Всемирный следопыт, 1926 № 06 - Беляев Александр Романович - Страница 12

«Эй, вы, синьор! Слушайте!.. Я стрелял, я не стрелял. Я стрелял, я не стрелял. Записывайте, если хотите, но записывайте все! Что, взяли?..»

Селла улыбнулся. Он стал весел.

«Если хотите, синьор, я мысленно спою вам песенку:

Он мысленно пел, а под словами веселой песни незаметно для него самого, как черная змея среди цветов, проползала опасная мысль…

«Пуля прошла всего на один палец над головой премьера… Она попала в витрину магазина и сделала в стекле круглую дырочку. Ни одной трещины… Премьер откинулся на спинку автомобиля и, побледнев, смотрел на толстого секретаря… Чьи-то руки схватили меня за плечи…»

Селла вдруг похолодел от ужаса, когда заметил эту черную змею запретных воспоминаний. Он хотел усыпить песенкой внимание своего врага, но усыпил свою собственную бдительность. Впервые за всю жизнь он заметил, что в мозгу могут протекать одновременно несколько верениц мыслей. Одни из них, как освещенные солнцем корабли, плывущие по зеркальной поверхности моря, протекают в свете нашего сознания. А другие, подобно глубоководным рыбам, скользят незаметно в глубине и мраке подсознательной жизни. Вместо одного врага, одной вереницы мыслей, их было несколько — тысячи цепочек мыслей, за которыми невозможно уследить… Что если все их можно подслушать этим чертовским аппаратом?..

Селла похолодел. Он скрипнул зубами и не мог сдержать стона. Его нервное напряжение готово было перейти в истерический припадок. Он уже хотел крикнуть: «Довольно! Я виновен!», чтобы скорее прекратить эту пытку.

И, как только он подумал об этом, жужжание индукционной катушки вдруг прекратилось.

— Ну, что ж, достаточно! — услышал он голос Беричи, сделавшийся вдруг сухим и официальным.

— К сожалению, вы оказались не столь невинным… За это время, как я слушал ваши мысли, вы не раз, не два и не три выдали себя, хоть и пытались отвлечь свои мысли от опасных воспоминаний… Извольте же подписать заявление о том, что вы признаете себя виновным в покушении!

Селла, блуждая глазами, сделал подпись трясущейся рукой и, шатаясь, вышел из кабинета.

IV.

Минетти бросился к Беричи и обнял его.

— Гениально! Поразительно! Вы оказали мне и правосудию чрезвычайную услугу. Я бесконечно благодарен вам, хотя, конечно, моя благодарность ничтожна по сравнению с тем, что ожидает вас… Признаюсь, я очень сомневался, но теперь…

Беричи не дал ему договорить. К изобретателю «идеофона» вернулась вся его насмешливость и веселость. С ловкостью обезьяны выскользнул он из об'ятий Минетти и, сощурив хитро левый глаз, спросил:

— А теперь вы верите в мое изобретение?

И опять, не дав договорить следователю, он затараторил:

— И напрасно! Совершенно напрасно! Мой секрет изобретен не мною. Он изобретен давным давно тем, который первый крикнул: «На злодее шапка горит!» Разве эта пословица, в разных вариантах, не существует у всех народов сотни лет?.. Так вот, шапку, которая на злодее горит, я, по моде двадцатого века, приукрасил только электрической отделкой!

Минетти был поражен и разочарован.

— Значит, никакого изобретения нет?..

— Ну, не совсем так. Нам все же удалось при помощи этого «изобретения» добиться сознания. Но это только игра на психологии! Попробуйте стать в угол с тем, чтобы не думать о леопарде. Вам это не удастся. Ну, а для Селла таким «леопардом» является его преступление. Он не мог не думать о нем. Уверенный же, что все его мысли узнаны, преступник счел себя уличенным, в чем и расписался. Просто?..

V.

Несмотря на всю строгость тюремного режима, весть о признании Селла, добытом при помощи какого-то аппарата, скоро стала известна всем заключенным.

И когда в кабинет судебного следователя привели четырех арестованных по делу о покушении на премьер-министра, чтобы об'явить им о том, что они свободны, один из них подошел к следователю и твердо сказал:

— Я не принадлежу к тем простачкам, которые сами сознаются, хотя бы их вина и не была еще доказана. Но я не из тех, которые из-за своей шкуры допускают пострадать за себя невинного. Селла совершенно невиновен. Он сознался только потому, что вы заморочили ему голову вашим дурацким аппаратом. Я стрелял в премьера и выстрелю еще раз, если представится случай. И только я один должен нести ответ.

Беричи, который присутствовал. при этом, невольно покраснел.

Но Минетти только с добродушной насмешкой посмотрел на него. Да, «изобретение» Беричи не совсем идеально. Шапка оказалась способной гореть на голове не только злодея и чуть было не погубила невинного. Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минетти ждало повышение.

А каким путем это было достигнуто, не все ли равно?.. Только бы этот путь привел его в Рим!..

Пасть тигра.

Фото с натуры.

-

Два берега.

Рассказ Леонида Тютрюмова.

I.

Погоня осталась позади, и человек по непривычному вдохнул полной грудью струю свежего утреннего воздуха. Деревья в сонной полудремоте лениво пригибались к просыпающейся земле. Серебряные росяные слезы, срываясь с острых поникших листьев, падали вниз. От земли шел легкий пар, похожий на сизый табачный дым. Зелень приподняла свое благоухающее лицо и потянулась к солнцу.

Человек шагал упрямо, преодолевая усталость. Иногда он останавливался, но затем громадным усилием воли заставлял себя снова двигаться вперед.

Небольшого роста, слегка сутулый, но крепкий, он потерялся среди спокойно-широких и высоких дубов.

Его странного желто-серого оттенка, давно небритое лицо выражало недоумение и было напряжено, как бы перед решением трудной и чрезвычайно сложной задачи. Он слегка прихрамывал на левую ногу, но шаг его от этого не изменялся и был попрежнему тороплив. С высоко закинутой головой, весь настороженный, он был похож на загнанного ветвисторогатого оленя и, казалось, еще где-то в теплом воздухе были слышны дребезжащие звуки охотничьего рожка. Шагая, человек поправил тяжелый кольт с длинным, сурово мерцающим черным стволом, жутким, как сама смерть, и лицо его вновь искривилось в болезненную усмешку. Наверху пронзительно заверещала иволга. Воздух был наполнен густым запахом, лесной полупрелой сыростью раннего утра.

Неожиданно споткнувшись, путник вскрикнул, — боль усилилась, и его шаг стал немного замедленным, хотя он знал, что за ним могла быть погоня. Он играл с закрытыми глазами: на чью сторону должен был упасть выигрыш, для него было неизвестно.

Однако, несмотря на все препятствия утомительной дороги, он решил не уступать своего права на выигрыш.

Вновь, сопровождая человека, пронзительно запела любопытная иволга. Не обращая внимания на пение птицы, он шагал дальше.

Во рту у него пересохло. Нервы его были болезненно натянуты. Каждый легкий посторонний шум отражался на них, как на тончайшем инструменте в нежных руках музыканта. Пыль на его сапогах говорила о пройденном пути, и это было так же верно, как и то, что человек в лесу от кого-то спасался.

Дорога спускалась вниз, пересекая собою сырой овраг, и затем поднималась дальше, выше уровня пройденного пути. Поднимаясь на другую сторону оврага, беглец решил было присесть, чтобы, передохнув, двинуться дальше, но потом раздумал, подошел к кряжистому дубу, приткнувшемуся вблизи дороги.