Владетель Ниффльхейма (СИ) - Демина Карина - Страница 22

— Не ори! — сказал он.

И Алекс замолчал.

— Так скажи, чего ради тебе возвращаться? — продолжал допытываться повелитель альвов. — Неужто нравится тебе жить среди мусора? Быть отребьем? Обреченным? Неужто не хочешь иной судьбы?

— Какой?

— Спустись. Я расскажу.

— Я спускаюсь, — Джек обернулся — Алекс держался сзади, сжимая в правой руке тяжелую кость, а в левой — огромный кривоватый нож. Вот это правильно, плохо, что сам Джек про оружие не подумал. Хотя у него камень есть. Камень — тоже оружие.

— Тебе ничего не грозит здесь. Иди. Прямо. Затем налево.

Узкая нора вела меж стальных плит, которые то и дело разворачивались коридорами. Снот не соврала про лабиринт.

Она разозлится, когда узнает, что Джек в лабиринт полез…

Ну и плевать. Джек сам по себе.

— Правильно, — согласился Вёлунд. — Только так и можно выжить.

Проход сужался, стены из гладких становились бугристыми, а после и вовсе проклюнулись листьями клинков, острых и жадных. Над клинками на тончайших нитях висели глаза, вырезанные из желтых, синих и зеленых камней. Золотые ресницы подрагивали, а за скорлупой радужки перекатывалось пламя.

— Они не тронут тебя, — пообещал Вёлунд. — И того, кто идет за тобой. Если вы будете осторожны. Вы ведь будете осторожны? Если так, то вы доберетесь до двери.

Джек уже видел ее — обыкновенную, деревянную, с широкой полосой металла вместо ручки. И то, что находилось за дверью, звало Джека. Оно не разговаривало, более того, и вовсе не имело голоса, но присутствие его было столь же явным, как присутствие Вёлунда.

Не следует верить кузнецу.

Оно предупреждало? И пряталось тут же.

— Смелей, — сказал Вёлунд.

Он думает, что Джека заманил? Пускай. Сам виноват.

Дверь оказалась тяжелой, слишком тяжелой, чтобы сдвинуть с места. Джек не собирался просить о помощи — не умел, но просить и не пришлось: Алекс сам сказал:

— Дай я попробую.

Он вцепился в ручку и дернул. Дверь не поддалась. Тогда Алекс уперся ногами в пол и, пыхтя, фыркая, потянул на себя. Заскрежетали петли.

— Помогай… — прошипел он, и Джек вцепился в металл. Он готов был выть — до того близкой, манящей была цель. И когда дверь поддалась, приоткрылась на пару ладоней, Джек рванулся в прореху, позабыв обо всем.

— Стой! — Алекс протискивался в щель с трудом. — Да стой же ты! Это опасно!

Это чудесно. Велики были Оленьи палаты, но чертоги Вёлунда-кузнеца, повелителя альвов, были и вовсе необъятны. Уходили во мрак квадратные колонны, держали свод и сети с мраморными дельфинами, летучими рыбами и белокрылыми девами. Тусклый свет исходил от стен и клубился над коваными чашами, озаряя драгоценные гобелены и распахнутые сундуки. Марево плясало над горами золота, ласкало груды серебра, смотрелась в кровавые очи рубинов.

— Вот перстни числом шесть сотен и шесть, — зашелестел в голове голос Вёлунда. — Видишь тот, который отдельно лежит?

На черном блюде сверкает золотой искрой?

— Это Драупнир. Он каждую девятую ночь рождает восемь колец, себе подобных. Возьми его себе, Владетель Ниффльхейма, чтобы было чем одаривать воинов верных. А не хочешь его, бери другое. Вот рубаха, расшитая чешуей морских дев… вот гривна руссов витая, я снял ее с мертвого бога. Боги тоже умирают. Ты не знал?

— Мне не интересно, — Джек прошел мимо кубка, доверху заполненного синими и желтыми алмазами, но остановился у золотого кабана.

— О, ты видишь мастерство. Это Слидруг-танни, Золотая щетинка. Чудесный вепрь, сотворенный цвергами Броком и Синдри… они поспорили с Локи и выиграли спор. Но разве асы сдержали слово? Нельзя верить асам.

— Он как живой, — сказал Алекс и, осмелев, потрогал позолоченный клык.

— Он и есть живой. Просто спит, — теперь голос Вёлунда исходил отовсюду. — Десять капель крови и он проснется. Будет служить тебе, человек, как служил некогда Фрейру.

Алекс руку отдернул.

