Две недели на соблазнение - Маклейн Сара - Страница 41

— Я думала, вы другой.

Он повернул к ней только голову. И ничего не сказал — молча на нее смотрел. Она немного подождала, но он так и не заговорил. Джулиана же, давая выход своему гневу, продолжала:

— Я думала, вы джентльмен, думала, вы из тех мужчин, которые держат свои обещания и стараются всегда поступать правильно. Но выходит, я ошибалась. Я забыла, что вас по-настоящему волнует только одно — не честь или справедливость, а собственная репутация.

Он по-прежнему молчал, и она вновь заговорила:

— Даже когда вы смеялись надо мной и критиковали за то, что во мне слишком много страсти, за то, что я слишком безрассудна и не забочусь о своей репутации, я думала, что, быть может, я… что, возможно, вы… — Она умолкла и мысленно добавила: «Я думала, что, возможно, вы стали другим. Думала, что мне удалось изменить вас». Но этого, разумеется, она не могла ему сказать. Не имела права.

Тут герцог наконец-то повернулся к ней полностью, и она увидела, что он держал на руках младенца.

И Джулиана вдруг поняла, что это за комната. Детская!

Герцог же держал спящую девочку, настолько маленькую, что она легко помещалась в его ладонях.

Джулиана сглотнула и шагнула ближе. Вгляделась в крошечное красное личико — и весь запал ее иссяк. Ей больше не хотелось ни кричать, ни трясти Саймона. И она больше не испытывала ни злости, ни возмущения. Она чувствовала себя… потерянной.

В другом мире — в другое время — они могли бы находиться в такой же детской. И у них мог бы быть такой же момент. Но только более счастливый.

Голос ее дрожал, когда она вновь заговорила:

— Мне известно, что значит расти, зная, что одному из родителей ты не нужна, Саймон. И мне известно, каково это, когда о том знает весь свет. Это очень тяжело и больно. И когда тебе четыре, и когда тебе десять, и когда тебе… двадцать. Я знаю, каково это, когда над тобой насмехаются и когда тебя все отвергают. Вы должны признать ее, Саймон. — Последовало долгое молчание. — Да, должны. Ну и что, что это скандал. Переживете. Вы сможете. А я… — Нет, никаких «я». Она ему никто. — А мы… мы поддержим вас.

Щеки ее были мокрыми от слез, но она продолжала:

— Ведь вы же здесь, Саймон. Вы приехали, чтобы посмотреть на нее. Наверняка это что-то значит. Вы сможете полюбить ее.

Герцог услышал в ее словах мольбу, он знал: она говорила не только о ребенке. И он опять промолчал.

Ей бы следовало смутиться, но она решительно отбросила все мысли о стыде и о гордости. Сейчас она думала только об одном: этот мужчина стал для нее единственным в мире.

С самого начала.

— Что же ты молчишь, Саймон? — прошептала она, вложив в его имя целый океан страсти и нежности.

Но ведь он воплощал в себе все то, что она поклялась ненавидеть… Этот надменный аристократ погубил какую-то невинную девушку и, возможно, не признает свою дочь. И теперь Джулиана ненавидела себя за то, что по-прежнему желала его — даже сейчас, когда должна была бы презирать.

Тут он шагнул к ней, она отступила на шаг, боясь его близости. Боясь того, что могла сделать. Того, что могла позволить ему сделать.

— Джулиана, познакомься с моей племянницей.

Его племянница?

— Так это твоя…

— Да. Кэролайн. — Он произнес имя малышки с такой нежностью, что Джулиана невольно ей позавидовала.

— Кэролайн… — повторила она и шагнула к нему, шагнула к ангелочку в его руках.

У девочки было круглое личико с похожим на розовый бутон ротиком и точно такие же, как у дяди, золотые кудряшки.

Джулиана шумно выдохнула.

— Так ты ее дядя?

Герцог едва заметно улыбнулся.

— А ты решила, что отец?

— Да.

— И даже и не подумала получить подтверждение, прежде чем выдвигать такие обвинения?

Она вспыхнула от стыда.

— Пожалуй, следовало бы…

Она взглянула на малышку у него в руках, и что-то сжалось в ее груди от несообразности этой картины: большой сильный мужчина, олицетворение благопристойности и надменности — и крошка племянница чуть длиннее его ладони.

