Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Пепел империй - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff" - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

К началу XI века от единства Танского Китая не остается и следа. Столь одноцветная в начале периода, карта Китая теперь была окрашена в цвета восьми самостоятельных государств.

Никто не желал сидеть сложа руки. Дворцовая гвардия в имперской столице по своему усмотрению назначала и свергала императоров. А кто-то неожиданно заинтересовался культурой.

Академик Н.И. Конрад писал:

Во второй половине VIII века в Танской империи после упадка предшествующего периода неожиданно возникает направление, господствовавшее в общественной мысли долгие несколько столетий.

Все это движение, представленное первыми писателями, поэтами, историками и философами средневекового Китая (такими, как Хань Юй, Лю Цзун-юань, Оуян Сю, Су Дунь-по), развивалось под знаменем обращения к древнему просвещению.

Впервые за несколько веков китайцам вдруг стало интересно китайское прошлое. Литератор Хань Юй провозгласил девиз: «Возврат к прошлому!» и одним из первых взялся всерьез изучать китайскую классику.

Одновременно с Хань Юем интерес к старинным книгам проявило еще несколько писателей, философов и политических интриганов. Этот факт позволил потомкам именовать данный период китайской культуры Гу Вэнь — Танское Возрождение.

По всему Китаю начинают открываться школы. Дальний Восток захлестывает переводческий бум. В течение IX—X веков китайская конфуцианская классика была переведена на все письменные языки региона. Активно переводятся и буддийские тексты.

В Тибете при царе Меагцоме (704—755) за полвека было переведено лишь пять коротеньких буддийских сутр. Зато спустя всего столетие мы видим, что основной корпус буддийских текстов (несколько сотен томов) не только переведен, но и сверен с санскритскими оригиналами членами особой комиссии.

Кругозор образованных «верхов общества» расширяется с каждым поколением. Впервые за полтысячелетия между регионами Дальнего Востока налаживается культурный обмен. Буддийские монахи ездят изучать доктрину непосредственно в Индию. Даосские миссионеры отправляются проповедовать в Корею и Японию.

Впрочем, образованных людей по-прежнему было крайне мало. Зато каждый из них пытался овладеть ВСЕЙ культурой, заслужить репутацию энциклопедически образованного человека. Каждый из них писал стихи, рисовал иероглифы, комментировал классику, давал советы правителям — все сразу.

Получалось у них не очень. При внимательном чтении трактатов того времени складывается впечатление, что авторы плохо понимали положения даже тех доктрин, которые исповедовали.

Буддисты многое заимствуют у даосов, конфуцианцы — у буддистов. Говорить об оригинальной философии просто не приходится. Тем не менее каждый из авторов нового поколения горд: подобно великим мужам эпох Чжоу и Хань, он творит культуру.

Образованные «верхи» с презрением смотрят на так и оставшееся необразованным серое, дремучее окружение.

Императоры Тан с почестями перевезли из Индии священную реликвию: мумифицированный палец принца Шакьямуни. Остряк и эстет Хань Юй откликнулся на событие язвительной сатирой «О кости Будды». Непочтительное отношение к засушенному пальцу стоило ему ссылки.

Гордый своей образованностью и возвышенным пониманием религиозных истин, даос Чжан Бо-дуань писал:

Тот, кто надеется на эликсиры и снадобья, дающие бессмертие, кто без конца клацает зубами и глотает слюну, — глупец и профан. Лишь методы созерцания дают подлинное познание природы и открывают мудрецу путь к бессмертию.

Отныне никто не желает принимать положения религии на веру. Образованные китайцы, японцы, тибетцы, корейцы неожиданно начинают интересоваться нюансами, сравнивать положения религиозных доктрин.

В одной из хроник читаем:

Народ в наше время толпами собирается вокруг наставников. Всякого, кто не видел великих учителей лично, почитают невеждой.

Каждый образованный человек той эпохи начинает отстаивать собственную точку зрения. Авторы концепций воспринимают провозглашаемые банальности очень всерьез. Шутка ли: все, о чем они говорят, было открыто ими ЛИЧНО — в многолетней медитации, в процессе чтения древних книг и спора с оппонентами.

