Неопытная искусительница - Кендалл Беверли - Страница 26

— Прошу прощения. Мои слова были непозволительными и необдуманными.

— Право, вам незачем извиняться, мисс Армстронг. Мой кузен бывает ужасно высокомерным порой. Таким же он был в детстве. Вам не следует обращать на него внимания в подобные моменты, как это делаю я, — сказала та, глядя на Джеймса с типично сестринским выражением.

Кузен? Миссис София Лорел — его кузина? Хотя Мисси не представляла, что такое возможно, она обнаружила, что чувствует себя еще более жалкой и несчастной, чем секунду назад. Если бы пол разверзся под ней и поглотил целиком, она была бы только рада.

— Спасибо, вы очень добры, — сумела выговорить она вполне членораздельно, несмотря на сумбур в мыслях. Повернувшись к матери и брату, она спросила дрогнувшим голосом: — Можно мне уйти?

Виконтесса коротко кивнула. Томас не шелохнулся, бесстрастно наблюдая за ней. Мисси встала, стараясь не смотреть на Джеймса, и кинулась к двери самым недостойным образом, провожаемая шестью парами глаз.

Спустя несколько часов тишину ее спальни нарушил острожный стук в дверь.

Облаченная в ночную рубашку, Мисси сидела, скрестив ноги, на постели, запечатлевая в своем дневнике унизительные события этого вечера. Захлопнув дневник, она посмотрела на дверь, ожидая, что войдет мать, чтобы надрать ей уши за проделку. К ее удивлению, дверь приоткрылась, явив Томаса. Убедившись, что она надлежащим образом одета, он проследовал внутрь и притворил за собой дверь.

Все оказалось еще хуже, чем она воображала. У брата редко появлялись причины разговаривать с ней серьезно, а строгое выражение его лица говорило, что дело действительно серьезное. Мисси ждала, охваченная тревогой.

— Вижу, ты еще не спишь. — Он подошел ближе, бесшумно ступая по толстому ковру, и остановился у самой постели, касаясь своей белокурой макушкой голубого полога.

— Я знаю, что ты хочешь сказать…

Томас поднял руку, останавливая ее.

— Я здесь не для того, чтобы поучать тебя. Так что успокойся. — Его губы изогнулись в слабой улыбке. — Я пришел, чтобы сказать, что все это пройдет.

Он наконец сел, опустившись на краешек постели.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Мисси, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду, и Томас это знал.

— О твоих чувствах к Радерфорду, — произнес он понимающим заботливым тоном.

Мисси протестующе покачала головой и сложила губы, готовая возразить, но взгляд брата ее остановил. Томас слишком хорошо ее знал, и любые протесты встретили бы вполне оправданное недоверие.

Когда она впервые поняла, что влюблена, она была слишком молодой и неискушенной, чтобы скрывать свои эмоции. Джеймс знал о ее влюбленности. Собственно, все знали. И сегодня вечером ревностью и жестокими словами она только подтвердила свои чувства и свою незрелость.

Поэтому, вместо того чтобы протестовать, она покачала головой, на этот раз медленно.

— Боюсь, это никогда не пройдет. — Глаза щипало, но она мужественно сдерживала слезы.

— Ты могла бы выбрать любого. Могла бы заполучить наследника герцогства, если бы захотела. Я никогда не понимал, почему из всех мужчин ты предпочла Радерфорда, — шутливо произнес он, притянув ее в свои объятия.

Неужели он не понимает, что это не вопрос выбора, подумала Мисси с отчаянием, уткнувшись лицом в его плечо и черпая утешение в братском сочувствии, как делала это множество раз. Томас был ей ближе, чем отец, когда тот был жив, и понимал ситуацию, как никто другой. Он был мужчиной и знал Джеймса лучше многих, что создавало между ними связь, которую она не могла выразить словами.

Томас взял ее за предплечья и отстранил от себя, чтобы заглянуть в понурое лицо.

— Он мой лучший друг, и я люблю его как брата, но он не подходит тебе. Ты заслуживаешь гораздо большего. Мы с Радерфордом очень похожи в этом смысле и, возможно, именно поэтому отлично ладим. Ты заслуживаешь мужчину, который будет любить тебя и лелеять. Радерфорд никогда никого не любил. Я даже не уверен, что он способен на подобные чувства. — Томас помедлил, устремив на нее серьезный и в то же время ласковый взгляд. — Я не хочу, чтобы ты страдала.

