Солдат по кличке Рекс - Сопельняк Борис Николаевич - Страница 27

— Да не с бедой я! Бумажка нужна. Контузило малость. Сутки пролежал — отпустило.

— Не тошнит? Не мутит? В ушах не звенит?

— У артиллеристов всегда звенит.

— Фамилия, имя, возраст, звание? — спросил Васильев, доставая блокнот.

— Старшина Губин. Иван Захарович. Сорока двух лет. Девятнадцатый артполк.

— Получай, Иван Захарович, справку и дуй к своей пушке. Дырявь их танки! Дырявь, потроши и жги!

— Есть, жечь! — молодцевато козырнул старшина. — А капитана Громова все же поищите. На войне всякое бывает. Я вон читал, один летчик без парашюта с тыщи метров сиганул — и ничего, жив-здоров, опять летает.

И тут появилась Маша. Она прибыла с передовой, сопровождая очередную партию раненых. Оборванная, с ссадиной на лбу и разбитыми коленками, она совсем не походила на ту хорошенькую женщину, какой была неделю назад. С Васильевым она виделась не раз, но все мельком. А тут ее прямо-таки бросило к доктору.

— Товарищ капитан…

— Да ладно тебе, — поморщился Васильев.

— Товарищ капитан Коля, — улыбнулась Маша, — очень рада вас лицезреть.

— Ну и видик у тебя.

— А что, нормальный ведьмоватый видик. На передовой, Коленька, все такие. У нас…

Вдруг Маша вздрогнула и оборвала фразу. Она услышала такой жалобный, такой зовущий и такой безысходный скулеж, что у нее разом похолодело сердце и подкосились ноги. Маша обернулась. Обернулась медленно, уже предчувствуя беду. Под деревом лежал Рекс. Узнать его можно было только по рваному уху и желтоватым глазам, преданно и до жути горестно смотревшим на Машу. Рекс очень хотел броситься к хозяйке, лизнуть ее руки, лицо… Но не держали ноги. У него даже что-то случилось с глоткой, и он не мог толком гавкнуть, чтобы дать о себе знать достойно, по-собачьи.

Маша упала рядом. Плакать она не могла, слез почему-то не было. Она обняла отощавшую, истосковавшуюся собаку и тоненько завыла. Тут уж Рекс совсем зашелся!

Он уткнул морду в небо и издал такой душераздирающий вопль, что к ним с Машей потянулись люди. Они топтались около бьющейся в рыданиях женщины и похоронно воющей собаки, спрашивали, чем помочь, но доктор Васильев, кое-как совладав с собой, говорил, что все в порядке, помощь не нужна и они сами во всем разберутся.

— Маша, Маша, — тронул он ее за плечо, — нельзя так. Нельзя. С чего ты вдруг? Ничего не случилось. Ровным счетом ничего.

— Ничего?! А Рекс? Почему здесь Рекс? Почему он такой?

— Очень просто: Рекс тоскует. Уже несколько дней без хозяина. А Виктор так его воспитал, что еду он ни от кого не берет.

— А что же… хозяин? Почему не покормит сам? — холодея от страха, спросила Маша.

— Будто не знаешь? — старательно бодрясь, продолжал Васильев. — Ушел в разведку. На этот раз надолго. Полковник Сажин приказал пошуровать по тылам. А собаку девать некуда, вот и привели сюда. Рекс ведь никого, кроме тебя, не признает, так что его здоровье, а может, и жизнь, в твоих руках. Во всяком случае, до возвращения Виктора.

— Да? Ты так считаешь? — дала убедить себя Маша. — Такого солдата, как Рекс, надо держать в форме. А то ведь, действительно, вернется Виктор, отоспится, потом опять в разведку, а верный помощник — словно водовозная кляча. Значит, так, — поднялась Маша и отряхнула юбку. — У меня есть полсуток. Ты, Коля, займись моими ранеными, а я — Рексом.

— Хорошо, — улыбнулся Васильев. — Только сначала собой, а потом Рексом.

— Конечно, конечно, — смутилась Маша.

— Можешь занять мой блиндаж. Я там все равно не бываю. Да и Рекс к нему привык.

Два ведра воды — одно для себя, другое для Рекса, две миски супа, банка тушенки, крепкий чай, вычищенная гимнастерка, надраенные сапоги, вычесанная шерсть и раздутое, как барабан, брюхо собаки. Когда Васильев увидел эту картину, у него отлегло от сердца.

«А может, старшина Губин прав? Может, и вправду плохо искали?» — подумал он.

Тем временем старшина Губин торопливо оборудовал огневую позицию. Его 76-миллиметровое орудие стояло метрах в ста левее и чуть впереди всей батареи.

— Мы будем в засаде, — убедил он командира. — Замаскируемся, закопаемся — и молчок. Вы стреляете, а мы молчим. А вот когда танки отвернут и пойдут на нашу высотку, мы врежем прямо поддых!