На Руси того времени Владимир Красно Солнышко, по преданию, организовал полемику между иудеями, магометанами и христианами.

В Тибете почти тогда же вопрос о государственной религии решался на диспуте между сторонниками индийских тантрических школ и китайцами, исповедующими чань-буддизм. Индусы выиграли и на века обеспечили своей доктрине государственную поддержку.

В Китае именно в эту эпоху появляется несколько собственно китайских школ буддизма: Тянь-Тай, Сань-лунь, Хуаянь, Люй и — наиболее популярная из всех — Чань (Дзен).

Исследователь буддизма Генрих Дюмулен писал:

Во второй половине VIII века индийская религиозная доктрина превратилась в чисто китайскую, и в Поднебесной возник «новый буддизм».

Его основными чертами стали: падение авторитета традиционных иерархических структур, широкое проникновение в народную среду и в целом — более индивидуалистическое восприятие доктрины.

Большинство буддийских монахов по-прежнему живет в монастырях, работает в поле, строем ходит в залы для медитации. Строгий монастырский устав окончательно оформился именно в эту эпоху. Однако теперь можно заметить и совершенно новые черты.

Прежде всего среди монахов стремительно растет уровень образования. Законодательно закрепляется образовательный ценз, необходимый для принятия сана.

Отныне древние тексты — это не просто завещанное отцами, а руководство к действию. Новое, скептически настроенное, поколение буддистов пытается уяснить для себя — что же НА САМОМ ДЕЛЕ имели в виду те, кто писал эти тексты?

Именно подобные люди вычитали в праджняпарамитских сутрах, что чтение текстов не важно. Важно всматривание в собственную природу. С энтузиазмом взявшись за выполнение директивы, они начали с того, что принялись уничтожать сами сутры.

Как раз в те годы, когда в Европе свирепствовала ересь иконоборцев, китайские чань-буддисты начинают жечь старинные рукописи и изображения Будд.

Учитель Линь-цзи призывал своих учеников совершить «пять деяний, ведущих к Освобождению»: убить отца, убить мать, пролить кровь Будды, нарушить порядок в общине и сжечь священные писания.

Упоение свободой заводит чаньских монахов далеко.

Однажды монахи Восточного зала спорили по поводу кота. Схватив кота, наставник Нань-цюань сказал:

— Монахи, если вы сможете произнести чаньское слово, то я пощажу кота. В противном случае я его убью.

Ни один из монахов не смог ничего сказать, и тогда Нань-цюань разорвал кота. Вечером, когда Чжао-чжоу вернулся в монастырь, Нань-цюань поведал ему о случившемся. Чжао-чжоу снял сандалии, положил их себе на голову и вышел вон.

Нань-цюань сказал:

— Если бы тогда он был здесь, то кот остался бы в живых!

Типичным приемом обучения в чань-буддизме становятся внезапные вопли, удары палкой, оплеухи, дерганье за нос и затрещины. Знаменитый мудрец Цзюй-чжи пошел еще дальше и в качестве ответов на абстрактные вопросы просто рубил ученикам пальцы.

Рассказы о подобных выходках заканчиваются, как правило, выводом: «И тогда ученик вдруг достиг просветления!» В этом «вдруг» — вся эпоха. Жадные до знаний, ощущений, мудрости буддисты нового поколения не желают ждать. Им нужно все и сразу.

Впрочем, преувеличивать масштабы процесса не стоит. Один из современных исследователей буддизма указывал:

Чаньские монахи, которых вполне можно было бы назвать просветителями или рационалистами, отнюдь не были фанатиками, только и занимавшимися, что истреблением священных текстов.

Столь парадоксальным способом представители этого поколения буддистов выражали скорее почтение к сутрам. Однако, по их мнению, почтения достоин лишь дух, а не буква.

Уничтожая статуи и сутры, они противопоставляли свое отношение бездумному поклонению, имевшему место в предшествующие эпохи, но, продемонстрировав непринятие традиции и собственную свободу от условностей, монахи снова собирались перед статуями Будды и вслух читали сутры.