Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки" - Страница 31

А Илья? Он ищет документы или убийцу брата? Давид всё никак не мог представить себе Илью сейчас. Его единственный друг отказался от своей мечты помогать людям, он решил заменить Макса, быть рядом с отцом, держать в руках наркобизнес, крышевать мамочек с девками, играть судьбами и капиталами людей на махинациях в строительном бизнесе. Разве может тот доверчивый, глазастый, справедливый мальчишка стать подобным цинику Максу? Нет, Илья тоже фантом. Субъективная реальность. Был друг — и нет. Давид не ощущал его существование, он понимал, что ни тогда, ни сейчас Илья ему не был опорой, не был помощником. Более того, сейчас он враг. Интересно, почему Архаров-отец не развил бурную деятельность по поимке «убийцы своего сына»? Или он, зная, каков Андрон, не поверил ему. Нелогично получается: отец не поверил, а Илюха поверил…

Сергей. Не фантом. Дышит в затылок. Присвоил своими руками. Заграбастал. Как он умело перевёл полуобморочное состояние в дыхание страсти! Сергей реален и нереален. Вот он здесь, его кожа пахнет мылом, на вкус она солоноватая, его волосы жёсткие, а спина… Спина мужчины, который хорошо стреляет. Спина из-под резца Мирона или Поликлета, не меньше. Спина, на которой руки становятся беспокойными и сухими. Нереальная спина. И сам Сергей: он здесь и его как бы нет. Ведь он, оказывается, детектив, как Эраст Фандорин или Ниро Вульф, профессия из мира иллюзий, желанная роль брутальных актёров. Роль — это ведь не есть правда, это всего лишь маска. А что за маской? Ещё одна маска? Его мотивов Давид не понимал. Он только чувствовал, что телу хорошо с Сергеем, сердце билось: «Верь! Отдайся до дна!» Разум спорил: «Молчи. А лучше беги».

А впрочем, Давид и сам был фантомом. Вся его рыжеволосая жизнь — бездарный сценарий, эфемерное существование, борьба с прошлым. Может, Сергей тот, кто поможет расправиться с этим прошлым. А может, наоборот, он помогает прошлому… Давид запутался. Вопросов оставалось много. И главный:

— Куда ты дел документы из сейфа? — вопрос вопросов. Зря Сергей его задал.

Теперь отношения Сергея и Давида уже было нельзя назвать родственно-панибратскими. Утром Сергей целовал парня, Давид отвечал. Несколько раз вместе принимали душ, Лариска из восемнадцатой скучала и зазывно кашляла, не зная, чем занят её однооконник. Теперь, когда усаживались на мотоцикл, Сергей владетельно оглаживал бедро Давида и за коленку подтягивал его ближе. Если же он заходил в паб и делал заказ, то непременно удерживал Дейва за запястье, тихонько лаская белую кожу большим пальцем. Да и «сюрпризные романтические ужины» от Сергея хотя и отдавали мужланской неловкостью, чересчур жирной, подгорелой картошкой, но были не семейными, а именно восторженно-чувственными. Вопросам и ответам об, как оказалось, общем романе выделялось место только после ужина и только до постели. Под одеялом только жаркое дыхание и два фетиша: спина и живот. Если дрожание мышц и движения рук становились чересчур хаотичными, Давид двигал локтем под дых (иногда получалось по другому месту) и «брейк» — Сергей ссылался в большую комнату под драное одеяльце. Правда, ночью, замёрзнув, всё равно перебирался к тёпленькому Давиду, на скомканные дрыганием ног простыни.

На следующий выходной Сергей повёз Давида к брату. Тот жил на Покровке, в большой квартире с высокими потолками и лепниной вокруг люстры. Жена и дети умотали на Сардинию, чтобы не мешать кормильцу ковать бестселлер, ибо во время работы он становился раздражительным и нервным. Так объяснил Давиду Сергей.

— А я его не раздражу? — опасливо спросил тот.

— Нет! Он давно хочет с тобой познакомиться! Знаком с тобой только по фотографиям и моим рассказам.

— А ты всё рассказываешь? — улыбнулся Давид и манерно провёл пальцем по щеке.

