Вкус страсти - Блейк Дженнифер - Страница 74

Несколько секунд Генрих задумчиво рассматривал Дэвида. Наконец король согласно кивнул.

— Мы полагаем, что будет лучше, а возможно, и безопаснее для вас, если вы удалитесь на север Англии. У меня там есть замок, расположенный недалеко от земель, дарованных мужьям двух сестер леди Маргариты. Если ты готов обменять на него свою французскую собственность…

— Безусловно, сир.

Маргарита бросила на Дэвида быстрый и укоризненный взгляд. Он не видел этого замка Генриха. Король, как человек осторожный, вряд ли предложил бы равноценный обмен.

Дэвид, встретив ее взгляд, пожал плечами в знак смирения. Он был прав, она уже и сама это поняла. Выбор был невелик. К тому же все это вилами по воде писано. Король еще не принял окончательного решения, он продолжал говорить.

— Мы хотим уточнить, что выезжать за пределы этих земель и их окрестностей категорически запрещено до особого распоряжения. Являться ко двору дозволяется исключительно по нашему приглашению.

Дэвид согласно наклонил голову.

— А мои воины?

Генрих вздернул подбородок.

— Войско следует расформировать, как и было предложено тобой. Могут остаться некоторые вроде твоего оруженосца, друзья и преданные тебе люди.

Маргарита, внимавшая и невысказанное, а не только непосредственные распоряжения, почувствовала, что в ней постепенно крепнет надежда. Генрих, похоже, был намерен ограничить передвижения Дэвида таким образом, чтобы он никогда не смог представлять угрозу для него, но при этом удержать его в пределах Англии, чтобы за ним было легко наблюдать. Возможно, эти требования и суровы, но это, безусловно, куда лучше смертного приговора.

— Значит, можно считать, что моя миссия как претендента на трон выполнена, — подытожил Дэвид.

От улыбки Генриха повеяло холодом.

— Вне всякого сомнения. Неправомочность претендента будет обнародована, как и планировалось, и на этом все.

Лицо Дэвида помрачнело, а челюсти неожиданно сжались.

— А если Уорбек нанесет удар?

Снова воцарилась тишина, а Генрих опять откинулся на спинку кресла. Единственными звуками было постукивание пальцев о подлокотник и шорох насекомых, бьющихся о стекла над головами собравшихся.

Король поджал губы и стиснул кулаки. Затем он немного расслабился и глубоко вздохнул.

— Как-то раз, на поле битвы под Стоуком, ты спас нашу жизнь, рискуя собственной, сэр Дэвид, спас и наш вымпел. Мы не забыли ни о твоем героизме, ни о том, что обязаны тебе жизнью.

— Я выполнял свой долг, сир.

— Ты сделал куда больше, — возразил Генрих. — Скорее это была демонстрация высшей степени преданности, это повернуло ход сражения, и в результате победил Ланкастер. Мы не суеверны, но все же давно чувствовали, что в тот день ты прибыл как знак Божьего благословения нашего правления. Мы вызвали тебя к себе этим летом, вынудили приехать с помощью уловки, убежденные, что ты непременно должен быть здесь и поддержать нас в борьбе с Уорбеком.

— Вы действительно не знали тогда историю моего рождения, понятия не имели о том, кто я?

Генрих рассмеялся, но смех его больше походил на храп.

— Думаешь, мы бы стали интриговать, чтобы приманить в свое гнездо такую гадюку? В отличие от орла, который кормит змеями своих птенцов, мы не настолько высокомерны и самоуверенны. Однако мы гордимся тем, что признали ценности твоей крови и твое происхождение.

Это было напоминание, если оно требовалось, что Дэвид, как сын Эдуарда, приходился Генриху родственником, хотя и седьмой водой на киселе. И кто мог бы утверждать, что во время битвы под Стоуком кровь не почуяла кровь? Случались и более странные вещи.

Генрих устремил взгляд поверх головы Дэвида, и морщины на его лице углубились, словно увиденное камнем легло ему на душу.

