Бремя императора. Навстречу судьбе - Эльтеррус Иар - Страница 35

– Ты сам говорил, что если бы был королем, то изменил бы порядки в вашей стране, – повернулся к нему Его величество. – Вот я и хочу дать тебе такой шанс. Подумай о тех же рабах. Твоей Шен повезло, что ты ее полюбил. А сколько рабынь прямо сейчас кричат от боли под пытками? Не знаешь, часом?

– Не знаю… – опустил голову юноша, вспомнив виденное в воспитательных приютах. – Хорошо, твое величество. Я попробую.

– Будет очень трудно, – предупредил император. – Настолько, что… Но у тебя есть Шен. Кстати, девочка. С этого момента я освобождаю тебя от любых других дел, только по общему Зову ты обязана будешь явиться. Будь с Эхе, помоги ему.

– Спасибо, твое величество! – благодарно улыбнулась девушка, бросив сияющий радостью взгляд на любимого.

– О чем это вы? – подозрительно прищурился деор.

– Она знает, – обтекаемо ответил император, ничего из его ответа владетель не понял. – И еще одно. Эхе, Шен, тренировок вам тоже никто не отменял, учениками вы остались. Мастера-наставники прибыли с вами и уже завтра продолжат занятия. Нартагальский язык и обычаи они знают прекрасно, все шестеро урожденные нартагальцы, сами решите, кем их представить.

– Как скажешь, твое величество… – поежился юноша, вспомнив утреннюю тренировку. – А учитель?

– Иногда он будет тебя навещать, тебе еще многое предстоит узнать.

– Не сомневаюсь, – поддержал императора деор. – Даже больше, чем многое. У нас здесь не империя, ты, сын мой, должен будешь знать, чего ждать от каждого рода, кто опасен, а кто нет. Кто кому союзник, а кому враг. Я уже не говорю об интересах Церкви и Смотрящих, с последними возникнет множество проблем, особенно – если начнешь менять вековые устои. Перед тем, как начинать, придется раздавить Смотрящих, иначе они похоронят тебя.

– Единый Создатель… – простонал Эхе, хватаясь за голову. – И на какое копыто дорхота оно мне все надо?!

– Ты думаешь, мне трон был нужен? – вздохнул император. – Ага, как же. Взяли за шкирку, как кутенка – на тебе, человече, корону. Напяливай и лезь на престол. И не откажешься, умирающий просил… А теперь деваться некуда – долг. Мой долг – империю вытащить. А твой – Нартагаль изменить!

– Меня всегда поражали ваши законы, – с недоумением пожал плечами деор. – Как монархия может быть не наследственной? Не понимаю.

– А если принц непригоден для управления государством? – поинтересовался Его величество. – Если он безответственный повеса? Что тогда? Он же страну погубит.

– И такое возможно… – вздохнул старый владетель.

– Тогда как в Элиане император подбирает себе наследника исключительно по его личным качествам. Из множества претендентов он выбирает наиболее подходящего, наиболее способного справиться с властью. Понимаете?

– Понимаю, – задумчиво покивал деор, потирая подбородок. – Возможно, вы и правы. В этом что-то есть. Но я бы предпочел соответствующее воспитание принца.

– Это может помочь, – согласился император. – Но далеко не всегда. Думаю, нам не имеет смысла спорить – все сложилось так, как сложилось. В Элиане власть не наследственная, в Нартагале – наоборот. У нас сейчас хватит и других забот, незачем тратить время на пустые споры. Так что, Эхе? Ты согласен? Это ведь твой долг…

– Куда я денусь, раз долг? – уныло буркнул юноша, прижимая с себе загадочно улыбающуюся Шен.

Император с владетелем переглянулись. Почему-то деору, хоть он и не видел лица его величества из-за туманной маски, казалось, что тот понимающе улыбается. Странное впечатление производил на него повелитель Элиана. Казалось, император одновременно очень молод и бесконечно стар. Одновременно на редкость наивен и донельзя подл. В нем совмещалось несовместимое, старый владетель осознал это четко.

Волны бились о камни, кричали чайки, ветер шумел в кронах недалеких деревьев. Начинало темнеть, дул ветерок, жара уже спала, и было прохладно. В небе одна за другой загорались звезды, ночь медленно вступала в свои права. Стрекотали цикады, ночные бабочки вылетали из укрытий, из недалекого леса доносились песни собирающихся на охоту волков.

