Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 46

Милорада уже хотела было послать всю челядь на поиски Дивляны, но вдруг передумала и махнула рукой на Молчану с дочерью:

– А ну молчите обе! И ты не ори! Говорили кому?

– Никому, – сквозь плач произнесла Тепляна. – Только тебе…

– И чтоб молчали обе, как налим под корягой!

– Но как же…

– Где отец? – перебила их Милорада.

– Внизу вроде был…

– Велем, пошли! И молчи, чтоб никто не знал. А вы обе тут сидите и вниз ни ногой!

– Но она не могла…

– Потом разберемся, могла или не могла, а чтоб никто не знал! Иначе мы пропали!

Оставив Велема пока в сенях, хозяйка вошла в истобку с самым невозмутимым видом. Здесь уже сидели поляне во главе со своим веселым воеводой, разряженным, будто жених.

– Ну, как там наша невеста? – поприветствовав ее, осведомился Домагость. – Готова? Сваты ей подарки принесли, не хочет посмотреть?

– Еще как хочет! – весело отозвалась Милорада. – Никак платье не выберет! Одно нехорошо, другое надоело! Как ведь оно бывает!

И она так тепло улыбнулась киевлянам, что те тоже заулыбались и закивали: конечно, невеста волнуется!

– Сейчас придет! – успокоила всех хозяйка. – Пойду потороплю ее!

Она снова вернулась наверх, где еще сидели Молчана с дочерью, и устремилась к ларю.

– Умойся, чучелко! – прикрикнула она на Тепляну, быстро перебирая вещи. – Нет, не надо. Косу только пригладь. Молчанка, бегом вниз, там сидит Ярушка, скажи ей, чтобы дала из большого ларя белую паволоку, в какой она Лелей ходит, и неси сюда. Быстро, быстро, как будто крыша горит!

Когда Молчана вернулась, держа сложенное покрывало, для сохранности завернутое в кусок простого льна, ее дочь Тепляна уже была обряжена в варяжское платье Дивляны из зеленого фризского сукна, с ее пестрым поясом, а Милорада расправляла на ее груди три ожерелья – из разноцветных стеклянных, рыжих сердоликовых и белых хрустальных бусин. За эти бусины и серебряные подвески, за серебряные кольца и браслеты, оказавшиеся на загрубелых от работы руках Тепляны, обеих – и мать, и дочь – можно было легко купить.

– Что это? – Изумленная Молчана застыла на пороге, а хозяйка, не тратя времени на объяснения, взяла у нее из рук сверток.

– А ну, нагнись! – велела она Тепляне и, осторожно развернув драгоценный шелк, накрыла им девушку.

– Ты… что задумала-то, матушка? – дрожащим голосом спросила Молчана.

– А ты сиди здесь и молчи! – сурово приказала хозяйка вместо ответа. – Высунешься или пикнешь – не помилую!

Расправив паволоку, Милорада за руку повела девушку вниз.

– Голоса не подавай, только кивай, если что спросят! – шепотом наставляла она Тепляну по дороге. – Руки из-под покрывала не высовывай – они у тебя как копыта, а Белотур не дурак, догадается. А в остальном не бойся, никто тебя не съест.

Даже если Тепляна и боялась, то возражать, конечно, не смела. Замысел хозяйки выглядел не таким уж безумным: обе девушки были одинакового роста и сложения, а разобрать черты лица под покрывалом, да в полутьме истобки вряд ли получится.

– Вот наша невеста! – с торжеством объявила Милорада, за руку вводя Тепляну в истобку. – Оделась, нарядилась, убралась. А обычай у нас такой, что сговоренная невеста должна под паволокой прятаться, чтобы не сглазил никто.

Яромила вытаращила глаза: что это за новости? Но у нее хватило ума промолчать, и она даже постаралась придать лицу невозмутимое выражение. У Домагостя слегка дрогнули брови, и он взглядом спросил у жены: что это значит? Невесту покрывают только в день свадьбы, но не при сговоре! А Милорада отвела глаза, будто ничего не заметила, – всего случившегося взглядом не расскажешь.

А вот киевлян явление невесты под покрывалом ничуть не смутило. В каждой земле свой обычай, а беречься от сглаза невесте и впрямь надо. Если бы они не были знакомы с дочерями Домагостя, то могли бы опасаться, как бы им не подсунули какую-нибудь курицу щипаную, но Дивляну они уже видели и насчет ее красоты были спокойны. А потому без промедления стали вручать подарки: вино в греческих сосудах, стеклянные кубки, пару косяков цветного шелка.