— Мы также хотим добавить, что мы смертельно устали от бессмысленного кровопролития, и понимаем, что проявили бы вопиющую неблагодарность, если бы не приняли во внимание твои прошлые заслуги. Из-за всего этого, и поскольку отказ от притязаний, озвученный тобой, настолько редкое явление в истории короны, которую мы носим, мы не можем позволить себе уступить тебе в чести. Поднимись, сэр Дэвид, и знай, что я буду горд, если ты станешь сражаться со мной плечо к плечу, когда мне опять придется защищать свою корону.

Маргарита заметила, как покраснел Дэвид, как легко и проворно он встал из коленопреклоненного положения.

— Вы хотите сказать, сир…

— Мы пошлем за тобой в случае необходимости, клянусь. А пока можешь оставить нас. И возьми с собой леди, которая так умело выступила в твою защиту и обещала столь многое ради тебя, леди Маргариту, ради руки которой ты рисковал своей жизнью. Ступай, даем тебе разрешение на брак и наше благословение. — Губы короля снова растянулись в холодной улыбке. — Похоже, что мы и в третий раз прекрасно сыграли роль свата в отношении Граций из Грейдона, и гарантируем, что проклятие больше не будет действовать — если оно вообще когда-либо действовало. Но хотя вы оба приятны нашему взору, мы полагаем, что вы поймете наше желание обратить на вас внимание лишь через много месяцев.

— Прощайте, сир, — произнес Дэвид, склонившись в глубоком поклоне, однако же король заметил его широкую улыбку.

Маргарита сделала реверанс и начала пятиться к двери.

— Прощайте, ваше величество, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Правьте долго и справедливо, как и ваши дети после вас.

Лицо Генриха VII потеплело, и он изящным жестом благословил пару.

— Мы благодарим тебя, леди Маргарита. Передавай привет от нас и от нашей королевы своим сестрам.

Еще несколько шагов — и дверь аудиенц-зала открылась перед ними и тут же закрылась за их спинами. Эскорт присоединился к ним в приемной и двинулся за ними по коридору, ведущему к жилым помещениям. Там их оставили одних.

Дэвид взял руку Маргариты и положил ее на свою. Вместе они направились к отведенным ей покоям. Их шаги эхом отражались от мраморного пола коридора и разлетались на несколько ярдов. Когда на пятки им наступал эскорт, молчание было благоразумным, но теперь, когда они оказались одни, Маргарита не могла придумать, что сказать. Или, скорее, ее переполняли эмоции, но она не могла выразить их словами.

Дэвид повернул голову и внимательно посмотрел на ее напряженное лицо, бросил взгляд вперед, на пустой коридор, и снова перевел его на даму. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло.

— Ты сердишься?

Сердится ли она? Возможно, ей следовало сердиться, поскольку ее никто не спросил, когда речь зашла о браке. Все же отнюдь не это чувство сейчас переполняло ее.

— Я испытываю облегчение. — Она выдержала его взгляд. — А ты?

— А что я?

— Ты сердишься на меня за то, что так вышло?

— Сержусь за то, что я жив? Едва ли.

— Я имела в виду потерю твоего права на престол.

— Знать имя своего отца и иметь возможность рассказать о нем детям — вот все, чего я когда-либо хотел, а то, что я получил, превзошло мои ожидания. Мне этого достаточно, даже если больше никто и никогда не узнает мою историю. Что касается короны, она не моя и никогда не была моей, милая, хотя мои родители и пребывали в законном браке. Эдуард отобрал ее у своего дяди Генриха VI и затем убил его, чтобы остаться на троне. Теперь ее забрал Генрих VII. Да будет так.

Она пристально посмотрела на него.

— Ты уверен? Теперь брачное свидетельство твоей матери находится у Генриха. Он, конечно, сожжет его, как сжег Titulus Regius, объявивший его королеву бастардом.

— Я уверен.

— Поскольку единственное доказательство твоего высокого положения оказалось в его руках, не было никакой необходимости говорить ему, что признание старой монахини слышали только Астрид и Оливер и что только они могут считаться свидетелями.

— Мы можем предоставить ему эту гарантию для облегчения его сердца позже, когда устроимся в замке, обещанном Генрихом. Но не пытайся отвлечь меня. Я спрашивал, как ты относишься к скорой свадьбе.

Она поджала губы, но ее сердце отчаянно билось, как птичка в клетке.