— Кэролайн… — прошептал Саймон с благоговением в голосе. — Она так похожа на Джорджиану… Та была точно такой же, когда родилась.

— Твоя сестра?

Он кивнул:

— Да, она.

— Так это тайный ребенок. И ты все делал для того, чтобы защитить свою сестру.

Он снова кивнул.

— У меня не было выбора. Я должен был защитить семью от позора. Должен был защитить сестру.

— Сколько ей?

— Семнадцать. И еще даже не выходила в свет.

— Не замужем? — Об этом, конечно, можно было не спрашивать.

Он опять кивнул и погладил пальцем крошечную ручку Кэролайн.

«Значит, эта малышка — причина всего… — думала Джулиана. — Именно из-за нее он так дорожит своей репутацией. И именно из-за нее решил жениться на леди Пенелопе».

Тут герцог вдруг проговорил:

— Я думал, что приеду сюда… все устрою. Думал, что будет легко отправить куда-нибудь их обеих. А потом… потом я увидел Кэролайн…

Во сне ребенок ухватился за кончик его пальца, и он улыбнулся. Изумление и грусть осветили его красивые черты — черты, которые так редко выдавали эмоции. Саймон шумно выдохнул, и в этом выдохе слышался груз ответственности.

Глаза Джулианы защипали слезы, и она заморгала, прогоняя их.

Было ясно: когда об этом станет известно в свете, разразится ужасный скандал. Неужели он правда думал, что сможет скрывать это вечно?

— Значит, ты отправил сестру сюда, чтобы… скрыть ее положение?

Герцог покачал головой:

— Нет. Она сбежала. От семьи… от меня. Не думала, что я поддержу ее. И была права, — добавил он с горечью в голосе.

Тут Саймон повернулся и, пройдя несколько шагов, положил малышку в колыбель. Туда, откуда взял ее.

Внезапно Джулиана осознала всю необычность этого момента. Ведь мужчины-аристократы никогда не задерживаются в детских. И не держат младенцев на руках. Но Саймон — здесь. И он держал малышку со всей бережностью и нежностью. Более того, сейчас в нем чувствовалась неуверенность — в мужчине, никогда в себе не сомневавшемся.

У Джулианы защемило сердце, и она прошептала:

— Малышка простит тебя.

— Ты этого не знаешь.

— Нет, знаю. — Она помолчала. Как можно было не простить его! — Знаю, Саймон. Ты же приехал за ней. За ними обеими. Приехал, чтобы позаботиться о них.

— Не делай из меня героя. Джулиана. Я нашел ее… и узнал о ее положении. Она не говорила мне, кто отец, и я был в ярости. Я оставил ее здесь. Не желал ее знать.

Джулиана не могла в это поверить. И не поверила.

— Нет… — Она покачала головой. — Это неправда. Сейчас ведь ты здесь.

Герцог отвернулся от нее, вернулся к окну и устремил взгляд на пустошь. Молчание длилось довольно долго. Наконец он проговорил:

— Я приехал только для того, чтобы решить, что делать дальше. Чтобы заставить ее сказать, кто этот человек. И подготовить все для того, чтобы спрятать ребенка. Спрятать свою сестру. Ты по-прежнему считаешь меня героем?

Она нахмурилась.

— А ты все еще собираешься сделать это?

Он снова повернулся к ней.

— Не знаю. Возможно. Я долго думал об этом по дороге сюда. А теперь… — Он внезапно умолк.

— А что теперь?

— Я не знаю! — выкрикнул Саймон в отчаянии. — Потому что теперь все мои планы кажутся мне… ужасно неразумными. Теперь моя сестра со мной не разговаривает. И теперь… Теперь я держал в руках этого ребенка.

Джулиана снова приблизилась к нему и увидела в его глазах муку. Он потянулся к ней и провел пальцами по ее щеке — настолько мягко и нежно, что она прикрыла глаза, чтобы не выдать своих чувств.

— А ты еще больше все усложнила…

Джулиана в изумлении распахнула глаза.

— Что это значит?

— Только одно: когда ты рядом, я забываю обо всем, что должен помнить. И единственное, чего я хочу, — вот это…

Он прижался губами к ее губам, и нежность поцелуя еще больше усилила щемящую боль, которая поселилась в ее сердце во время этого разговора.