Подходило время обеда, пора было накрывать столы, и Милорада не могла оставить все на одну челядь в столь ответственный день. Больше всего она заботилась, чтобы никто ни о чем не догадался. Дождавшись, пока муж выйдет, она побежала за ним. Ведь любая заминка делала возвращение истинной невесты все более и более сложным.

– Постой, батюшка! – В сенях Милорада схватила Домагостя за рукав и зашептала в самое ухо: – Беда у нас, девка-то пропала!

– Какая девка? – не понял Домагость.

– Дивлянка. Нету ее нигде, с ночи никто не видел!

– А…

– Это я Теплянку приводила, они ведь будто две ложки одинаковые, твой батюшка как знал – постарался! А Дивлянки нет! Она в Теплянкиной одеже ушла, нарочно девку на свое место подложила.

– А та куда пропала? – воскликнул Домагость, по-прежнему ничего не понимая. – Луни склевали?

– Экий ты, отец, бестолковый! – не сдержалась Милорада, хотя никогда не позволяла себе говорить с мужем так непочтительно. – Сама она ушла! Сама все подстроила, чтобы мы попозже хватились.

– Куда ж она делась?

– Да опомнись, отец! – Милорада в досаде сжала кулаки. – Неужели сам не догадаешься? Кто ее у тебя вот только что просил? Кому ты ее почти что обещал?

– Вольга, что ли? Судиславич?

– Дошло наконец! Доехало! Конечно, с ним! Я заметила, как он еще на пиру поминальном ей все ручки жал, да думала, ладно, пусть утешает, все на глазах ведь! А вон что вышло! Велем видел, как Дивляна к нему ночью шла, видел, что она Теплянкину сряду нацепила, не хотел пускать, а она его уговорила до клети ее выпустить. Ну а там его, дурня, угостили по голове чем-то, он только утром опомнился!

– Вольга, значит! – Домагость посуровел лицом и взялся за бороду. Он никак не предполагал, что дело дойдет до похищения. – Где Велем? Еще кто-нибудь знает?

– Велем да Молчанка с дочерью, больше никто.

– Смотри, чтоб не болтали. И Вельшу ко мне пришли.

Выслушав сына, старейшина первым делом послал его на Святоборов двор. Как и ожидалось, Вольги там не было: хозяин сказал, что плесковский княжич с дружиной уехал еще вчера вечером.

Пока сын ходил, Домагость обдумал происшедшее. Первым его побуждением было грохнуть колотушкой в железное било, висевшее возле гостиного двора, созвать ладожан на вече и потребовать созыва ополчения. Поскольку брак его дочери с полянским князем был одобрен всей Ладогой и заключался для общей пользы, то он был уже не внутренним делом Витонегова рода, а касался всех волховских словен. Но воевода быстро одумался. Похищение было проявлением Вольгиного своеволия, которое князь Судислав едва ли одобрит, а война с Плесковом Ладоге, ослабленной набегом Игволода, на пользу не пойдет и успеха не обещает – ведь здесь больше нет отважного и удачливого Одда Хельги с его дружиной.

Но пусть даже Дивляну удастся вернуть, а плесковский князь согласится выплатить виру за бесчестье и обиду, – сохранить тайну едва ли удастся. Брак Дивляны с киевским князем не сможет состояться, и все мечты о торговле с греками через низовья Днепра пойдут прахом. Спасти дело можно было только одним способом – догнать беглецов раньше, чем они достигнут Плескова, и вернуть Дивляну так, чтобы о бегстве знали как можно меньше людей. Хотя и пойдут слухи, но всегда можно сослаться на бабскую болтовню и наветы. Мало ли кому завидно, что Домагость дочь за князя отдает!

Поэтому, когда Велем вернулся от Святобора, Домагость сразу приказал ему собираться в дорогу.

– Ты ее упустил, ты и ворочай. Парней возьми с собой, десятка три. У Вольги дружины с полтора десятка, и если догоните раньше, чем до Плескова доберутся, то одолеете. А не сумеешь – не миновать нам либо бесчестья, либо рати с Плесковом. Да своей-то дружине не говори пока, в чем дело. И братьям не говори.

– Я скажу, что он Теплянку увез, – предложил Велем. – Девка ведь в ее платье одета.