На большом камне, возвышающемся над волнами, сидел человек в темном плаще. Он опирался подбородком о собственные колени и что-то неслышно шептал. Ветер развевал его огненно-рыжие волосы, зеленые глаза с тоской смотрели в никуда. Вся его поза выражала уныние.

– Единый… – шептали сухие губы. – Ну почему я? Чем я провинился перед тобой? За что ты взвалил на меня эту проклятую ношу? Я не могу больше так… Помилуй меня…

Санти в последнее время был противен самому себе, никогда до сих пор скоморох не представлял, что можно испытывать такое отвращение к собственной персоне. Он вспоминал, как они с деором ломали несчастного Эхе, склоняя стать королем, и снова испытывал жгучий стыд. Умом понимал, что нельзя было поступить иначе. Но это умом, а душа корчилась от боли. Опыт прежних императоров подсказывал ему, как поступать в той или иной ситуации, только эти поступки были для юноши чужды и отвратительны. Подлость, умноженная на подлость и замешанная на жестокости. Он все равно делал необходимое, понимая, что выбора нет. Спасать Элиан – его долг. Ничей больше. Однако с каждым днем чувствовал себя все хуже и хуже.

Император откинул голову назад и хрипло расхохотался. Ничего веселого в его смехе не было, наоборот, в нем слышались отголоски безумия. Он раскачивался на камне, ему хотелось разбить себе об этот камень голову. Хохот постепенно перешел в вой, наполненный тоской. Хорошо хоть забился на этот неизвестный никому островок в Белом океане, и никто не увидит его отчаяния. И поговорить о своих сомнениях не с кем… Никто не поймет, даже Лек или Энет. Никто… Но Санти знал, что несмотря ни на что, завтра он снова встанет и продолжит свое дело.

Снова опустив голову на колени, Санти зажмурился. Ему хотелось плакать, но глаза императора остались сухими. В этот момент где-то там, в Нартагале, в страшных мучениях умирал маленький мальчик, которого он легко мог бы вылечить. Но он не станет лечить, наоборот, будет с нетерпением дожидаться смерти ребенка, вся вина которого в том, что родился принцем. А затем он прикажет устранить отца и дядю этого ребенка, чтобы расчистить дорогу к престолу для своего ставленника, которого заставил согласиться на это довольно гнусным способом. С какой стороны ни глянь – грязь и мерзость. И кто тогда он сам? Известно кто… Сволочь и подонок.

Как Маран справлялся с необходимостью поступать таким образом? Как справлялся с собственной совестью, рвущей в клочья душу? Ведь нет же другого выбора, хоть ты сто раз сдохни, нет! Санти сжал кулаки и замычал от отчаяния, так тошно ему еще никогда не бывало. Бремя императора… Проклятое бремя… Его бремя… До самой смерти – его.

Окончательно стемнело, от океана потянуло холодом, но Санти не обращал на это внимания. Он продолжал сидеть и с тоской смотреть в темноту. Хоть с кем-нибудь бы поговорить о своих сомнениях. Только не с кем… Их просто никто не поймет. Он ощущал себя рассеченным надвое. Одной частью ума и души понимал, что никуда не денется и продолжит уничтожать помехи на пути к процветанию Элиана, отдавая этому все силы. А другой… А другой чувствовал себя подлецом, предавшим все свои прежние идеалы.

Казалось, он постепенно теряет остатки человечности, из души уходит что-то неуловимое, но оттого не менее ценное. Что-то настолько необходимое, что потеря его означает смерть этой самой души. Проклятая раздвоенность оказалась настолько мучительна, что император сходил с ума от непонимания и тоски. Каждый вечер он перемещался на этот остров и почти до утра сидел, пытаясь разобраться в себе. И не мог.

– Санти… – донесся снизу чей-то голос, и скоморох вздрогнул.

Кого там дорхот принес? Что там еще произошло? У подножия камня стояла Кара. Она-то как здесь оказалась? Хотя да, эльдары всегда чувствуют, где их император и что с ним. Поэтому всегда могут его найти. Даже уединиться по-настоящему у него возможности нет…