Странная история доктора Джекила и мистера Хайда - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 9

– Что ж, сэр, – сказал он. – Вот мы и пришли. Дай-то Бог, чтобы все оказалось хорошо.

– Аминь, – ответил нотариус.

Дворецкий осторожио постучал, дверь приоткрылась на цепочке, и кто-то негромко спросил:

– Это вы, Пул?

– Да-да, – сказал Пул. – Открывайте.

Прихожая была ярко освещена, в камине пылал огонь, а возле, словно овцы, жались все слуги доктора – и мужчины и женщины. При виде мистера Аттерсона горничная истерически всхлипнула, а кухарка с воплем «Благодарение Богу! Это мистер Аттерсон!» кинулась к нотариусу, будто намереваясь заключить его в объятия.

– Как так? – кисло сказал нотариус. – Почему вы все собрались здесь? Весьма прискорбный непорядок, ваш хозяин будет очень недоволен.

– Они все боятся, – сказал Пул.

Последовало глухое молчание, никто не возразил дворецкому, и только горничная, уже не сдерживаясь больше, зарыдала в голос.

– Помолчите-ка! – прикрикнул на нее Пул со свирепостью, показывавшей, насколько были расстроены его собственные нервы; более того, когда столь внезапно раздалось рыдание девушки, все вздрогнули и повернулись к двери, ведущей в комнаты, с таким выражением, словно ожидали чего-то ужасного.

– Ну-ка, подай мне свечу, – продолжал дворецкий, обращаясь к кухонному мальчишке, – и мы сейчас же со всем этим покончим.

После этого он почтительно попросил мистера Аттерсона следовать за ним и через черный ход вывел его во двор.

– А теперь, сэр, – сказал он, – идите тихонько: я хочу, чтобы вы слышали, но чтобы вас не слышали. И вот что еще, сэр: если он вдруг пригласит вас войти, вы не входите.

Нервы мистера Аттерсона при этом неожиданном заключении так дернулись, что он чуть было не потерял равновесия; однако он собрался с духом, последовал за дворецким в лабораторию и, пройдя через анатомический театр, по-прежнему заставленный ящиками и химической посудой, приблизился к лестнице. Тут Пул сделал ему знак остановиться и слушать, а сам, поставив свечу на пол и сделав над собой видимое усилие, поднялся по ступеням и неуверенно постучал в дверь, обитую красным сукном.

– Сэр, вас хочет видеть мистер Аттерсон, – сказал он громко и снова судорожно махнул нотариусу, приглашая его слушать хорошенько.

Из-за двери донесся голос.

– Скажите ему, что я никого не принимаю, – произнес он жалобно и раздраженно.

– Слушаю, сэр, – отозвался Пул почти торжествующим тоном и, взяв свечу, вывел мистера Аттерсона во двор, а оттуда направился с ним в большую кухню, – огонь в большой плите был погашен, и по полу сновали тараканы.

– Сэр, – спросил он, глядя мистеру Аттерсону прямо в глаза, – это был голос моего хозяина?

– Он очень изменился, – ответил нотариус, побледнев, но не отводя взгляда.

– Изменился? Еще бы! – сказал дворецкий. – Неужто, прослужив здесь двадцать лет, я не узнал бы голоса хозяина? Нет, сэр. Хозяина убили; его убили восемь дней назад, когда мы услышали, как он вдруг воззвал к Богу; а что теперь там вместо него и почему оно там остается… это вопиет к небесам, мистер Аттерсон!

– Вы рассказываете странные вещи, Пул; это какая-то нелепость, любезный, – ответил мистер Аттерсон, прикусывая палец. – Предположим, произошло то, что вы предполагаете – предположим, доктор Джекил был… ну, допустим… убит. Так зачем убийце оставаться там? Этого не может быть. Это противоречит здравому смыслу.

– Вас трудно убедить, мистер Аттерсон, но все равно я вам докажу! – ответил Пул. – Всю эту неделю, вот послушайте, он… оно… ну, то, что поселилось в кабинете, день и ночь требует какое-то лекарство и никак не найдет того, что ему нужно. Раньше он – хозяин то есть – имел привычку писать на листке, что ему было нужно, и выбрасывать листок на лестницу. Так вот, всю эту неделю мы ничего, кроме листков, не видели – ничего, только листки да закрытую дверь; даже еду оставляли на лестнице, чтобы никто не видел, как ее заберут в кабинет. Так вот, сэр, каждый день по два, по три раза на дню только и были, что приказы да жалобы, и я обегал всех лондонских аптекарей. Чуть я принесу это снадобье, так тотчас нахожу еще листок с распоряжением вернуть его аптекарю, – дескать, оно с примесями, – и обратиться еще к одной фирме. Очень там это снадобье нужно, сэр, а уж для чего – неизвестно.

