Глотка - Страуб Питер - Страница 68

– Не искушайте судьбу, – Фонтейн наклонился ко мне. Сегодня мешки у него под глазами были не такими багровыми. – Как вы думаете, во сколько ваш друг Рэнсом вернулся из больницы домой?

– Хотите проверить его алиби?

– Что ж, я могу это сделать, – он улыбнулся. – Мы с Хоганом представляем на этом муниципальном карнавале полицейское управление.

Яркий образец полицейского юмора.

От Пола не укрылась моя реакция на его шутку.

– Ну же, – сказал он. – Ведь вы прекрасно знаете, что здесь должно произойти.

– Если хотите задавать мне вопросы, можете отвезти меня в управление, – сказал я.

– Ну, ну. Вспомните лучше об услуге, которую вы попросили меня вам оказать.

– Вы о номере машины?

– Нет, о другом, – открыв чемоданчик, Фонтейн показал мне толстую пачку напечатанных на машинке и написанных от руки листов.

– Дело «Голубой розы»?

Фонтейн кивнул, физиономия его расплылась при этом в улыбке.

– Так вы как раз собирались сказать мне, во сколько ваш друг пришел домой в среду утром.

– В восемь часов, – сказал я. – От больницы до его дома около двадцати минут ходьбы. А вы говорили, что будет очень трудно разыскать это дело.

– Пачка лежала наверху на одном из шкафов в подвале архива. Кто-то еще интересовался этим делом и не потрудился даже положить его на место.

– Не хотите сначала просмотреть его сами?

– Я снял копии со всей этой чертовой кипы. Только верните дело как можно скорее.

– Почему вы сделали это для меня?

Фонтейн снова улыбнулся мне, не пошевелив ни одним мускулом.

– Вы написали дурацкую книжку, которой восхищается мой сержант. А я ставлю его выше всех других сержантов. К тому же, возможно, в вашей бредовой идее все-таки что-то есть.

– Вы считаете, что глупо думать, будто нынешние убийства «Голубой розы» связаны с теми, давними?

– Конечно, смешно, – Фонтейн склонился над чемоданчиком. – Кстати, не могли бы вы перестать оказывать помощь следствию перед телекамерами? Для публики миссис Рэнсом должна оставаться одной из жертв Уолтера. И мужчина с Ливермор-авеню тоже.

– Его так и не опознали?

– Нет. А что?

– Вы никогда не слыхали об исчезнувшем студенте Джона по имени Грант Хоффман?

– Нет. А как давно он исчез?

– Недели две назад. Не пришел на консультацию к Джону.

– И вы думаете, он может быть второй жертвой убийцы?

Я пожал плечами.

– Вы не знаете, какого числа он пропустил консультацию?

– Кажется, шестого.

– Это на следующий день после того, как было найдено тело, – Фонтейн бросил взгляд на Хогана, который как раз разговаривал с родителями Джона Рэнсома. Повернувшись к детективу, Марджори жадно ловила каждое его слово. Она выглядела при этом как девочка, первый раз собравшаяся на танцы.

– Может быть, вы случайно слышали, сколько лет этому самому студенту.

– Около тридцати. Он не студент, а аспирант.

– Может быть, после похорон мы... – Фонтейн неожиданно замолчал, затем встал и похлопал меня по плечу: – Верните мне дело через день-два.

Пройдя вдоль ряда пустых стульев, он направился к Майклу Хогану. Оба детектива отошли от Рэнсомов и остановились неподалеку. Хоган оценивающе посмотрел на меня, затем на Джона. Марджори Рэнсом продолжала смотреть на Хогана с открытым ртом, пока Ральф не повернул ее нежно, но твердо, к седоволосому брокеру. Но даже после этого она оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на Хогана. Я понимал, что она при этом чувствует.

– Простите, вы – Тим Андерхилл? – произнес чей-то голос рядом со мной.

Повернувшись, я увидел коренастого мужчину лет тридцати пяти в легком темно-синем костюме и темных очках. На лице его застыло выжидательное выражение.

Я кивнул в ответ на его вопрос.

– Я – Дик Мюллер из фирмы «Барнетт». Мы говорили с вами по телефону. Я хотел сказать, что очень благодарен вам за совет. Как вы и говорили, как только журналисты узнали обо мне, они буквально посходили с ума. Но вы предупредили меня заранее, так что я нашел способ спокойно входить и выходить из офиса.

