Они живут рядом со мной (сборник) - Онегов Анатолий Сергеевич - Страница 23

Этого лося я знал и даже дал ему имя — Задира. Это имя бык получил за несговорчивый нрав. Я частенько видел тропы Задиры, встречался с ним около озера и около лесного ручья, куда лоси выходили по ночам на кормежку. Задира хромал, и в бинокль была хорошо видна рана на боку животного, рана глубокая, не заживавшая. Эта рана не походила на след медвежьих когтей или волчьих клыков — скорей всего, это был след пули. Пуля, видимо, задела кость, и теперь боль мешала лосю жить.

Сколько раз волки устраивали засады на краю болота, сколько раз стерегли здесь лосей, но только один раз за все лето им удалась завершить охоту — загнать жертву на топкое болото. И жертвой стал бык инвалид.

Человек-охотник совершил преступление: нарушая все охотничьи законы, он оставил в лесу раненое животное. Этот лось был обречен на гибель в тяжелое зимнее время. Вряд ли он смог бы легко уйти от врагов по предательскому насту, и уж конечно бы не выдержал поединка с соперником и никогда не стал отцом лосят. Животное было вычеркнуто из списка жизни, и волки привели приговор природы в исполнение.

Мне никогда не приходилось видеть, как волки ловят мышей. Об этом я прочитал лишь в книжке Фарли Моуэта «Не кричи, волки». Автор подолгу наблюдал подобную охоту волков и, как мог, постарался доказать людям, что волки не так жадны и прожорливы, как порой кажется тем, кто мало знаком с законами природы. Но мне приходилось встречать следы других очень интересных волчьих охот. Я могу утверждать, что мои волки умели ловить щук и лещей, когда те, уставшие, выбившиеся из сил после нереста и долгого пути по ручьям и разливам, скатывались обратно в озеро вместе с входящей в берега весенней водой. Я находил следы охоты волков за кротами и лягушками и не раз достоверно убеждался, что серые разбойники посещают малинники и брусничники и собирают там ягоды.

Да, волки частенько заглядывали туда, где поспевали ягоды. Любят ягоды и собаки. Собаки, явившиеся в лес вместе с рыбаками, часами пропадали на болотах и в малинниках, когда все вокруг избушки было ими выловлено и уничтожено. А вот волки посещали брусничники даже тогда, когда неподалеку на болоте жили глухари. Я находил около ягодных кустиков следы волчьих лап, находил и веточки брусники, легко прикусанные острыми волчьими зубами.

Я видел, как волки раскапывали землю около лесной дороги и вырывали из земли корни растений. Все знают, что грозный хозяин тайги, порой неукротимый зверь — медведь с удовольствием употребляет растительную пищу. Поспеет малина, и медведь бродит по малинникам и обсасывает самые урожайные ветки. Начнет наливаться на полях овес, и мишка отправляется туда, на овсы. Не пройдет этот зверь и мимо болота, где есть водяная гречиха и созревает клюква. Обожает медведь красную смородину и порой охотно собирает по полянам грибы, хотя совсем рядом разгуливают лоси и пасется стадо домашних телят.

Меню хищника в природе до сих пор загадка. Выводы о вкусах и количестве пищи, поглощаемой тем или иным зверем, сделанные в условиях неволи, очень часто оказываются неверными. Вспомните тех же самых охотничьих собак — они никогда не откажутся от хорошего куска мяса. Но вот заканчивается зимний промысел в тайге. Собаки возвращаются вместе с охотником в деревню, и в деревне нередко хозяин забывает о своих четвероногих помощниках до следующего сезона, до следующей зимы. И очень часто собаки за это время ничего не получают от людей.

Чем поддерживают свою жизнь эти истощавшие животные? Редким куском хлеба, старой костью, кой-какими отбросами. У этих позабытых людьми собак всегда жадно горят глаза, и дай им сейчас ведро молока или хороший котел щей, и голодный пес не отойдет от ведра или котла до тех пор, пока не поглотит все съестное. Но никто не вынесет собакам ни каши, ни мяса, ни хлеба, ни молока. И они продолжают понуро лежать у крыльца, перехватывая просящими взглядами своего хозяина и дожидаясь начала нового охотничьего сезона, когда начнется новый путь в лес и когда снова будет вдоволь мяса. А пока надо поститься и весну, и лето, и большую часть осени…

Неделями могут голодать почти все хищники, и никак нельзя сравнивать то количество пищи, которое получают в неволе ежедневно волк, медведь, выдра, с тем пропитанием, что досталось бы этим же животным в лесу, на озере.

