Десять пальцев - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff" - Страница 3

Из-за того, что самолет двигался с запада на восток, у меня было ощущение, что на месте я буду только завтра. Ведь прежде, чем мы приземлимся, должна будет пройти ночь.

Правда, для меня ночь будет длиться всего пару часов. Наступит полночь, мы начнем снижаться и приземлимся сразу в полудне завтрашнего дня.

Границу ночи и дня видно было четко. Ночь была не черной, а фиолетовой. Если прижать щеку к иллюминатору и посмотреть вперед, то там было темно. Сзади же было солнце и освященные этим солнцем облака.

Стоило нам перелететь границу Европы и Азии, стоило мне немного задремать, как стюардессы начали разносить ужин и все испортили. Не буду описывать ужин долго. Скажу только, что основным блюдом была гречневая каша с горохом. Легко ли вам представить такое блюдо?

Алкоголь же на внутренних авиалиниях не допускается вовсе. Впрочем, сибиряки и не возражали. Соглашались: таким, как они, только налей!

По прямой из Петербурга в Петропавловск-Камчатский лететь больше тринадцати часов. Поэтому в пути самолету нужна передышка и дозаправка. Через пять часов после взлета мы начали снижаться для промежуточной посадки в Красноярске.

Иллюминатор был совсем черный. Только четыре светлые точки. Две вроде бы звезды, а две — электрический свет на земле. А может быть, все четыре — звезды. Или все четыре — электрический свет.

Потом снизу появились освещенные города. Я редко летаю на самолете ночью. Ночной же город сверху я не видел до этого никогда. Это было очень красивое и ни на что не похожее зрелище. Меньше всего оно было похоже на ночные города сверху.

Перед самой посадкой мясистый сосед слева наконец снял свою меховую шапку. Он оказался лысым.

Температура в Красноярске была —14 °С. Разница по времени с Петербургом — четыре часа. То есть у меня дома был ранний вечер, а здесь — глубокая ночь.

Транзитный зал был выстроен посреди заснеженного сибирского поля. Место для курения располагалось на улице. Мужчины поставили сумки, сняли с рук детей, быстро проглотили никотин и нырнули внутрь.

Внутри оказалось ничего. Хороший ремонт. Мягкие синие диванчики. На самом близком к выходу диванчике навзничь лежал громадный сибирский мужчина с мобильным телефоном в одной руке и бутылкой пива «Миллер» в другой. Брюки на мужчине были почему-то расстегнуты.

Дальше начинался бар на четыре столика. За одним девушка кушала мороженое. За тремя оставшимися мужчины стаканами пили водку из литровых бутылок. Под надписью «НЕ КУРИТЬ» стояла толпа мужчин с сигаретами. Среди них я разглядел и милиционера в форме.

В радио играла вот такая песня:

Сидеть просто так было скучно. Я решил купить в баре бутылку минеральной воды.

В очереди передо мной стоял мужчина в камуфляжных штанах.

— Сок есть?

— Есть.

Долгая пауза. В этих краях торопиться не принято.

— А яблочный есть? В порядок себя приводить надо.

— Есть и яблочный.

— Нужно в порядок себя приводить.

— Наливать сок?

— Да. Яблочный. И водки. Двести пятьдесят.

— Двести пятьдесят?

— Влезет в чашечку двести пятьдесят? Если не влезет, то хотя бы двести.

Девушка наливает напитки в старые фаянсовые чашки с погрызенными краями. Мужчина не спеша, громко глотая, выпивает водку, чуть пригубляет сок и надолго задумывается.

— Еще чего-нибудь?

— Я ребятам говорю: мне же еще лететь! На самолете! А им не остановиться!

— Еще чего-нибудь?

— Да. Соку.

— Сколько?

— Чашечку. И водочки.

— Еще двести пятьдесят?

— Влезет в чашечку двести пятьдесят? Если не влезет, то хотя бы двести.

Девушка наливает ему в чашку еще двести пятьдесят граммов водки. Мужчина не спеша ее допивает. Смущенно улыбается. Трет переносицу. Кладет деньги и, шаркая подошвами, отходит покурить.

