Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 77

— Она обвязана вокруг пояса. Видел, что Улыба ее бросила около храма — не удивительно, ведь пенька уже дымилась…

Потянув веревку, Корабб ощутил на ней что-то склизкое, теплое. — Кровь? Ты истекаешь кровью?

— Пустяки. Я в порядке.

Корабб пополз вперед — между ним и передним солдатом, по имени Наоборот, оставалось пространство. Корабб мог бы ползти быстрее, но не хотел оставлять раненого сержанта. Враг или нет, такого делать нельзя.

Он считал, что все они монстры, трусы и зверье. Он слышал, что они едят трупы сородичей. Но нет, это просто люди. Ничем не отличаются от самого Корабба. "Тирания лежит у трона императрицы. А эти… это просто солдаты. Всего лишь". Уйди он с Леоменом — понять такое не довелось бы. Он держался бы прежней яростной ненависти ко всем малазанам и всему малазанскому.

И вот сейчас… Человек позади умирает. Фалариец по рождению — еще одно завоеванное империей место. Умирает, и к нему даже нельзя подобраться. Не сейчас.

— Эй, — прохрипел он Наобороту. — Передай это.

— Худ побери, настоящая веревка!

— Да. Передавай скорее.

— Не приказывай мне, ублюдок. Ты пленник. Помни.

Корабб отполз.

Жара нарастала, пожирала все сочившиеся снизу струйки свежего воздуха. Долго им не выдержать. "Нужно ползти".

Смычок пробормотал: — Ты что-то сказал, Корабб?

— Нет. Ничего особенного.

Сверху доносились звуки — это Каракатица спускался по наспех связанной веревке, тяжело дыша, сопя. Бутыл стоял на осыпающемся дне провала. Трещина рядом плотно запечатана. Он тревожно шарил руками по стенкам. Крыса? А, вот… рука провалилась в полость с холодным воздухом. Край гладкого здания. Арка. Боги, что это за дом? Арка, держащая вес двух или трех этажей из камня. Ни стена, ни арка не прогнулись за все это время. "А вдруг легенды правдивы? И'Гатан некогда был первым из святых городов, величайшим городом мира. Когда он умер, при Великой Резне, ни один дом не был тронут, все осталось стоять. Они стояли, пока не были погребены песками".

Он пригнулся и ногами вперед нырнул в арку, сразу ощутив что-то — мусор? — почти заполнившее комнату. Обломки катались и сдвигались, трещали под сапогами.

Крыса подскочила, испуганная устроенным Бутылом шумом. Он потянулся и снова захватил своей волей душу зверька. — Тише, малышка. Надо работать… — Голос вдруг угас.

Он лежал на рядах сосудов, уложенных в штабели почти до потолка. Ощупав их руками, колдун понял, что высокие амфоры запечатаны, покрыты железными крышками; края и верхушки крышек исчерчены причудливыми узорами. Керамика хорошо обожжена. Услышав призывный крик спустившегося Каракатицы, Бутыл побрел к центру комнаты. Крыса скользнула в другую арку, маг ощутил, как она лезет вниз, потом не спеша идет по ровному, свободному от обломков полу.

Схватившись за край одной из крышек, он попытался убрать ее. Но запечатана амфора была плотно, ему не удалось поднять крышку. Тогда он попытался вращать ее влево, затем вправо. Ничего. Он потянул вверх изо всех сил. Крышка сдвинулась. Посыпался сухой воск. Маг потянул снова, но крышка не отходила. Тогда он снова начал вращать ее влево — и понял, что с каждым поворотом она поднимается. Он нащупал пальцем запачканную воском спиральную нарезку на освобожденном горлышке. Еще два витка — и железный колпачок упал.

Комнату затопил жгучий, пряный запах.

"Я знаю этот запах… Мед. Эти штуки полны меда". Сколько же они ждут здесь, спрятанные людьми, давно обратившимися во прах? Он сунул руку в горлышко и почти сразу рука погрузилась в холодное, густое содержимое. Бальзам для ноющих ожогов — и утешение вдруг проснувшегося голода.

— Бутыл?

— Сюда. Я в большой комнате у ровной стены. Каракатица, здесь кувшины, сотни амфор. Полных меда. — Он вытащил руку и лизнул кончики пальцев. — Боги, да он свежий. Смажь ожоги, Каракатица…

— Только если ты обещаешь, что дальше мы не полезем через муравейник.

— Внизу нет муравьев. Сколько с нами?

— Все, что спустились.

— Смычок?

