - непонятно откуда взялось. Вздохнув, она оторвалась от подоконника. - Будут Осколки. Алмазы, Рубины и Опалы. Мы снова начнем умирать.

  Мальчик смотрел всё понимающими глазами.

  Она снова вздохнула. - Среди нас уже есть отцы. Нужно внимательно наблюдать за ними, Седдик, вдруг они найдут в себе отцовские думы.

  Тут он потряс головой, словно отвергая ее слова. - Нет, Баделле, - прохрипел он. - Они лишь заботятся о младших.

  "Так мало слов у тебя, Седдик. Думала, ты онемел. Что же рождается там, за глазами старика, за лицом старика?"

  Она покинула комнату. Седдик шел следом, и мешок с безделушками казался в его руках новорожденным младенцем. Вниз по крутым ступеням, через холодный воздух тайных коридоров, потом наружу, под слепящую жару. Баделле без колебания прошла туда, где был Рутт, смотревший на нее затуманенными глазами. Когда она подошла близко, прочие дети вышли на солнце, сбившись в наскоро созданные семейства. Рука за руку. Тряпки на головах, обмотанные ноги. Она сбилась с шага. Она уже забыла, как много осталось в живых.

  Заставив себя идти, она подошла к Рутту, а затем развернулась и вскинула руки над головой.

  Город выплюнул нас

  Мы слишком горьки и кислы

  На вкус.

  Жизнесосы - слепцы отвернулись

  Подавившись

  Проглотив то, что было для нас

  То, что думали мы унаследовать

  Мы хотели то

  Что было у них

  Мы считали, что

  Нам оно пригодится тоже

  Как годилось всем им

  Они жрали наше грядущее

  Глаза отводя

  А теперь хрустальные стены

  Взяли наши желания

  Выплюнув

  То, что осталось

  Как немного

  Только горькое очень, кислое очень

  На вкус

  Вот и всё, что сейчас

  В ваших ртах

  Что-то горькое, кислое очень.

  Рутт еще немного посмотрел на нее, потом кивнул и пошел по широкому проспекту. На запад, в Стеклянную Пустыню. За ним Змея разматывала кольца после месяцев сна.

  Змея что-то поняла, Баделле это видела. В спорых, твердых шагах построившихся детей, в суровых лицах, в сумрачности, оттеняющей знакомые усталые черты."Мы знаем. Мы научились любить. Что?

  Ходьбу. Проскальзывание под кулаками мира.

  Мы Змея возрожденная".

  Вскоре они достигли границы города, увидели плоские блестящие пустоши.

  "Утешение страданий. Словно объятия мертвой матери".

Глава 6