– А у вас сохранились эти листки? – спросил мистер Аттерсон.

Пул пошарил по карманам и вытащил скомканную записку, которую нотариус, нагнувшись поближе к свече, начал внимательно разглядывать. Содержание ее было таково: «Доктор Джекил с почтением заверяет фирму May, что последний образчик содержит примеси и совершенно непригоден для его целей. В 18… году доктор Джекил приобрел у их фирмы большую партию этого препарата. Теперь он просит со всем тщанием проверить, не осталось ли у них препарата точно такого же состава, каковой и просит выслать ему немедленно. Цена не имеет значения. Доктору Джекилу крайне важно получить этот препарат». До этой фразы тон письма был достаточно деловым, но тут, как свидетельствовали чернильные брызги, пишущий уже не мог совладать со своим волнением. «Ради всего святого, – добавлял он, – разыщите для меня старый препарат!»

– Странное письмо, – задумчиво произнес мистер Аттерсон и тут же резко спросил: – А почему оно вскрыто?

– Приказчик у May очень рассердился, сэр, и швырнул его мне прямо в лицо, – ответил Пул.

– Это ведь почерк доктора, вы видите? – продолжал нотариус.

– Похож-то он похож, – угрюмо согласился дворецкий и вдруг сказал совсем другим голосом: – Только что толку от почерка? Я же его самого видел!

– Видели его? – повторил мистер Аттерсон. – И что же?

– А вот что! – ответил Пул. – Было это так: я вошел в лабораторию из сада. А он, наверное, прокрался туда искать это свое снадобье, потому что дверь кабинета была открыта, а он возился среди ящиков в дальнем конце залы. Он поднял голову, когда я вошел, взвизгнул и кинулся вверх по лестнице в кабинет. Я и видел-то его одну минуту, сэр, но волосы у меня все равно стали дыбом, что твои перья. Сэр, если это был мой хозяин, то почему у него на лице была маска? Если это был мой хозяин, почему он завизжал, как крыса, и убежал от меня? Я ведь много лет ему служил! И еще… – Дворецкий умолк и провел рукой по лицу.

– Все это очень странно, – сказал мистер Аттерсон, – но я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Совершенно ясно, Пул, что ваш хозяин стал жертвой одной из тех болезней, которые не только причиняют человеку мучительные страдания, но и обезображивают его. Вот, наверное, почему изменился его голос. Вот почему он стал носить маску и отказывается видеть своих друзей. Вот почему он так стремится отыскать это лекарство, с помощью которого несчастный надеется исцелиться – дай Бог, чтобы надежда его не обманула! Вот что я думаю, Пул. Это очень печально, даже ужасно, но, во всяком случае, понятно и естественно, все объясняет и избавляет нас от излишних тревог.

– Сэр, – сказал дворецкий, чье бледное лицо пошло мучнистыми пятнами, – это была какая-то тварь, а не мой хозяин, я хоть присягнуть готов. Мой хозяин, – тут он оглянулся и перешел на шепот, – мой хозяин высок ростом и хорошо сложен, а это был почти карлик…

Аттерсон попробовал возражать, но Пул перебил его.

– Ах, сэр! – воскликнул он. – Что ж, по-вашему, я не узнаю хозяина, прослужив у него двадцать лет? Что же, по-вашему, я не знаю, до какого места достигает его голова в двери кабинета, где я видел его каждое утро чуть ли не всю мою жизнь? Нет, сэр, этот в маске не был доктором Джекилом. Одному Богу, известно, что это была за тварь, но это был не доктор Джекил; и я знаю, что произошло убийство.

– Пул, – сказал нотариус, – раз вы утверждаете подобные вещи, я обязан удостовериться, что вы ошибаетесь. Мне очень не хочется идти наперекор желаниям вашего хозяина (а это странное письмо как будто свидетельствует, что он еще жив), но я считаю, что мой долг – взломать эту дверь.

– И правильно, мистер Аттерсон! – вскричал дворецкий.

– Однако возникает новый вопрос, – продолжал Аттерсон. – Кто это сделает?