Клуб адского огня - Страуб Питер - Страница 32

Лиланд Дарт отказался разговаривать с прессой, но передал через своего представителя, что обвинения против его сына лишены каких-либо оснований.

Две длинные колонки на двадцать первой странице «Таймс» сообщали читателю неполную информацию, которую корреспонденты успели собрать за ночь. Брат мистера Дарта, Питер, адвокат из фирмы на Мэдисон-авеню, также выразил уверенность в невиновности Ричарда. К его мнению присоединились несколько соседей родителей обвиняемого. Роджер Страглз, безработный в настоящее время, кораблестроитель и близкий друг обвиняемого, заявил репортеру: «Дик Дарт — беспечный, чрезвычайно остроумный парень. Ни за что в жизни он не сделал бы того, в чем его обвиняют». Бармен по имени Томас Лоу описал его как «выдержанного, искушенного в жизненных делах и обаятельного парня». Мистер Сейкс Кобург, вышедший на пенсию преподаватель английского языка, вспомнил мальчика, который «всегда старался выполнить любое задание, прилагая к этому минимум усилий». В ежегоднике Дарта нашлась запись о том, что он мечтал быть врачом и выбрал себе девизом изречение: «Средства к существованию заработают для нас наши слуги».

Из Йеля, который закончили также дед и отец Дарта, он был исключен во втором семестре с первого курса по неизвестным причинам, но потом все же умудрился окончить университет со средними результатами. Из двухсот двадцати четырех выпускников юридической школы Дарт был сто шестьдесят первым. Сдав экзамен на адвоката со второй попытки, Дик сразу же поступил на работу в фирму отца. Представитель этой фирмы характеризовал его как «уникального и неоценимого члена нашей команды, чьи особые дарования всегда помогали оказывать всем нашим клиентам первоклассные юридические услуги».

Уникально одаренный адвокат жил в трехкомнатной квартире в Харбор-Армз, единственном многоквартирном доме в Вестерхолме, расположенном рядом с яхт-клубом на Секвонсет-бэй, в районе Блю-Хилл. Соседи по дому сказали, что он любил одиночество и частенько громко включал музыку, когда возвращался домой в два-три часа ночи.

За счет связей своего отца эта ленивая, самодовольная свинья умудрялась легко скользить по жизни, не говоря уже об окончании трех престижных учебных заведений. Он выбрал трехкомнатную квартиру в Харбор-Армз. Блю-Хилл был одним из лучших районов Вестерхолма, а в яхт-клуб принимали только людей вроде Элдена Ченсела и Лиланда Дарта. Однако Харбор-Армз, построенный в двадцатые годы под казино, представлял собой уродливое кирпичное здание, которое терпели только потому, что здесь удобно было жить официантам, барменам и прочей мелкой обслуге яхт-клуба. Но что делал в этом болоте Дик Дарт? Возможно, он поселился там, чтобы позлить своего отца. До Норы дошло вдруг, что у Дика Дарта были отвратительные отношения с отцом — еще хуже, чем у Дэйви.

И вновь, так явственно и страшно, будто наяву, она увидела перед собой Дика Дарта за решеткой, делающего шаг в сторону и замораживающего ее зловещим многозначительным подмигиванием Нора сложила газету, жалея о том, что ей хоть раз в жизни пришлось столкнуться с Дартом, и радуясь тому, что никогда больше его не увидит. И пусть даже выяснятся более жуткие детали, пусть следствие истратит уйму чернил и бумаги, как радостно пророчествовал Эллен, — она дала себе слово обращать как можно меньше внимания на это дело.

Но все-таки интересно, следом подумалось ей, а что если бы она была по-настоящему знакома с Диком Дартом? Как могла бы она примирить свои воспоминания о нем с тем, что он сделал? Содрогнувшись, Нора вдруг поняла причину отчаяния Дэйви. Для него это был настоящий шок. Человек, с которым он ежедневно встречался в течение двух лет, оказался извергом. На это здравомыслящий Мэтт Керлью наверняка сказал бы ей: «Дай ему обдумать все это самому столько, сколько он захочет, а потом сделай хороший завтрак и дай ему выговориться».

