Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки" - Страница 7

— Пойдём! Я покажу тебе твою комнату! — Антон поддерживал гостеприимный и весёлый тон. — Ма! Я сам. Тебе с мальчиками нельзя!

Лидуля умилительно смотрела на сыночка. А Антон ухватил Давида за локоть и поволок за собой на третий этаж:

— Там — наша епархия. Нафиг не пустим ни маму, ни папа?. Одна комната моя. Другая — твоя, до этого она была для гостей, а третья — для друзей, там бильярд, стойка барная, пуфы, потанцевать есть где! Эх! Заживём!

Антон искрил гостеприимством и энергией. По пути на третий этаж успел рассказать, что одна из ступеней короче других, поэтому он в детстве навернулся на лестнице. Потом втолкнул застенчивого гостя в свою комнату и провёл мини-экскурсию по ней, попутно излагая весёлые истории о каждой вещице или предмете мебели.

— Конечно, у тебя в комнате всё скромнее. Но ты обживёшься! Поменяешь там обстановку, придумаешь что-нибудь своё! Открой пасть! Это тебе жвачка, — Антон затолкнул в парня пластик американского «бабл-гама». — Короче, ты ко мне можешь заходить запросто, без стуков. Если я буду тут что-нибудь такое секретно-безобразное делать, то запрусь. Так что заходи. И бери тут всё, только в стол не лазь, а то там у меня нужный мне беспорядок настроен… Ну? Нравится здесь? Пойдём к тебе!

Хозяин просторной комнаты с навороченным современным дизайном и с огромной круглой кроватью у окна старался произвести впечатление чистосердечия и радушия. Подхватил с собой альбом с детскими фотографиями и потащил Давида в соседнюю комнату, которая была чуть поменьше, да и обставлена скромно, без вывертов, но вполне приличная, не чета детдомовским палатам. Давид исподлобья рассматривал своего нового брата. Похож на мэра, глаза раскосые восточные, лицо круглое, рот вечноулыбающийся, с пухлой нижней губой. Широкоплеч, выше Давида в полголовы, на шее болтается золотая цепочка с медальоном, кожа смуглая, взгляд чёрный. Давид по сравнению с ним белая моль, вернее молявка. Никаких широких плеч, никакой выпиравшей щетины, никакой маскулинной брутальности. По этому мэрскому сыночку сразу определишь: вырос мужик, твёрд, горяч, решителен. Ни маменькиной манерности, ни папенькиной угрюмости не было, да и деньги не испортили парня: был щедр, но не до расточительности, избирателен, но не до высокомерия, индивидуалист, но не до эгоизма…»

— М-да… Какой-то прямо кумир поколения! — прервал чтение Давид. — И красавец-то он, и добряк, и весельчак, и, поди, ещё чемпион по всевозможным спортивным видам, да и отличник-преотличник в придачу! Так?

— Ну… Да, дальше пишу, что он с медалью школу закончил…

— Тебе, друг, нужно утопии писать или сказки. Парень явно мажор. Один в семье. Всё есть. И откуда у него все эти приятные качества образовались? Что за Арина Родионовна его воспитывала?

— А что, в нормальных семьях не бывает нормальных детей? — искренне удивился Сергей.

— В нормальных бывает. Но эта семья ненормальная. За забором власти, под покровительством мафиози. Сам подумай, наверняка у парня и школа особая, и аттестат купленный, и друзья богатенькие придурки. Карманных денег немерено, каникулы за бугром, носки себе не стирал, в магазин за хлебом не ходил, ведь вокруг полно «принеси-подай». Короче, фантастический персонаж у тебя этот Антон. Не верю!

— Понимаешь, идея как раз в том, что парень из детдома, который внешне всем казался мальчиком-одуванчиком, оказался хладнокровным подонком. Он сначала разрушит их взаимоотношения, потом дискредитирует их в общественных глазах, ну и напоследок убьёт Антона и ограбит семью. И смоется.

— Что ж он такая сука неблагодарная? С чего?

— Ну… детдом, гены…

— «Ну-детдом» — дурацкое объяснение, он не сызмальства там, не успел впитать всю злобу. Да и не обязательно детдом зверя воспитывает. А «гены». Мы же договорились, что семья у парня нормальная была.

— Тогда… тогда… Я не знаю.

— Вот! Закрути сюжет покруче. Ну, например, что эта семейка, как их там… Голиковых виновата в смерти родителей парня, и он это узнал… Хотя нет, они бы не взяли его в свою семью, не идиоты же совсем…

— Ты хочешь, чтобы у героя появился понятный всем повод, мотив поступить так, как он поступил?