Мисси слушала брата, но не могла совместить образ Джеймса, охваченного страстью, каким она его видела однажды, с мужчиной, не способным испытывать такие сильные эмоции, как любовь.

Нет, Томас ошибается, но она не будет спорить. Он всего лишь заботится о ней. С его слов, он не хочет, чтобы она страдала.

Мисси кивнула.

— Мама, наверное, ужасно огорчена моим поведением.

— Она не сердится… — Он замолк перед ее недоверчивым взглядом. — Она обеспокоена, Мисси, как и я. Она не хочет, чтобы ты страдала, а твое поведение за обедом…

Не было нужды заканчивать фразу. Каждый, кто присутствовал за столом, мог наблюдать ее прискорбное поведение. Она задолжала унизительное извинение не только миссис Лорел, но и Джеймсу. Но перспектива предстать перед ним в присутствии остальных заставила ее выскочить из комнаты как последнюю трусиху. Она извинится, но пусть он сначала остынет.

Томас приподнял ее подбородок кончиком пальца.

— Моя единственная забота — чтобы ты перестала растрачивать свою жизнь, ожидая мужчину, который никогда тебя не полюбит, мужчину, который совершенно не заслуживает твоей любви. Ты не могла бы подумать о том, чтобы предоставить возможность завоевать твою привязанность кому-нибудь другому? Скажем, дать реальный шанс Гренвиллу? Ты же понимаешь, что жизнь не стоит на месте.

Забыть Джеймса? Она отдала бы все на свете, чтобы это стало возможным. Мисси лишь трепетно улыбнулась в ответ.

Виктория давно смирилась с тем фактом, что мать властная женщина. Не просто властная, но склонная заискивать перед вышестоящими (относительно небольшой группой людей) и высокомерная с представителями низших классов. Мать хотела для нее того же, чего хотели большинство матерей для своих дочерей: удачного брака. И потому на пятом сезоне пребывания Виктории на брачном рынке маркиза поклялась, что он станет последним. Либо Виктория выйдет замуж, либо маркиза умрет от усилий, разумеется, образно, хотя порой Виктория сомневалась, что это всего лишь метафора.

— …и я не понимаю, что случилось с лордом Радерфордом. Прошло три недели с его последнего визита, — заметила мать, даже не пытаясь скрыть недовольную гримасу, отразившуюся на полном лице.

Это был его первый и последний визит, мысленно возразила Виктория.

Леди Корнуолл поерзала на сиденье, ткнув ее в бок мясистым локтем.

Виктория охнула и поспешно огляделась, опасаясь, что возглас привлек внимание публики, собравшейся в театре. К ее облегчению, сидевшие поблизости были увлечены собственными разговорами, болтая и сплетничая во время антракта.

Маркиза бросила на нее недоуменный взгляд, словно спрашивая: «Что это с тобой?» Виктория промолчала, снова переключив внимание на затемненную сцену. Уж лучше это, чем начать препираться с матерью.

— Я уже говорила тебе и снова скажу. Я не допущу, чтобы ты отказала следующему жениху. Вот к чему привела снисходительность твоего отца. Он избаловал тебя. Но что он будет делать, когда ты увянешь и не станет красоты, способной привлечь приличного мужа? Я умру от стыда. — Маркиза говорила, понизив голос и склонившись так близко, что ее рот находился лишь в паре дюймов от уха дочери.

Виктория даже не моргнула. Привыкшая к уколам и язвительным замечаниям матери, она смотрела перед собой, сожалея, что не может оказаться в другом месте и в другой компании, и отчаянно желая быть рядом с Радерфордом этим вечером.

Гул голосов, донесшийся со стороны прохода между рядами, отвлек их от разговора. Леди Корнуолл вытянула шею в попытке разглядеть, что вызвало такой переполох, и Виктория повернула голову, разделяя ее любопытство.

Дамы в задних рядах перешептывались и хихикали, как школьницы. Только мужчина мог вызвать подобное оживление. Причем мужчина, пользующийся популярностью или весьма известный.

Виктория не слишком удивилась, увидев высокую белокурую фигуру лорда Армстронга, который появился в толпе зрителей, пробиравшихся к своим местам. Он выглядел даже слишком красивым в черном костюме, оттенявшем темное золото его волос. Виктория сразу узнала его спутницу, хотя и не могла вспомнить, как ее зовут. Кажется, Камилла.