Нора бросила газету на стол и прошла на кухню, чтобы поджарить рогалики, достать из холодильника сливочный сыр и приготовить омлет. Сегодня был явно не подходящий день для борьбы с холестерином. Она смолола кофе и поставила на огонь чайник. После этого Нора накрыла на стол и положила газету рядом с тарелкой Дэйви. В тот момент, когда она выкладывала горячие рогалики и сыр, музыка внизу стихла. Открылась и закрылась дверь гостиной. Нора повернулась к плите, еще раз взбила яйца и вылила их на сковородку. На лестнице послышались шаги Дэйви. Нора хорошо знала, что сейчас увидит, но заставила себя улыбнуться, поворачиваясь к двери. Дэйви посмотрел на жену безо всякого выражения, затем перевел глаза на стол и кивнул.

— Я как раз гадал, сядем ли мы сегодня наконец завтракать.

— Сядем. Вот-вот будет готов омлет, — сказала Нора.

Дэйви вошел в кухню с таким видом, словно его заставили это сделать.

— Это та газета! — спросил он.

— Да, на первой странице. А внутри есть еще одна большая статья.

Дэйви хмыкнул, сел и уткнулся в газету, намазывая на рогалик сыр. Нора посыпала яичницу перцем.

Когда она ставила тарелки на стол, Дэйви поднял голову и сказал:

— Выходит, настоящее имя Попей — Офелия?

— Век живи — век учись.

— Я как раз подумал то же самое, — сказал Дэйви, сосредоточивая внимание на тарелке. — Знаешь, хотя мы не часто едим омлет, ты всегда умела отлично его приготовить. Он у тебя получается то, что надо.

— Умела?

— Как тебе больше нравится. Единственная, кроме тебя, женщина, которая готовила яйца так, как я люблю, была О'Дотто.

Нора села.

— Ее имя было Дей — почему ты называешь ее О'Дотто?

— Не знаю. Мы все ее так звали...

— А почему вы прозвали ее Чашечницей?

Дэйви наконец соизволил посмотреть на нее, но с тем же недовольным видом, с каким вошел в кухню.

— Могу я наконец почитать газету?

— Извини, — сказала Нора. — Я знаю, как это тебя расстраивает.

— Меня очень многое расстраивает.

— Читай, читай.

Дэйви пристроил газету на столе так, чтобы удобно было смотреть поочередно то на текст, то на тарелку, не рискуя встретиться глазами с Норой. За спиной у Норы запел чайник, и она встала, чтобы насыпать в кофеварку молотый кофе и наполнить ее кипятком. Закрыв плотно крышку кофеварки, она поставила ее на стол. Дэйви склонился над газетой с рогаликом в руке. Нора поднесла ко рту вилку с кусочком омлета и вдруг поняла, что не очень голодна. Она смотрела, как темнеет жидкость в кофеварке. Через какое-то время она снова принялась за омлет и с радостным удивлением обнаружила, что он еще теплый.

Дэйви хмыкнул, прочтя что-то в газете.

— Вот дают! Они приводят мнение даже этого старого чокнутого Сейкси Кобурга. Да ему уже лет сто. Я как-то спросил его, не думал ли он о том, чтобы включить в учебный план по литературе «Ночное путешествие», а старик ответил, что опасается за своих учеников, если в свободное от уроков время они начнут читать всякий бред. Представляешь? Кобург носил все время один и тот же твидовый пиджак и галстук-бабочку, как Мерл Марвелл. Он и внешне чем-то смахивал на Мерла Марвелла, — Марвелл, который когда-то начинал редактировать новую серию «Черный дрозд», вот уже лет десять был самым уважаемым редактором в «Ченсел-Хаусе», и Нора знала, что восхищению Дэйви этим человеком всегда сопутствовала ревность. По отдельным неосторожным замечаниям мужа Нора поняла: Дэйви опасается, что Марвелл довольно невысокого мнения о его способностях. Нора встречалась с Марвеллом на нескольких издательских вечеринках в «Тополях» и находила его неизменно обаятельным, однако не стала делиться этими впечатлениями с Дэйви.

Нора коснулась руки мужа, и несколько секунд он терпел ее прикосновение, а потом руку убрал.

— Могу себе представить, каково тебе сейчас. Мальчишка, с которым ты учился в школе, — серийный убийца.

Дэйви оттолкнул тарелку и закрыл лицо руками. Когда он их опустил, взгляд его был устремлен в противоположный конец кухни. Дэйви вздохнул:

— Ты хочешь поговорить о том, чем я так расстроен? На это ты все время намекаешь?