Потом, в самолете, я все-таки заснул. Поспать удалось всего минут сорок. Когда проснулся, под самолетом лежала невнятная пенопластовая поверхность. Может быть, тундра. Может быть, замерзший океан.

Русские завоевали Сибирь меньше четырехсот лет назад. Темпы покорения необъятной территории поражают. Чтобы добраться от Урала до Тихого океана казакам понадобилось всего сорок лет.

Правда, прогресс не стоит на месте. Мой «Ту-154» преодолел тот же путь всего за пять часов.

Перехватив солнце на полпути, самолет оказался уже в завтрашнем дне. Лед тянулся во все стороны без видимого края. Блестел он так, что становилось больно глазам. Казалось, он лежит ровно в метре под днищем самолета.

От взятой из дому книжки уже тошнило. Я стал просто смотреть в окно. Это было немного неудобно, потому что прямо мне в нос упиралась спинка впередистоящего кресла.

Стюардессы разносили завтрак. Вспомнив, как выглядел ужин, я улыбнулся девушкам, сказал, что не голоден. Правда, кофе я все-таки выпил. Он был мерзким.

Потом наконец зажглось табло «НЕ КУРИТЬ. ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». У меня было ощущение, что из дому я вышел несколько лет назад. Неужели печенье Choco-Pie я покупал всего лишь сегодня утром?

Во время посадки в Красноярске у самолета сменился экипаж. Нынешний пилот вел самолет так, словно это был его личный велосипед. Резко заламывал виражи. Дергал штурвал. Самолет трясло.

Потом мы все вместе поднырнули под облака. Оказалось, что день сегодня довольно пасмурный. Я вытянул шею, посмотрел вниз, и Камчатка показалась мне черно-белой, как передача по старому телевизору.

Сразу под облаками начинались сопки. Земля, как Шваценеггер, напряглась, побагровела, а ее мышцы взбугрились и застыли. На белых от снега сопках росли черные деревья.

Ниже сопок начиналась бухта. По бухте ползли игрушечные кораблики.

Сопки и Тихий океан. Я раздумывал, куда именно здесь можно втиснуть взлетно-посадочную полосу, а самолет пытался зависнуть в воздухе, встать на крыло, развернуться в этом самом тесном из возможных миров.

Потом самолет наконец коснулся земли и сразу, как при посадке на палубу корабля-авианосца, замер. Снаружи виднелось несколько военных самолетов, а также вертолеты.

Стюардесса прошла по рядам и предупредила:

— Готовьте паспорта. У выхода из самолета будет пограничный контроль.

Контроль оказался несложным. Толстый майор-пограничник, не глядя на проверяемых, листал документы, потом устал окончательно, плюнул и побрел в здание комендатуры.

Никаких излишеств типа трапа или автобуса, доставляющего пассажиров в здание аэропорта, здесь не существовало. Самолет просто подогнали поближе к выходу, пассажиры спустились по лестнице и вышли в город.

Я тоже вышел.

Разумеется, в воротах стояла толпа таксистов, жаждущих нагреться на бестолковых туристах. Невозможно приехать в незнакомый город и не оставить в карманах этих стервятников денег в пять раз больше, чем они того заслуживают.

На площади перед аэропортом стоял огромный стенд: «Спички не тронь! В спичках огонь!». Я не имел ни малейшего понятия, куда идти, где находится отель и сколько стоит поездка на местном такси. Я был готов платить.

Никто не бросался мне наперерез. Никто не хватал меня за рукав, не заглядывал заискивающе в глаза. Таксисты равнодушно смотрели, как я с их деньгами в кармане ухожу прочь. Это было странно.

До города я ехал на корейском джипе. За рулем сидел молчаливый камчатский водитель. Я спросил, сколько стоит поездка, он, не разжимая губ, пробурчал, что $7, и мы тронулись.

Пошли уже вторые сутки, как я не спал. Предыдущие четырнадцать часов я провел в неудобном самолетном кресле. Глаза слипались. Я полез за сигаретами.

— У вас в машине курят?

— Кури. Сам-то я бросил. Хотя раньше курил. Бывало, вечером засяду в туалете… Пока сижу, две папироски выкурю. Так что — кури.