Мюллер сел передо мной, радостно улыбаясь – сейчас он расскажет мне, какой он умный. Но тут дверь снова открылась, и я увидел, как вслед за молодым человеком в джинсах и черном пиджаке в часовню входит Том Пасмор. Молодой человек был почти так же бледен, как Том, с черными волосами и бровями. Он не отрывал взгляда от гроба с телом Эйприл. Том едва заметно махнул мне рукой и встал возле стенки.

– Знаете, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть на работу? – не унимался Мюллер.

Мне хотелось избавиться от него поскорее и поговорить с Томом Пасмором.

– Я спросил Росса Барнетта, не хочет ли он, чтобы я...

Я прервал поток его красноречия.

– Это правда, что мистер Барнетт собирался послать Эйприл Рэнсом в Сан-Франциско открывать новую фирму, что-то вроде совместного предприятия с другой брокерской конторой?

Мюллер удивленно заморгал. Глаза его за темными стеклами очков казались огромными.

– Кто-то рассказал вам об этом?

– Не совсем, – сказал я. – Скорее просто передали слухи.

– Что ж, некоторое время назад действительно ходили слухи о переезде в Сан-Франциско, – теперь Мюллер выглядел обеспокоенным.

– Так вы не это имели в виду, говоря о мосте?

– О мосте? – удивился Мюллер.

– Вы велели мне сказать вашей секретарше...

Мюллер улыбнулся.

– А, вы имеете в виду проект строительства мостов. Ну да. Чтобы напомнить мне, кто вы. А вы думали, я имел в виду мост Голден-Гейт?

– Я подумал так из-за Эйприл Рэнсом.

– Да, понимаю, но дело было вовсе не в этом. Я говорил о мосте на Горацио-стрит. Здесь, в городе. И тоже по ассоциации с Эйприл – она была буквально помешана на местной истории.

– Она писала что-то об этом мосте?

Мюллер покачал головой.

– Мне известно лишь, что она называла это делом о мосте. Но послушайте, Росс... – он огляделся и махнул головой в сторону седоволосого благообразного господина, беседующего с Ральфом Рэнсомом. – Он тоже работал над этим делом.

Мюллер продолжал рассказывать, как проник в здание через шляпный салон на Палмер-стрит, прошел через подвал, потом поднялся по лестнице для обслуживающего персонала на четвертый этаж, а оттуда – в комнату для множительной техники конторы Барнетта.

– Умно придумано, – сказал я.

Мюллер был из тех, кто готов рассказывать свои истории каждому, кто станет слушать. Я попытался представить себе их встречи с Уолтером Драгонеттом. Мюллер наверняка бормотал что-то об акциях и ценных бумагах, а Уолтер спокойно сидел напротив, пытаясь представить себе, как выглядела бы эта замечательная огромная голова на полке холодильника.

– Вам, должно быть, не хватает Эйприл Рэнсом, – сказал я.

– О, конечно. Она была чем-то вроде звезды нашей фирмы.

– А какой она была? Я имею в виду в личном плане? Вы не могли бы описать ее?

Задумчиво скривив губы, Мюллер обернулся на своего босса.

– Эйприл работала больше всех, кого я знаю. Она была умной, с замечательной памятью и огромным запасом энергии.

– А сослуживцы любили ее?

Мюллер пожал плечами.

– Вот Росс – он явно симпатизировал Эйприл.

– Звучит так, как будто вы хотите сказать нечто большее.

– Ну, я не знаю. – Мюллер снова оглянулся на босса. – Эйприл напоминала человека, движущегося со скоростью девяносто миль в час. И если ты двигался медленнее, она тебя просто не замечала.

– Вы слышали когда-нибудь, что Эйприл собиралась уволиться и родить ребенка?

– Неужели? Разве такая женщина способна бросить карьеру ради ребенка? – Мюллер быстро зажал ладонью рот и огляделся, чтобы понять, не услышал ли кто-нибудь его смешка. Я заметил на его толстых пальцах два кольца: обручальное с небольшим бриллиантом и перстень с печатью колледжа.

– Ее вполне можно было назвать агрессивной. Это не критика. Мы все должны быть агрессивными на такой работе.

Люди продолжали прибывать по двое, по трое. Пока я говорил с Мюллером, они заполнили приблизительно две трети мест. Я узнал среди них несколько соседей Джона. Когда Мюллер наконец встал, я тоже поднялся и направился, неся тяжелый чемоданчик Фонтейна, в дальний конец зала, где Том Пасмор как раз налил себе кофе.