Солдат по кличке Рекс - Сопельняк Борис Николаевич - Страница 11

Громов тоже посмеивался и ревниво прислушивался к разговорам. Щенята нравились всем. Каждый норовил схватить пушистый комочек и подержать в руках. Но если рядом оказывался Рекс, руки убирали за спину: было в Рексе что-то от угрюмого, свирепого зверя.

А «свирепый» зверь трусил по поляне и принюхивался к людям. Он понимал, что это друзья хозяина, а раз так, то и его друзья. Но друзья друзьями, а хозяина нельзя ни на минуту терять из виду. От людей ведь можно ждать чего угодно. А сейчас под его опекой и щенята, и хозяин, так что нужен глаз да глаз.

Кто-то предлагал Рексу хлеб и сало, кто-то протягивал сахар, но он не обращал внимания: еду можно брать только из рук хозяина. И если на эти подачки кидались щенята, Рекс строго их одергивал. Но когда Рекса подозвал Виктор и предложил сахар, он осторожно взял кусочек и смачно разгрыз, после чего подпустил своих воспитанников. Те чинно уселись около него, получили по маленькому кусочку и так уморительно захрустели, что лужайка взорвалась от смеха.

Потом собаки снова затеяли возню. А Громов, наконец, решил рассмотреть Рекса, так сказать, со стороны — придирчиво и без всяких скидок. От могучей ищейки остался только костяк: большая голова, широкая грудь, длинные ноги. В задних еще чувствуется сила, а передние — кожа да кости. Шерсть под гипсом сопрела, суставы вздулись, а синеватая кожа натянута прямо на мослы. На спине и на боках шерсть свалялась, местами вылезла и из блестяще-черной превратилась в тускло-серую. Словом, дохлятина дохлятиной.

Но стоило увидеть глаза — и впечатление менялось. В них не было и намека на слабость, болезнь или ярость. Глаза Рекса то голубели, то отливали синевой, то угольно чернели. А сколько в них любопытства, доброжелательности и озорства! Да, в глаза Рекса стоило вглядеться! В них сияли благодарность и любовь, готовность к самопожертвованию и храбрость. Увидел Виктор и главное — ту безграничную преданность, которая присуща, быть может, только собакам.

В это время на краю поляны появился старшина-артиллерист.

«Ну что ж, — с сожалением подумал Громов, — пусть забирает. Щенки свое дело сделали».

Старшина никак не мог найти Громова. Тогда Виктор встал и поднял руку. В это время Рекс гнался за щенком. И вдруг он увидел знакомый жест. Рекс затормозил сразу всеми лапами, аккуратно подобрал хвост и сел. Он сидел, если так можно выразиться, по стойке «смирно» — не сутулясь, не растопыривая лап, высоко вскинув голову. Вокруг носились щенки, задирались, тыкались в него мордашками, но Рекс не обращал на них никакого внимания и вопрошающе смотрел на хозяина.

Все так и ахнули. Руку Громов вскинул перед собой и чуть вверх — очень похоже на фашистское приветствие. Солдаты знали, что собака у капитана немецкая, выучку прошла крепкую, и потому решили, что немецкие собаки во время приветствия тоже принимают стойку «смирно».

Естественно, поведение Рекса вызвало неодобрительный гул. А Громов прямо-таки расцвел. Не одну ночь ломал он голову, как начать дрессировку Рекса, как обучить командам. А все оказалось проще простого. Ведь каждая команда подкрепляется жестом. И вот выяснилось, что немецкая школа дрессировки основана на тех же самых жестах, что и наша. Тот взмах, который все приняли за фашистское приветствие, не что иное, как команда «Сидеть».

Громов вспомнил: еще в блиндаже Рекс мгновенно среагировал на похлопывание по бедру, а это означает «Рядом». Виктор хорошо понимал, что Рекс еще не окреп, впечатлений сегодня много и злоупотреблять дрессировкой нельзя, но уж очень хотелось еще раз проверить свое предположение. Виктор поднял руку к плечу и помахал кистью слева направо. Рекс тут же гавкнул. Виктор повторил. Рекс — тоже.

«Ура-а! — мысленно кричал Громов. — Ведь это реакция на команду «Голос»! Значит, я прав. Значит, я был с самого начала прав: и когда тащил его из воронки, и когда лечил, и когда… Молодчина, Рекс! Умница! Да и я, кажется, не дурак!» — улыбнулся он и, взмахнув рукой снизу вверх, сказал: «Гуляй».

Рекс встряхнулся и побежал за тем щенком, который особенно досаждал, пока он сидел, не имея права шелохнуться.