— Конечно! А ты не хочешь? С чего вдруг ребёнок четырнадцати лет будет гробить практически святое семейство? Да ещё и тех, кто его из приюта забрал, одел, накормил, полюбил…

— Ты считаешь, что не бывает немотивированной агрессии? Может, это просто озлобленный волчонок, беспринципный мелкий упырь?

— Тогда в чём мораль сей повести? — Давид сладко зевнул, закатил глаза и воздел руки к потолку, как греческий оратор. — Люди! Не берите из детдомов детей! Они вас разорят, до развода доведут, кого-нибудь грохнут… А вдруг окажется, что ты популярен? Все кинутся читать. И тогда какая польза обществу?

— Ты ломаешь мне весь сюжет!

— Было бы что ломать!

— Гад! — и вдруг Сергей кинул ложкой в Давида, попав тому прямо в лоб.

— Нихрена себе! — воскликнул парень. — В моём доме? Моей же ложкой? А если я отвечу?

— Кинешь ложкой? — захохотал Сергей. — Ну-ну… Ответь лучше, как бы ты написал!

— Гонораром поделишься?

— Клянусь!

— Я бы написал совсем не так. Я бы сделал этого Антона самым настоящим ублюдком, а Давида жертвой. И пусть не Лидуля выбирает себе сыночка, а зажравшийся золотой мальчик покупает себе собачку.

— Как это?

— Так это. Приходит Лидуля на физкультурный праздник в детдом, типа с благотворительной целью, тащит своего нервного сына-психа, чтобы семейные ценности продемонстрировать. Смотрят на программу, морщась от вида унылых стен и необласканных детей. И вдруг этот Антоша тыкает пальцем в светленького мальчика: «Хочу этого!» Мать и директриса, ясен перец, не поняли сначала, чего такого тот хочет. Но тот определённо, без экивоков и ужимок пояснил: «Забирай его к нам, он будет моей игрушкой!» Как игрушкой? Разве можно? Он же ребёнок! — На этом месте Давид соскочил и стал изображать негодующих дамочек. — Но ведь осла-мажора не переубедишь: хочу и всё! Мать думала, что сыночек дома остынет, забудет эту блажь. Но не тут-то было, уже на следующий день тот «насел» на неё — гони белобрысика, и всё тут! Та отцу-мэру жаловаться! А у отца семейства предвыборная кампания на носу, он посоветовался со своими пиарщиками, и те в голос закричали: у-сы-нов-ляй, это придаст твоему лицу благодушие и глазам слезливую мягкость… И быстро — тяп-ляп — намастрячили усыновление…

— Но парню четырнадцать! Его же должны были спросить!

— И спросили. Ему же не сказали, что игрушку для сына хотят получить. А та же Лидуля елейным голоском, сюсюкая, по головке гладя, шоколадку всучая, пообещала уют и заботу. А если над парнем в детдоме угроза издевательств висит, защитить некому, чего не согласиться-то? Вот и всё! Дело сделано!

— Блин. Тогда надо всё менять, — расстроенно заявил горе-писатель.

— Это твоё дело. Я только предложил. Хотя можно и не всё. Лидуля отличная получилась, немножко больше пофигизма и заботы о собственном тельце добавить — бесконечные ванночки, пилинги, депиляции, пилатесы, утяжки, обёртывания, нити какие-то золотые… Сцена приезда белобрысика тоже нормально написана. Добавить пару фраз. Убрать то, что Антон разрешает своей собачке без спросу заходить и что угодно брать. И ещё, не делай из этого психа красавца! Так, обыкновенный, никакой! Поэтому выкаблучивает: татухи, хаммеры, оргии какие-нибудь, в комнате полный «абзац», играет по-крупному, слушает уродскую музыку, ну и на кокаине сидит, так как алкоголь уже не штырит.

— Но ведь это тоже как-то стереотипно получается: сын мэра и сразу же кокаинист и засранец.

— Стереотипы рождаются тоже не на пустом месте. А тут так вообще просится этот образ.

— Н-да… Пожалуй, я обмозгую твоё предложение.

— Если. Ты. Белобрысика. Сделаешь подонком… То вымётывайся вон из моих апартаментов и я тебе боле не прототип! — категорично и немного театрально заявил Давид.

— Ладно. Предположим, я взял твою идею. И в чём заключается роль мальчика при Антоне. Игрушка — это как?