Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 79

Чернота.

Десра бродила у телеги, потом остановилась около вола. Положила руку ему на спину, ощутила, как жарко животному, как дергается при каждом укусе насекомых кожа. Поглядела в глаза зверя и вздрогнула, поняв, какие нежные у него ресницы. «Принимай мир таким, какой он есть». Последние слова Андариста, сказанные ей перед тем, как мир забрал его. Это оказалось нетрудным. Люди либо наделены силой, либо нет. Слабаки оставляли ее разочарованной, душа наполнялась темным презрением. Если такие делают выбор, это бывает неверный выбор. Они позволяют миру раз за разом ломать себя и удивляются — выпучив глаза, словно волы — почему мир так жесток. Но разве проблема в мире? Они просто раз за разом становятся на тропу панического бегства. Они никогда ничему не учатся. Ничему.

Есть сильные и слабые. Слабаков — легион. Некоторые попросту слишком глупы, чтобы заняться чем-то, кроме повседневных нужд: сеют, собирают урожаи, молотят, кормят скот. Растят детей, зарабатывают деньги на очередной кувшин пива, очередную понюшку д'байанга. Они не могут глядеть за горизонт. Даже в соседнюю долину не заглядывают. Внешний мир — место, где таятся неведомые вещи, откуда приходят беды; он нарушает привычную жизненную рутину. Они не любят думать. Глубины страшат, долгое путешествие без цели — путь, на котором можно потеряться и умереть, скорчившись, в канаве. Она повидала так много слабаков. Слабаки тысячами мрут без всякого толка. Десятками тысяч. Они умирают, ибо выбрали невежество, ибо верят, что слепой бог сумеет их спасти.

Но и среди сильных немногие заслуживают внимания. Большинство — громилы. Они угрожают вам физически или эмоционально, но в результате одно и то же — они запугивают жертву. Громилы взяли себе за цель доказать как можно большему числу людей, что они от рождения слабы, что их жизни лишены ценности. Сделав так, громила заявляет: «Делай что скажу, и я обеспечу тебе спокойствие. Я буду твоей силой. Но если ты рассердишь меня, я устрою тебе настоящий террор. Может, и убью». Много есть подобных негодяев со свиными глазками, шкодливых мальчишек во взрослых телах. Или пучеглазых сучек… хотя такие, показав жертвам, насколько они слабы, подлизывают пролитую кровь — ловкие язычки так и снуют. Есть физические громилы и громилы эмоциональные, но все они умело разрушают чужую жизнь. Нет, такие ей не нужны.

Однако существуют и те, что наделены силой особого рода. Ее трудно заметить, ибо она скрыта. Они спокойны. Часто они сами считают себя слабаками. Но, если на них сильно давят, они на удивление самим себе обнаруживают, что не хотят сделать шаг назад, что в душе воздвигается неприступная стена, непроходимый барьер. Найти такого — самое драгоценное из открытий.

Некогда Десра сама играла в громилу, скорее от скуки, чем от иной причины. Она вылакала достаточно крови…

Можно было бы заняться этой игрой со Сколом — если он вернется, ведь гарантии этому нет. Да, она могла бы использовать его и существ вроде него — тех, что мнят себя сильными, хотя на деле слабы. Ну, она им это докажет. Но кровь их окажется не особенно сладкой или чистой…

Она кое-кого открыла. Она нашла того, чья сила абсолютна. Того, перед кем чувствует себя слабой, но это на редкость приятное и блаженное чувство. Того, кому могла бы сдаться, не боясь, что однажды он подло использует ее. Только не он.

Не Нимандер Голит.

Десра увидела, как Каллор выходит из развалины башни. Он явно волновался. Хрустя кольчугой, воин торопливо прошел между пугал на дорогу. Забрался в телегу, ступив поношенным сапогом на колесо, и помедлил, глядя на Скола. — Нужно выбросить глупца, — заявил он Аранате, которая сидела, заслонив бесчувственное тело тряпицей.

Она молча улыбнулась в ответ.

Десра нахмурилась. — А где другие?

— Да, — фыркнул он, — Другие.

— Ну?

Он плюхнулся на сиденье. — Джагут решил использовать их. Какое невезение.

— Использовать? — Ненанда вскочил со скамейки. — Какой Джагут?

