До света - Столяров Андрей Михайлович - Страница 8

Он почуял мой взгляд и тоже ответил взглядом, но — с тупым равнодушием, как будто бы не узнав. Тем не менее у меня пробежала холодная дрожь по телу. Я отступил на шаг. Рита, явно обеспокоенная, дернула меня за рукав. — Что случилось, вспомнил что-нибудь нехорошее? — Ничего, — отворачиваясь от Зоммера, сказал я. — Как это ничего? У тебя щеки позеленели…— Говорю тебе: ничего.

Не трогай меня, не надо…

Кажется, Рита обиделась. К счастью, в эту секунду где-то впереди грянул оркестр, демонстрация зашевелилась и двинулась по направлению к площади.

Плотные сомкнутые шеренги оттерли Зоммера. Я надеялся, что — навсегда.

Сердце у меня ощутимо постукивало. И поэтому когда из толпы вылез Хеня и плаксиво начал настаивать, чтобы я хотя бы немного понес транспарант — понимаешь, Жаконя нахрюкался, потеряет, мерзавец, — я довольно-таки решительно ему отказал. Дескать, извини, дорогой, рука не сгибается.

А слегка возбужденная Рита не к месту хихикнула. — Ладно, — сказал обиженный Хеня. — Будет обсуждаться твоя работа, припомним. — И, увидев Шаридова, шагающего с женой и с детьми, закричал, продираясь к нему через шеренги идущих: — Подождите, Халид Ибрагимович, одну минуточку!.. — А вслед за Хеней вылез из толпы бодрый Леха и, потирая руки, со значением подмигнул: — Ну что, деятели, сваливаем отсюда? — Неудобно, обещали пройти с коллективом, — сказал я. — Неудобно на потолке отдыхать, одеяло спадает. В общем, вы, как хотите, а мы всей конторой фью-ить!.. — Леха сделал кому-то из задних призывный жест и, как лезвие сквозь кисель, рванулся поперек демонстрации. Мы с Ритой также начали диффундировать к краю.

Праздничный громадный портрет вождя взирал на нас с ближнего дома.

Занимал он пространство от крыши до первого этажа и, наверное, создавал полумрак в закрытых им помещениях. — Посмотри, — толкнула меня в бок Рита. — Что такое? — Ты — посмотри, посмотри! — Вероятно, материя на портрете была довольно плохо натянута, прямо посередине его вздувался пузырь, и от слабого ветра казалось, что вождь шевелит бровями. Зрелище было забавное.

— Всего через год, — сказал я. — Через год он умрет, а потом это все начнет постепенно разваливаться. Исчезнут партия, КГБ, а республики образуют самостоятельные государства. Вся жизнь переменится. — Я и сам едва верил своим словам.

Слишком уж нереальным казалось такое будущее. Пучина времени, десять лет. — Ты меня, по-моему, все же разыгрываешь, — ответила Рита. — Ну откуда ты можешь знать, тоже мне — прорицатель…— Она пожала плечами. — А чего бы ты хотела больше всего? — спросил я. — В жизни или прямо сегодня? — уточнила Рита. — Разумеется, в жизни…— Чтобы так было всегда…— Как сейчас? — Ну да, как в эту минуту…

Она тихо царапнула меня ногтем по ладони. Обтираясь о куртки и о плащи, мы выбрались из демонстрации. Вероятно, в преддверии площади выходить уже было запрещено: вилась цепь ограждения и кучковались за ней наряды милиционеров. Двое тут же направились в нашу сторону, а один помахал рукой, приказывая вернуться. Рита в нерешительности остановилась.

Однако Леха, подняв над головой пятерню, завопил что-то вроде: — Да здравствует наша доблестная милиция!.. — и сержант показал нам тогда, что, дескать, давайте быстрее. Им, наверное, лень было спорить по этому поводу.

На середине улицы я оглянулся: еле-еле бредущий Жаконя упорно пер транспарант, а его самого поддерживал Бампер из технического отдела, причем шли они оба как будто через болотную топь, и башка у Жакони перекатывалась по груди, точно резиновая.

Он все же здорово нагрузился.

А с другой стороны к ним прислонился пухленький Зоммер — тоже, видимо, обессилев, отфыркиваясь и пыхтя, и его перекашивала раздутая посудой авоська.

Подготовился, значит.

Далее неторопливо подтягивались Валечка с Жозефиной.

Команда в полном составе.

— Нормально, — констатировал Леха, дождавшийся нас.

— Пока обошлось без потерь. — И прикрикнул, наверное, сжигаемый нетерпением. — Давай-давай, мужики, шевелите конечностями!..

Светило майское солнце.

— А что это за энтузиаст? — кивая на Зоммера, спросил я. — Что за тип? Он, вроде, раньше в наших мероприятиях не участвовал.

Леха осклабился.

— Кто, этот? Да, толковый мужик, у него с собой четыре фунфурика.

Ну? Пускай посидит, что нам, жалко?..

Он с большим удовольствием потянулся.

Я смотрел на вязкие толпы людей, продавливающиеся в створе улицы.

Колонна была бесконечной: она шла и шла под вопли диктора из репродукторов.

В настоящий момент приветствовали славных советских ученых. — Рра!.. Рра!.. Рра!.. — доносилось с площади. Точно ревело слоновье стадо. Плескались флажки и гирлянды. Качались над головами воздушные шарики. Я почему-то вспомнил доклад Дюваля. Одомашнивание человека, создание новых инстинктов. Трансформация психики в систему примитивных рефлексов. Индивидуум исчезает, отсчетом становится популяция. Генетическое единство постепенно устраняет конфликты. Человечество замыкается в благостном оцепенении.

Как-то так. Во всяком случае, близко к тексту.

— Ну ты что, совсем отключился? — Леха двинул меня кулаком.

Жил он, к счастью, недалеко, и когда мы всей гурьбой ввалились в квартиру, то, конечно, первым делом разместили совершенно обеспамятевшего Жаконю.

Положили его на диван, а заботливая Жозефина подоткнула подушку под голову.

Набросили на него покрывало.

Жаконя только мычал, бессмысленные бельмы закатывались, и даже телевизор, врубившийся вдруг на полную мощь, как ни рявкал, не мог его потревожить.

Он лишь вялым движением навалил на ухо подушку.

— Убавьте звук, — посоветовала Жозефина.

Я уже схватился за ручку, чтобы ее повернуть, и в это время женщина, появившаяся на экране, сказала:

— Передаем подробности катастрофы в Санкт-Петербурге.

По предварительным данным, погибло около тридцати человек. Продолжается сильный пожар на заводе «Пластмассы и полимеры», от огня взорвалась батарея, обеспечивавшая производственный цикл, около трех тонн горючих веществ попало на землю. Жители ближайших домов отселяются. Район катастрофы блокирован. Вместе с городскими пожарными действуют воинские соединения…