Творящие любовь - Гулд Джудит - Страница 17

Явным лидером среди школьниц была привлекательная девочка с острым подбородком и глазами, как у лани. Она поднялась на ноги, показывая, что «совещание» окончено.

— Уже поздно, миссис Хейл, — запинаясь, сказала она, стараясь не встречаться с Элизабет-Энн взглядом. — Я знаю, мы собирались остаться на ночь… — И оглянулась на других, ища поддержки. Школьницы торжественно кивнули. — Но нам лучше сейчас пойти домой, миссис Хейл.

Элизабет-Энн выглядела удивленной. Она выпрямилась в кресле, опираясь руками на подлокотники.

— Но почему? — Она переводила взгляд с одной девочки на другую, но те отводили глаза. — Мне казалось, что вы хорошо проводите время.

— Мы… то есть я хочу сказать, я… не очень хорошо себя чувствую. Мы соберем вещи и найдем такси. Мы можем поехать ко мне домой.

Элизабет-Энн быстро взглянула на Шарлотт-Энн. Ту трясло, как в ознобе.

Пока девочки собирались, проснулась Людмила. Оглядывая всех круглыми глазами, она сонно спросила, раскатывая букву «р»:

— А который сейчас час? Уже утро?

Удаляющиеся шаги девочек еще слышались на лестнице, когда Шарлотт-Энн взорвалась.

— Я думала, что вот-вот умру, завопила она. — О Господи! Я никогда больше не смогу посмотреть им в лицо. Я и в школу-то не смогу вернуться.

Элизабет-Энн удивленно посмотрела на нее:

— А в чем, собственно, дело?

— Ты хочешь сказать, что не знаешь?

— Боюсь, я действительно не знаю, — спокойно ответила Элизабет-Энн.

Шарлотт-Энн повернулась к матери, ее глаза горели лютой ненавистью. Слезы текли по ее щекам, а губы сердечком скривились от боли.

— Только взгляни на себя, мама, — прошипела она. — Ты приходишь сюда и начинаешь демонстрировать свою униформу. Униформу горничной.

Элизабет-Энн изумленно посмотрела на себя. Она все еще была одета в форменное платье. После всего того, что произошло этим вечером, она и думать об этом забыла. А теперь Шарлотт-Энн считает, что мать нарочно так поступила.

— Разве ты не видишь? — воскликнула дочь. — Теперь они знают, что ты обыкновенная служанка. Вот почему вечеринка так закончилась и они не захотели иметь ничего общего со мной.

И девочка взглянула на мать с таким отвращением, какого Элизабет-Энн никогда не доводилось видеть.

— Дорогая, я вовсе не собиралась портить праздник. Поверь мне. У меня был ужасный вечер, и я просто…

— У тебя был ужасный вечер! — У Шарлотт-Энн на шее натянулись жилы. — Я ненавижу тебя!

— А тебе не кажется, что, если бы ты сказала им правду, вместо того чтобы накручивать всю эту ложь, они бы не возражали? — спокойно сказала Элизабет-Энн.

— А у тебя, мама, конечно, на все готов ответ, да? Ну так и я тебе отвечу. — Шарлотт-Энн топнула ногой. — Я ненавижу тебя, мама! Я тебя ненавижу!

Элизабет-Энн побледнела и не могла шевельнуться. Она не могла поверить своим ушам. Может быть, она и была неосторожна от переутомления, но реакция Шарлотт-Энн выходила за всякие рамки.

— Успокойся, пожалуйста, дорогая. Я уверена, мы сможем все обсудить и…

— Я не собираюсь больше никогда с тобой разговаривать, — всхлипнула дочь. — Никогда, пока я жива.

Она закрыла лицо руками, вбежала в ванную комнату и с такой силой хлопнула дверью, что задрожали стены.

Элизабет-Энн смотрела ей вслед. Голова у нее кружилась.

Людмила подождала немного, потом поднялась на ноги.

— Мне кажется, — медленно заговорила она, спросонья ее акцент стал еще сильнее, — нам следует спуститься ко мне и дать ей время прийти в себя. — Ее глаза озорно блеснули. — Хоть у нас сейчас и сухой закон, но у меня есть несколько бутылочек отличного бордо тысяча девятьсот девятого года. Пойдемте. — Людмила взяла Элизабет-Энн под руку. — Я думаю, что нам обеим полезно выпить по рюмочке. Я права?

Элизабет-Энн еще раз посмотрела на вино, поиграв бокалом. Густой рубиново-красный напиток завораживающе переливался в хрустальных гранях.

