Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 23

– Я хочу, чтобы ты и твоя сестра помогли мне не только добрыми пожеланиями, – продолжал Одд, не выпуская ее руки.

Яромила опустила глаза, глядя на его руку: жесткая от мозолей, худощавая, но сильная, четких очертаний, с длинными ловкими пальцами, она казалась красивой, несмотря на вечную язву на тыльной стороне кисти – от щита. Эта рука будто вела свой неслышный разговор с рукой Яромилы, так что девушка, пытаясь угадать его суть, едва сумела коротко ответить:

– Но как? Как мы можем помочь?

– Послушай еще немного. У Халоги есть две дочери, одну из них зовут Торгерд, а вторую – Ирпе. Тому, кто заслужит их благосклонность, они помогают в битве, являясь подобно Шлемоносным Девам11 в грозовой туче, в сопровождении града и молний. На каждом пальце у них по золотому кольцу, и из каждого кольца вылетает ослепительная молния, поражающая врагов. В дар им приносят золотые кольца… и некоторые из этих колец Иггвальд похитил из святилища Торгерд и Ирпе. Я хочу, чтобы он увидел, как сами они придут, чтобы покарать его. Устрашившись гнева богов, Иггвальд не сможет нам противиться, и все, что он ранее награбил в разных землях, достанется нам.

Когда он объяснил свой замысел более подробно, все вокруг разинули рты.

– Ты, витязь, совсем с ума сошел, что ли? – только и выговорил Домагость, и прочие старейшины ответили согласным гулом.

Они уже почти привыкли слышать от Одда Халейга невероятные повести, но то, что он теперь предлагал, превосходило всякое разумение. Все-таки страна великанов – это одно, а здесь у нас – совсем другое!

– Скажи мне, жрец, разве я хочу чего-то невозможного? – обратился Одд к Святобору, безошибочно выбрав его среди других старейшин, хотя тот сейчас по виду ничем не отличался от прочих. – Или вы не умеете вызывать грозу и гром?

Одд слегка приподнял брови и окинул взглядом старейшин. На губах его играла легкая полуулыбка, будто он спрашивал о сущей безделице и смешно было даже предполагать, что они этого не могут. Он-то не видел никакой разницы между Ладогой и волшебными странами. Для него волшебные страны были там, где он сейчас находился.

Старейшины переглянулись, вопросительные взгляды устремились главным образом к Домагостю и Святобору, жрецам Перуна и Велеса.

– Ведь приближается Середина Лета, день, когда мир богов подходит совсем близко к Среднему миру, населенному людьми, – продолжал Одд. – В эту ночь возможно многое, что невозможно в обычные дни.

– Он прав, – вдруг проговорила Яромила. – Я знаю… что боги близко. Они слышат нас… Они помогут нам.

– И я знаю, – поддержал ее Святобор, причем с таким видом, будто сам этому удивлялся, хотя и не очень сильно. – Дорогу к богам-то мы знаем. И впрямь, зачем лишнюю кровь проливать? И без того слишком многих мы к Марене проводили, с сырой землей парней поженили. Попробуем сделать, как он говорит. А не выйдет, так мечи наши при нас будут.

– Ты, что ли, Святко, грозу вызывать станешь? – Честомил недоверчиво усмехнулся, а дед Путеня в восторженном изумлении хлопнул себя по коленям.

– А ты не веришь, что справлюсь? – Святобор с азартом наклонился вперед, будто принимал вызов. – За старого обояльника12 меня держишь? Думаешь, жертвы беру, чтобы мяска дармового покушать? Ан нет, шишигу тебе! Боги помогут – и грозу вызовем! Или сам не ведаешь, на какой земле живешь?

Честомил сдержанно хмыкнул, но не стал возражать. Все знали, что Волхов, священная река, вытекает с Небес и впадает в Бездну: из Ильмеря в Нево-озеро. Верховья возле берегов Ильмерь-озера с глубокой древности считались владениями небесных богов – сперва чудского бога Юмоу, а позднее, когда пришли словене, Перуна. Ему и его жене, богине Перыни, возле Словенска еще сам древний князь Словен поставил святилище, которое называлось ее именем – Перынь. А Велесу и Веле-Марене поклонялись на Велеше, в самых низовьях Волхова, ниже Ладоги. И раз уж из Нево-озера, как из бездны, явился змей в облике Игволода, то Перун не замедлит поразить его стрелами молний, если люди попросят его об этом в самую священную пору лета.

Перед отъездом на Дивинце принесли жертвы Перуну. Зарезали молоденького бычка, пустили по кругу братину с медовухой, проливая понемногу на землю для Перуна, а Домагость, сидя с гуслями на коленях, пел славу богу воинов. И дружным возгласам где-то далеко-далеко отвечали раскаты грома. Перун услышал призывающих его.

Женщины в это время собрались у белого камня, где приносили жертвы богиням. Они тоже слышали громовые раскаты и с робостью в сердце держались за свои обереги. Дивляна оглядывалась то на мать, то на Яромилу. Домагость и раньше каждый год приносил жертвы, но никогда еще у них не было такого ясного ощущения, что его голос достигает ушей божества.

За шесть дней до Купалы войско спозаранку вышло из Ладоги и тронулось вниз по Волхову. Если все пойдет хорошо, то велика-дня можно будет успеть вернуться – это была главная мысль Дивляны, хотя умные люди в ее положении думали бы совсем о другом. Еще бы! Мало того, что она и Яромила тоже отправились в поход вместе с войском, они собирались принять участие в битве. Девицы не воюют, но им предстояло стать двумя богинями, дочерями самого Халоги!