— Он еще жив, хотя жар чуть его не схватил.

— Значит, веревок хватило. Хорошо.

— Да уж. Пока они держат. Похоже, Урб решил стащить Хеллиан на спине.

— Они будут следующими?

— Да. Как снять крышку?

— Вращай против. Вращай и вращай.

— Бутыл услышал, как сапер возится с другой амфорой. — Он свежий, так что не может быть очень старым.

— Знаки на крышках… Карак, я не могу их видеть, но могу ощупывать. У моей бабушки был ритуальный сосуд для магии — там те же знаки. Если не ошибаюсь, Карак, это джагутская работа.

— ЧТО?

— Но сами сосуды из Первой Империи. Проведи рукой по стенкам. Гладкая как яичная скорлупа — если бы был свет, клянусь, она оказалась бы небесно — голубой. При хорошей закупорке…

— Я все еще чувствую аромат цветов.

— Знаю.

— А ты толкуешь о тысячах и тысячах лет.

— Да.

— Где твоя любимая крыса?

— Отыскивает путь. Напротив другая комната, пустая — то есть мы можем пройти туда и искать следующие…

— Что-то не так?

Бутыл покачал головой: — Ничего. Просто чувствую себя… странно. Прикоснулся спиной к стене — она онемела…

— Дыханье Худа, в меде какой-то мак? Я тоже начал… боги, голова кружится.

— Да, лучше сказать остальным.

Бутыл ничего не видел вокруг, но ему казалось, что мир вращается, кружится. Сердце ускорило бег. "Дерьмо!" Он полез к следующей арке. Попытался втащить себя за нее — и упал.

Удар о камни показался далеким, хотя он явно падал не менее двух саженей. Он как бы вспомнил громкий треск, шлепок… сообразив, что это его макушка ударилась о плиты…

Сверху на него упал Каракатица и перекатился, громко охнув.

Бутыл нахмурился. Пошарил руками по полу. "Крыса… где она… Пропала. Я потерял ее. О нет, я потерял ее!"

Миг спустя он потерял и все остальное.

Корабб протащил бесчувственного Смычка по последнему отрезку тоннеля. Ощупал уступ, найдя веревку, свисающую от трех связанных вместе ножен, услышал неясные голоса далеко снизу. Жар клубился вокруг, словно змеи; он с трудом подтянул малазанина к краю.

Схватил веревку, начал втягивать.

Нижняя треть вся состояла из узлов — ее связали из ремней и портупей. Он проверил каждый узел, тщательно, но не нашел слабых звеньев. Корабб спутал руки малазанина у запястий и локтей, затем связал ноги — при этом ощупал покрытые запекшейся кровью раны от копий, обнаружив, что все бинты потерялись по дороге. Пропустив свою голову и левое плечо между рук Смычка, он привязал тело к себе, схватился за веревку и начал спуск.

Он почти падал, потому что размер шахты оказался слишком большим и ноги едва касались стены. Руки все больше слабели. Но тут под ногой оказался выступ, на который можно было опереться. Ниже лаз сужался. Корабб смог отдохнуть.

Боль ожогов, тяжелый стук сердца, хрип дыхания. Вскоре он возобновил спуск. Теперь лезть было легче — шахта становилась все уже.

Наконец он был внизу. Слева раздалось нечто вроде хихиканья, быстро затихшего.

Он пошарил рукой в том направлении и нашел арку. Кинул туда конец веревки и услышал, как она ударилась о тело.

"Все уснули. Неудивительно. Я и сам готов уснуть".

Он отвязал Смычка и ощупал всё вокруг. Ноги стоят на качающихся кувшинах, со всех сторон храп, тихое дыхание — и сладкий, приторный запах. Он протащил Смычка поближе.

Мед. Много кувшинов меда. "Думаю, полезно для ожогов. И для ран". Найдя открытый сосуд, Корабб извлек пригоршню меда и начал наносить жидкость на колотые раны сержанта. Смазал ожоги — Смычка и свои. И уселся. Блаженное онемение захватило тело.

"Ох, этот мед… это Карелбара — богоносец. Ох…"

Кулак Кенеб вышел на утренний свет, встал и замигал, оглядывая хаос палаток, по большей части подпаленных, и солдат — бредущих, качающихся или стоящих, уставившись через выжженное поле на город. И'Гатан, мутный в потоках вздымающегося жара, бесформенная могила, оплывающая на склоны своего холма. Там и тут еще вспыхивали огни, выстреливали языки пламени, вначале бледно — оранжевые, потом тускло — красные.