— Или может тебе больше по вкусу корабль? Вы идете в Хельхейм, но без корабля вам не дойти. Нет такого пловца, который сумел бы пересечь море. И нет такого корабля, который сравнился бы с Скидбладниром.

Корабль был до того крохотным, что умещался в шаре из зеленого стекла.

— Это изумруд, — смех Вёлунда потревожил стены синими сполохами. — Но пусть не смущают тебя размеры Скидбландира. Немного крови, и станет он огромным. Настолько огромным, насколько тебе надобно, Владетель Ниффльхейма. Любое количество воинов примет он. И пойдет по воде так быстро, как скажешь. А перестанет быть нужным, так и свернется, как сворачивается платок. Сам Ньерд признал, что нет корабля чудесней.

То, что и вправду требовалось Джеку, было поблизости, но затаилось.

— Ему просто крови хочется, — не слишком уверенно сказал Алекс. Он сунул нож за пояс и обеими руками сжимал кость.

Джек тоже нащупал камень, просто, на всякий случай.

Впрочем, он мог бы взять вон ту позолоченую штуку, которая напоминает ежа, насаженного на палку. Или тяжелый меч, вросший в обломок скалы. Или вообще все, что захочет.

— Не спеши уходить, маленький гость, — голос Вёлунда рокотал, заставляя тонкостенные кубки плясать. — Куда идти? Неужели мало чудес в моих чертогах? Есть и для тебя подарки. Вот рог, который никогда не опустеет. Не любишь эль? Будет сладкой фризское вино. Или молоко… или что пожелаешь… бери. Угощайся.

— Спасибо. Воздержусь, — буркнул Алекс.

— Неужели? Не так давно ты был голоден. Я могу сделать так, что ты навсегда забудешь о голоде.

Джек шел на зов — чей? — и Алекс следовал по пятам. Но сейчас его присутствие — Джек, конечно, и сам бы управился — придавало решимости.

Повелитель альвов лежал в центре яшмового круга. Его покой стерегли шестирукие воины, сделанные из костей и железа, но были они бездвижны, как и сам Вёлунд. Крепко врос он в ложе из цельного опала, и седые волосы корнями уходили в пещеру.

— Подойди-ка, Владетель, — у кузнеца хватило сил повернуться к Джеку. — И ты, юный страж хлеба. Я вижу в сердце твоем страх.

Лицо Вёлунда скрывала маска. Или нет, само это лицо было маской, исполненной из тончайших пластин, расписанных алыми и желтыми узорами. Глазами Вёлунда служили сапфиры, а вылепленные из тонких кольчужных колец губы шевелились, как будто бы само железо говорило.

— Железо говорит, — уверил Вёлунд. — Оно поет под молотом. Оно кричит в огне. Оно шепчет в ледяной воде. Я выучил все его песни. И я могу тебе сделать новое сердце. Железное. Ты забудешь о страхе, о сомнениях, о боли. А новые глаза? Ты бы стал видеть людей такими, какие они есть. Все их помыслы, все устремления. Никто не посмел бы злоумышлять против тебя. Руки… посмотри на свои руки. Они слабы. Я сделаю другие. Крепко они будут держать хоть щит, хоть копье, хоть топор боевой…

— Такие, как у тебя?

— А чем плохи мои руки? Или мои ноги? Мои ноги отняли у меня, — теперь Вёлунд говорил тихо, жалостливо. — Как было мне оставаться калекой никчемным? Коварный Нидуд посмеялся над ясенем битвы. Но только железо скорбящие стоны слыхало…

— Стой, — Алекс схватился за локоть, и Джек очнулся. Он стоял у самого ложа, и ложе это, высеченное из темной глыбины, было огромно, как и король альвов. Пальцы его — каждый толщиной с запястье Джека, — сжимали копье.

— Не бойся, Владетель Ниффльхейма. Не причиню я тебе вреда. Не тебе…

В руках Вёлунда копье выглядело невзрачным, как былинка с жестяным проржавелым навершием. Но именно оно позвало Джека.

— О да, у него есть голос, — согласился Вёлунд, и пальцы дрогнули, грозя раскрошить дерево. — И воля есть. Его зовут Гунгнир. Сотворенное сыновьями Ивальди, слушалось оно руки Всеотца. Летело к цели и пронзало ее навылет, чтобы после вернуться. Теперь лежит, бессильно, как я…

— Ты отдашь его мне? — Джек прикоснулся к шершавому древку, и копье взвыло, рванулось из железных рук, но слишком слабо оно было.

— Да не слушай ты его! — крикнул Алекс.

— Конечно, отдам. Все здесь твое, Владетель. Бери!