Все получилось, как он и предполагал. Напоровшись на прицельный огонь батареи и потеряв несколько танков, немцы пошли в обход — прямо на безымянную высотку. Губин улыбался. Правда, со стороны гримаса походила на ехидно-свирепую маску, но все-таки это была улыбка. Сколько раз говорили ему и командиры, и подчиненные, чтобы не ярился, но Губин непонимающе смотрел на товарищей и отвечал: он, мол, нисколько не ярится, а совсем даже наоборот, радуется, что через секунду влепит в лоб танку бронебойный снаряд.

Вот и сейчас наводчик Иванов скосил глаза на старшину и заметил:

— Чему радуетесь? До танков меньше километра.

— Ничего, пусть лезут. Ты, главное, следи за их пушками. Видишь, как бестолково башнями крутят? Значит, нас не обнаружили. А это кой-чего стоит.

— Дуриком идут. На психику давят, — сплюнул Иванов.

— Совсем обнаглели, — поддержал заряжающий Козлов. — Ну, ничего, сейчас мы по ихней спеси врежем! — добавил он, подавая снаряд.

— Мужики, — ни с того ни с сего спросил Губин, — а где наши щенята?

— Вспомнил тоже, — ответил Иванов. — Пока ты кантовался в медсанбате, отдали в хорошие руки.

— Что еще за руки?

— У саперов есть целое собачье подразделение. Дрессируют, а потом выпускают против танков.

— Знаю я эту дрессировку. Целый день не кормят, а вечером ставят миску с похлебкой под танком. Само собой, по бокам у шавки две противотанковые мины. Она ведь под танк пожрать бежит, а вместо этого… Жаль щенят, пропадут.

— Да ладно тебе! — вмешался Козлов. — Будто собака не стоит танка.

— Не стоит! Ничто живое не стоит этой железной подлюги! Все, с этим кончено! Работаем, как и раньше. Первый снаряд — по гусеницам. Танк разворачивается. Второй — в борт. Тут же переносим огонь на соседний. Начнем с крайних, а то, чего доброго, обойдут с флангов. Давай, Козлов, шустри! От тебя зависит скорость стрельбы.

Больше Губин ничего не говорил. Пушка методично изрыгала снаряды. Горят уже два, три, четыре танка! Но на их месте появляются новые и подбираются все ближе. Рвутся снаряды, свистят осколки, смрадный чад повис над высотой, но артиллеристы бьют и бьют по стальной стене. Вот снаряд рикошетом отскочил от «тигра», но танк загорелся.

— Что за чертовщина? — удивился Губин.

Танк как на ладони. Снаряд чиркнул по лобовой броне, а густой дым валит сзади. И экипаж не выскакивает. Больше того, башня медленно поворачивается в сторону пушки Губина.

— Эге, хитришь, фашист! — обрадовался старшина. — Сбили спесь-то, сбили! Поджег на корме дымовую шашку и думаешь, что избавился от путевки в рай? Нет, гад, не на тех напал. Снаряд!

Два выстрела раздались одновременно. Теперь уже по-настоящему вспыхнул «тигр», но и его снаряд разорвался у самого орудия. Упал Иванов. Губин стал на его место.

— Снаряд! — прохрипел он. — Снаряд!

Но снаряда не было. Оглянулся. От расчета осталось двое — он да ефрейтор Козлов.

— Сейчас, — простонал Козлов. — Момент…

Козлов полз. Полз на боку, прижимая к груди снаряд.

Снаряд был красным от крови. Губин бросился к товарищу, на ходу доставая индивидуальный пакет.

— Стреляй! — процедил Козлов и пополз за следующим снарядом.

Теперь орудие Губина посылало по танкам окровавленные снаряды. А потом Козлов не поднялся. Упал рядом и Губин. Орудие замолчало. Давно молчала и вся батарея. Теперь немцы без опаски двинулись вперед. Здесь их встретили танкисты капитана Маралова.

— Ну, что, славяне, будем делать? — спросил он командиров взводов и рот. — Я сосчитал: пятьдесят «коробочек». Было больше. Спасибо артиллеристам, кое-что подчистили.

— Двадцать пять «тридцатьчетверок» — тоже не фунт изюма, — заметил молодой командир взвода.

— Верно, лейтенант, не фунт, а пуд. И не изюма, а кумулятивных снарядов. Все, братцы, времени в обрез. Митинг заканчиваем. Слушайте приказ. Первая рота: все десять танков спрятать в лощине левее подбитого «тигра». Вторая. Сколько у тебя, семь? Занимаешь позицию перед лощиной. Задача: вызвать огонь на себя, а потом — врассыпную и полным ходом за обратный скат высоты с подбитым «тигром». Я пойду с вами. Третья рота как будто не существует. Стоять здесь и ждать сигнала. Рано или поздно немцы подставят вам корму. Тогда и атакуйте, стремительно, дерзко. По местам!