Но все-таки и волк, и медведь остаются хищниками, и не каждый пастух согласится пасти свое стадо рядом с охотничьими тропами этих животных. Вот почему нередко на нижнем сучке дерева около пастушьего костра и увидишь висящее охотничье ружье. Вот почему и гремят порой выстрелы в наших лесах, предупреждая на всякий случай и волков, и медведей о том, что человек внимательно следит за своими хищными соседями…

ВЫСТРЕЛЫ В НОЧНОЕ НЕБО

Часто я проводил время с пастухами возле пастушьих костров, подолгу пил вместе с этими интересными людьми крепкий, душистый чай, заваренный прямо в котелке, слушал рассказы пастухов о волках и медведях и почти всегда видел тут же около костра на нижнем сучке дерева охотничье ружье, приготовленное, как я понимал, на случай нападения хищников.

Ружье полагалось брать с собой в лес каждый день — ведь в лесу и летом, и осенью все время были и волки, и медведи, но проходило лето, наступала осень, приближалась пора загонять стадо на зиму во дворы, и за все это время ни волки, ни медведи ни разу не подходили к стаду. И так повторялось порой из года в год… Так для чего же брали с собой пастухи ружья?..

Нет, ружья пастухов все-таки стреляли, но не в волков и не в медведей, а в ночное небо…

Я слышал от пастухов, что эти выстрелы, которые нет-нет да и гремели возле стада, были своеобразными предупреждениями разному зверью, но как действует такое предупреждение, долго ли помнит его хищный зверь, сам я проверил несколько позже, когда оказался в горах Алтая возле большой горной пасеки…

На Алтай я приехал в 1974 году, уже после того, как в журнале «Наука и жизнь» была опубликована моя повесть о медведях. Называлась эта повесть «В медвежьем краю», и рассказывалось в ней о том, как автор два года провел в Архангельских лесах, живя бок о бок с бурыми медведями, и вернулся обратно живым и здоровым. Отсюда я попытался сделать вывод, что те медведи, которые встречались мне в это время в тайге, были в общем-то покладистыми, добродушными животными.

Как только эта повесть была опубликована, стал я получать письма, среди которых было и письмо, пришедшее с Алтая. Автор письма приглашал меня посетить Алтайские горы и познакомиться с местными медведями. Судя по письму, в тех местах, куда меня приглашали, медведей было очень много, и все они, по утверждению автора письма, одинаково уважительно относились к людям. А вот люди, говорилось дальше в письме, относятся к этому зверю плохо, преследуют его, бьют, всякий раз приписывая медведю чужие грехи. Словом, меня призывали приехать на Алтай, чтобы поддержать авторитет бурого медведя и тут и как-то приостановить ничем не оправданную стрельбу в этого зверя и весной, и летом, и осенью, и зимой…

Долго я собирался на Алтай, но наконец собрался и с весны, лишь стала падать в горных реках большая вода и дороги в горы стали полегче, отправился по указанному мне адресу. Поселился я на берегу горной речки в деревушке у самых гор. Да и деревушкой-то нельзя было назвать это тихое поселение — стояло на берегу реки всего пять низеньких домиков, и сразу же за этими домиками начинался подъем в гору.

Никакой дороги от деревушки к вершине хребта не было — все склоны заросли пихтой и непролазным кустарником, где с весны до середины лета кишели таежные клещи. Этих клещей все время приходилось стряхивать с куртки, с брюк, но стоило пробиться через кусты и пихтач вверх, как клещи исчезали и вместо кустов встречала тебя высокая, в рост человека, густая трава — джунгли горных лугов. По этой траве и были проложены вдоль и поперек глубокие медвежьи тропы-дороги. Тропы спускались сюда сверху, из кедрачей, и по такой тропе, как по узкому коридору, поднимался ты еще выше к низкорослым кривым березкам и кряжистым, витым от ветра горным кедрам.