Первыми шли три корабля Одда Халейга, следом – десятки ладожских лодей. Домагость вывел войско из двух сотен человек, и вместе с дружиной Одда они должны были получить над Игволодом решительный перевес. При отплытии Одд предложил Яромиле и Дивляне занять место на его корабле, и Дивляна сразу загорелась – когда еще такой случай представится! – но Домагость сурово окликнул ее, и она послушно побрела к его лодье. Вот еще придумали!

Домагость по-прежнему не одобрял затею не просто взять двух девок в поход, но еще и выставить их перед войском, но подчинился. Одд клялся, что девушки будут в безопасности, и Яромила подтвердила, что так надо, а ее чутью и разуму Домагость доверял. Старшая дочь была не то что Дивляна, у которой один ветер в голове!

Им везло с попутным ветром, так что не только на кораблях, но и на лодьях подняли паруса, и все суда, большие и малые, стремительно неслись вниз по течению широкой реки. Вышли в Нево-озеро, но и ветер последовал за ними, снова наполняя паруса, унося их теперь уже к востоку. И никто не удивлялся – ведь боги обещали им помощь.

На ночлег остановились неподалеку от устья Сяси. Развели костры, стали готовить ужин. Для двух девушек Домагость велел поставить шатер. За неделю до Купалы темноты уже почти не бывает, в воздухе повисли лишь легкие прозрачные сумерки, и люди долго сидели у огня, не замечая, что уже наступила глубокая ночь. Дивляна устроилась рядом с Вольгой и о чем-то шепталась с ним, пересмеиваясь, а всеобщее внимание было, как всегда, приковано к Одду.

– Что это ты, князь, такую рубашку нарядную в поход надел? – заметила Яромила, когда кашу разложили по мискам и все принялись за еду. – Замарать не боишься?

На нем и правда была все та же рубаха из красного шелка с богатым золотым шитьем на подоле, рукавах и вороте – не самая подходящая одежда для похода и тем более битвы.

– О, это не простая рубашка! – охотно ответил Одд. – Она наделена чудесными свойствами, из-за чего я надеваю ее не только на пиры, но и в битвы. Я еще не рассказывал об этом тебе и прочим людям и думаю, что сейчас настало подходящее время. Ты хочешь послушать об этом?

– Отчего же не послушать занимательную повесть, если есть время? – Яромила улыбнулась, со значением глядя ему в глаза, словно хотела сказать: мне нравится тебя слушать.

И он ответил ей таким же взглядом, полуулыбкой, будто говоря: мне нравится, что ты меня слушаешь, и я готов рассказывать тебе саги хоть до зари.

– Это случилось три года назад, когда мы с моим названым братом Асгримом отправились в поход на остров Эрин13, – начал Одд. – Мы высадились со своей дружиной на берег, и там вскоре на нас напало войско местных жителей. Кто-то из них выстрелил, стрела пробила грудь моего названого брата Асгрима, он упал и почти сразу умер. Велико было мое горе, и тогда я в ярости набросился на войско. Метнув копье, я убил одного человека, который был одет богаче всех прочих, а потом одолел еще троих, выделявшихся среди других своей статью и воинственным видом. Войско эринцев побежало. Мы стали преследовать их. Я взбирался на одну гору, где не было троп, и вырывал перед собой кусты вместе с корнями. Вот я схватился за один из кустов, и мне показалось, что он сидит в земле не так крепко, как другие. Я вырвал его и увидел, что из-под земли пробивается свет. Тогда я пробрался туда и пошел на свет по широкому подземному проходу. И вот я увидел большое помещение, где все стены были увешаны роскошными одеждами, а светильниками служили большие золотые чаши. В этом помещении сидели и шили двенадцать юных дев удивительной красоты, и одна из них была самой статной. Я взял ее за руку и хотел увести с собой, но она сказала: «Оставь меня, князь Высокого Пламени. Я дам тебе выкуп за мою свободу». Я спросил, откуда она знает мое имя и какой выкуп хочет мне дать. Она ответила, что знала заранее о моем приходе и потому приготовила для выкупа прекрасную шелковую рубашку с золотым узором, которую сшила сама. Свойства этой рубашки таковы, что тот, кто носит ее, не будет знать ни жары, ни холода, будь он на море или на суше, что огонь не причинит ему вреда и железо не сможет его ранить. Я согласился с тем, что это хороший выкуп, но добавил, что если она так похожа на королеву этой земли, то ей еще следует заплатить мне выкуп за смерть Асгрима. Дева ответила, что я уже убил ее отца и троих братьев и теперь должен ей за смерть родичей. Я спросил, какой же выкуп она хочет получить за их смерть, и она сказала, что просит меня провести у нее три дня. Я согласился, и три дня мы провели в пирах и разных забавах; прекрасные угощения не кончались на столах, и юные девы, ее служанки, развлекали нас пением. Когда же через три дня я вышел из горы и встретил своих людей, они чрезвычайно удивились моему появлению. По их словам, они ждали меня целый месяц, но не дождались и вернулись домой, а на следующий год приплыли снова и снова ждали. Оказалось, что сегодня ровно три года с тех пор, как я вошел в гору, и что они в третий раз приплывают сюда искать меня. Вот так я приобрел эту рубашку, и она верно служит мне.