— В чем дело? Вы пьете вино или ждете, пока оно настоится? — проворчала Людмила. — Это происходит в бутылках.

Элизабет-Энн с извиняющейся улыбкой отпила глоток. Вино было мягким, ароматным и удивительно крепким. Она почувствовала, как уходит напряжение.

— Так-то лучше, — заметила хозяйка. — Итак, что мы имеем? Девочки быстренько сбежали, а Шарлотт-Энн на вас сердится. И вы потеряли работу. — Она поджала губы и покачала головой. — Хороший выдался денек, ничего не скажешь.

— Это можно повторять снова и снова. Но что же мне делать? — еле слышно спросила Элизабет-Энн. Даже болонки, казалось, чувствовали мрачное настроение женщин и не подавали голоса. — Я пошла работать в первый же попавшийся отель только для того, чтобы посмотреть изнутри, как руководят большой гостиницей. — Лицо ее болезненно скривилось. — Но теперь с этим покончено.

Людмила осуждающе взглянула на свою собеседницу.

— Почему вы не сказали мне об этом раньше? — резко спросила она. — Я бы вас предупредила. Вы никогда не сможете узнать, что такое гостиничный бизнес, если будете всего лишь горничной. Если вы хотите этим заниматься, то вам нужны деньги. И все. Вы просто покупаете отель и нанимаете помощников. Это так просто. — Людмила закурила одну из своих резких сигарет и скрылась в окутавшем ее ядовитом облаке дыма.

— Деньги! — Элизабет-Энн протестующе хмыкнула. — Это единственное, чего никогда не бывает достаточно.

— Но вы говорили, что у вас есть сбережения. — Людмила искоса взглянула на нее сквозь пелену дыма. — И много их у вас?

— Много? — без всякого выражения переспросила Элизабет-Энн. — Это зависит от того, что вы имеете в виду. Для одних это много, для других мало. Но для того, чтобы купить отель? — Она горько рассмеялась.

— Это не имеет значения. Если вы очень чего-либо хотите, вы это получите.

— Все не так просто, и вы сами об этом знаете. Вы все время жалуетесь, что вам не хватает денег.

Людмила раздраженно махнула сигаретой:

— Хватает! Что значит хватает? Я-то слишком стара, чтобы пускаться в азартные предприятия. Если бы я была помоложе… — В ее серых глазах засветился хитрый огонек, и она слабо улыбнулась. — Когда я была помоложе, я все время рисковала. Я стала содержанкой, а это рискованное предприятие. Я судилась здесь из-за денег моего любовника, что еще опаснее. Но если бы мне немного денег и ваши годы…

— То что было бы? — подзадорила ее Элизабет-Энн, боясь показать свой растущий интерес.

— Вы говорили мне, что каждую неделю получаете доход от… от…

— От мотеля.

— Отлично. Можно ли на это жить, оплачивать счета?

Элизабет-Энн утвердительно кивнула.

— Значит, то, что лежит в банке, это, как вы говорите, лишние деньги?

— Нет, — поправила ее собеседница, — это то, на что мы можем рассчитывать при непредвиденных обстоятельствах.

— Сколько у вас на счете? Это не просто любопытство, вы понимаете. Надо знать, достаточно ли этой суммы.

Элизабет-Энн заколебалась. Деньги, лежащие на ее счету, неприкосновенны. О них не следовало объявлять даже друзьям.

— Пожалуйста, я только хочу помочь, — поторопила ее Людмила с мягкой настойчивостью. Она пересела поближе к краю сиденья и, взяв женщину за руку, успокаивающе улыбнулась. — Мне не важна точная цифра. Хотя бы приблизительно, сотня это долларов или тысячи долларов, чтобы знать, могут ли эти деньги работать. Понимаете?

— Да, я думаю, да. — Элизабет-Энн высвободила руки и задумчиво пригубила вино. — Не вижу причин, чтобы скрывать это от вас. — Она сделала паузу. — У меня около тридцати тысяч.

— Тридцать тысяч! Господи, да чего же вам беспокоиться? — Стареющее, поблекшее лицо Людмилы порозовело и засветилось от удовольствия. — Этого достаточно.

— Для покупки отеля? — Элизабет-Энн покачала головой. — Нет, для этого мне нужны сотни тысяч.

Людмила увещевающе погрозила ей пальцем.

— Нет, — многозначительно сказала она, — если вы попытаете счастья.