Но Десра уже отвернулась, побежала через канаву на поле. Между поваленных пугал…

— Кто такой Умирающий Бог?

Скиньтик, хорошо знавший себя, знавший, что воображение — самое опасное его оружие, знавший, что в любой ситуации может засмеяться — нырнуть в глубины абсурда в отчаянной попытке сохранить здравый ум — обнаружил себя пробудившимся посреди пыльной платформы из песчаника. Она была не шире двенадцати шагов. Вокруг виднелись оливы, роща древних, перекрученных деревьев с черными кожистыми листьями, с обилием зрелых плодов. Теплый ветерок овевал его голое тело, слегка облегчая исходящий от солнца жар. В воздухе пахло солью.

Площадку окружили обломки колонн. Некогда их окрасили в темно-винный цвет, но краска уже облезала, обнажая грубый желтый камень.

— Кто такой Умирающий Бог?

Голова болела. Скиньтик медленно сел, заслоняя глаза от солнечного сияния; но солнце отражалось от камней, и облегчения не было. Застонав, он заставил себя встать и зашатался. Боги, как болит голова! Пульсация взрывами отдавалась в глазах.

— Кто такой Умирающий…

Под деревьями валяются трупы — скорее кости и гнилая одежда, клочья волос, обтянутые кожей черепа. Одежды когда-то были яркими; обувь странного покроя, блеск пуговиц и драгоценностей, золото в оскаленных ртах. Солнце кажется… злым. Похоже, его жар, его свет каким-то образом убивают его, пронизывая плоть, разрывая мозг.

Ему становилось все хуже. Внезапно он понял: в этом мире не осталось живых. Даже деревья умирают. Океаны выкипели; гибель везде. Отсюда нет выхода. Солнце стало убийцей.

— Кто такой…

Ты можешь мечтать о будущем. Ты можешь видеть его как продолжение того, что видишь вокруг себя сегодня. Видеть его как прогресс, как неодолимую силу, ведущую к финальной славе. Или можешь видеть нынешний миг вершиной, с которой видно следующую, еще более высокую вершину. Фермер сеет, питая видение урожая, изобилия плодов, и в грядущем сезоне сбора сосредоточилось для него всё блаженство предсказуемой вселенной. Он льет капли вина, напоминая богам о существовании порядка.

Ты можешь мечтать о месте в грядущем для сына или дочери. Кто захочет рождать дитя в мир бедствий, мир неминуемого уничтожения? Какая разница, будет смерть результатом безличной силы или последствием злонамеренно й воли? Никакой, ведь не останется никого, способного задавать вопросы. Буйство и глупость. Кто-то сыграл здесь последнюю шутку. Засеял землю жизнью, понаблюдал за ее изобилием и раскалил гнев солнца. Смертельный шторм, мгновенный выброс ядовитого света — и сезон жизни закончился. Всего-то.

— Кто…

Бог умирает, когда умер последний поклонник. Он всплывает, белый и вздувшийся; он тонет в незримых глубинах. Рассыпается прахом. Разметывается горячим вихрем… Ядовитые копья пронзают череп Скиньтика, разрывая последние заслоны. Но вдруг он стал свободным, полетел в небо. Свободен, о да, ведь ничего уже не важно. Скупцы со своими богатствами, детоубийцы, насильники невинных — все пропали. Кричавшие о несправедливости, обличители и недовольные — все ушли.

«Нет справедливости. Ни в чем. Вот почему ты умираешь, милый бог. Вот почему. Что иное тебе осталось?

Солнце гневается!

Бессмысленно!

Все мы умираем. Бессмысленно!

Кто…»

Тяжелый шлепок заставил его очнуться. Сверху нависло лицо в шрамах, блеснули клыки. Вертикальные щели серых зрачков, белки глаз почти не видны. Словно треклятый козел.

— Ты, — сказал Джагут, — был плохим выбором. Ты отвечаешь отчаянию смехом.

Скиньтик просто смотрел на существо, не находя ответа.

— Это последний миг, — продолжал Готос, — в который любая разумная тварь понимает, что все кончено, что сделано недостаточно, что смерть не предотвратить. Сделано недостаточно… вы, Тисте Анди, поняли это. Аномандер Рейк понял. Понял, что жить в одном мире — безумие. Чтобы выжить, вы должны распространяться словно паразиты. Рейк вырвал свой народ из пут самодовольства. И был за это проклят.