VI

По ходу сообщения несли лейтенанта с погонами артиллериста.

— Что с ним? — спросил Громов.

— Убит, — мрачно бросил санитар.

— Опять снайпер?

— Снайпер. Лупит, зараза, прямо в лоб. За три дня четверых наблюдателей как не было.

Виктор взял бинокль и осторожно выглянул из траншеи. Изрытое воронками поле. Чахлые кустики. Метрах в трехстах — развалины кирпичного дома. Снайпер там, это ясно. Наши стрелки достать его не могут. Артиллеристы превратили дом в кучу щебня, но снайпер не пострадал.

«Что же делать? — размышлял Громов. — Послать разведчиков? Перебьет, как зайцев».

— Мирошников! — позвал он. — Неужели так и будем его терпеть? Ведь высунуться не дает!

— А что тут сделаешь?! Сидит за кирпичами и высматривает. Все поле как на ладони. Не подпустит даже на бросок гранаты. Хотя, если бегать быстрее пули, можно его достать.

— Как это?

— Я высчитал: по движущейся цели чаще чем раз в четыре секунды, стрелять невозможно. Пока перезарядит, пока поймает на мушку да сделает упреждение, можно пробежать метров десять и схорониться. Потом высунуть пустую каску, дождаться выстрела — и вперед! Главное, добраться до развалин, а там меткость ему не поможет.

— Так-то оно так. Только дом на высотке. А на поле ни одной глубокой воронки. Сверху-то ему все видно. Да и будь воронка глубокой, вылезать из нее — дело долгое. Так что четыре секунды превращаются в две. Нет, прятаться надо за буграми, а их как раз и нет. Да и бегуна такого не найти.

— А Рекс?

— Рекс?!

— Конечно. Хватит дармовой хлеб есть! Пусть отрабатывает свой паек. Зря, что ли, с ним возились?!

— А что, можно попробовать. Только как собаке объяснить, что от нее требуется? Без тебя здесь не обойтись. Пошли.

На лесной поляне разыскали старый сарай. Санька надел пару ватников, а поверх натянул немецкую шинель. Даже винтовку взял немецкую.

— Значит, так, — объяснял Громов. — Ты стреляешь и бежишь в сарай. Я спускаю Рекса, он тебя догоняет и…

— Знаю я это «и»! Наденьте ему намордник, иначе придется меня тащить в медсанбат.

— Хорошо, надену. Но ты все-таки дай себя потрепать. И сопротивляйся, но не в полную силу. Рексу важно почувствовать вкус победы и уверенность в своих силах.

— Какую еще уверенность?! — возмутился ефрейтор. — Здоров, как телок. Его надо на слона пускать, а не на человека!

— Да я не об этом, — улыбнулся Громов. — Сам знаешь, что такое первый бой после госпиталя: кланяешься каждой пуле.

— Понял. Психология. А про намордник не забудьте!

Когда Санька стрельнул в воздух и побежал к сараю, Громов отстегнул поводок и скомандовал: «Фас!» Рекс на секунду замер, видимо, соображая, что делать, и бросился не за ефрейтором, а к сараю. Он хорошо знал, что в тесноте бороться труднее, и встретил Саньку у входа. Рекс молча оскалился, молча кинулся в ноги. Санька прикрылся винтовкой. Рекс резко затормозил и в следующее мгновение взлетел на грудь. Санька грохнулся на спину и с ужасом почувствовал холодный собачий нос на горле.

«Хорошо, что намордник делал я сам, — успел подумать он. — Сыромятные ремни ему не порвать».

Когда подбежал Громов, Рекс спокойно сидел рядом с ефрейтором, не давая ему шелохнуться. Он даже ухитрился выбить винтовку и оттолкнул ее подальше: Рекс хорошо знал, что безоружный человек ему не страшен.

— Хорошо, Рекс! Хорошо! — похвалил Громов.

Санька кое-как сел, ошалело посмотрел на Рекса и сказал:

— Нет, товарищ капитан, эти игры не для меня. В каких только ни был передрягах — не трусил. А тут… Как почувствовал на горле его нос, душа ускакала в пятки.

— Ну, это ты зря. Намордник-то надежный… А ты заметил, как он тебя перехитрил?

— Ничего я не заметил, — кряхтя поднялся Санька. — Башка гудит, будто прикладом съездили. А где винтовка? Вот дьявол! Нет, товарищ капитан, дело тут не в рефлексах. Ведь не учили же его оттаскивать оружие подальше от человека? Не учили. Как же он допер, что человек с винтовкой для него опаснее?