— Почти всё. От него хрен что скроешь…

В жизни Семён был не столь импозантен, как на фото: в старой женской вязаной кофте, в мешковатых штанах, клетчатых тапочках, усики подковой безбожно потеряли безупречную форму, образуя густую седоватую небритость, да и очки были не с тонкой золочёной оправой, а уродские, круглые, треснутые. Для полного образа Быковского кота Базилио не хватало фетровой измятой шляпки, надписи «Слепой» и кошачьих усов. Хотя ростом он повыше будет, да и сложение покрепче, помужественее. Рука, которую он протянул для приветствия, тоже не рука писателя — широкая, мозолистая, уверенная. Давид вспомнил про пятнадцать лет работы в органах. А Семён внимательно осмотрел гостя с головы до ног, тсыкнул сквозь зубы и вдруг неприветливо сказал:

— Совсем дитя! Ещё в пабе работает! У меня старшой выглядит взрослее.

Но уже через минут десять неловкость исчезла. Семён кормил гостей пловом собственного приготовления, громко рассказывал про какого-то издателя Манохина, который ждёт не дождётся нового произведения, но при этом диктует драконовские условия авторского договора. Этот самый Манохин подрядил к нему корректоршу — «мышь серую и безмолвную», — и она хоть и не далеко за умом ходила, но сразу спросила: «Вы с соавтором работаете? Сюжет не ваш».

— Боятся, паразиты, что придётся гонорар повышать на двоих! Но я тебе, Серенький, вряд ли место в авторстве оставлю!

— Вот такой у меня брат, — иронично жалуясь, высказался Сергей. — Жмот!

После плова главная тема — содержание романа и герои. Семён повёл в свой кабинет, где потребовал уточнений и деталей. Над столом, который, кстати, стоял одиноко в пустой комнате с полосатыми обоями, на иголки прикреплены фотографии, как в фильмах с крутыми криминалистами-детективами, фигуранты дела, так сказать. Несколько распечаток с Бартеком Боровицем, польским парнем-моделью, есть две фотографии самого Давида, сделанные явно исподволь: вот он выходит из паба, вот он дремлет в электричке. Тут же интерьер паба, зачем-то фотография Ника и Факаидиса, есть и лица популярные, телевизионные — дизайнерша с лисьим лицом, продюсер со скандальной репутацией, девушка модель-альбинос в платье из платиновых чешуек, редактор модного журнала с кубком-наградой в гламурных руках. Но этот «иконостас» не впечатлил Давида. Он припал к картинкам справа: креативная весёлая фотография кудрявого красавца, он же за столом в клубе, смотрит презрительно на фотографа, и ещё одна — красавец в деловом костюме с каким-то мулатом за столом в офисной обстановке. Это Андрон. Ту фотографию, что в клубе, Давид уже видел, она давнишняя. А две другие новые. Вот он какой стал. Деловой.

Ещё Давид увидел фотку Макса, на ней он в бумажной шапке-пилотке, стоит в купальных плавках на берегу реки. Рядом копия снимка с выпускного, где красная лента на фоне тёмных костюмов как бы вычёркивает мальчишку из нормальной жизни. Ещё какой-то парень, отдельно фотография старшего Архарова… Постарел. Сдал. Лоб уже не разглаживается от суровых морщин. Ещё есть фотка ненавистного для Давида дома. Вырезка из какого-то интерьерного журнала с космическим дизайном комнаты-пати. А вот и дом-изба Архаровых, вид снаружи — знакомые наличники и массивные столбы при входе, на крыльце развалился старый котяра Семён Семёныч. Единственный персонаж, который вызвал подобие улыбки на лице Давида:

— Он как навалит, где-нибудь в неожиданном месте, Илюха ему так выразительно, как в кине: «Семё-о-он Семё-о-оныч, ну что ж вы!», — поделился воспоминанием Давид, ткнув пальцем в картинку.

— Тёзка, значит. А Илюху-то ты не узнал, что ли? — ответил старший Безуглый.

— Где? — у Давида даже горло пересохло. — Этот? — Незнакомый парень с ёжиком на голове. Сразу стали видны щёки. Нет никаких длинных патл, смеющихся глаз, серьги-кнопки в правом ухе. Респектабельный молодой человек плотного телосложения, облагороженный алым галстуком. Колючий взгляд, круги под глазами и даже бородка-фрезе — совершенно другой человек, выглядит гораздо старше своих лет. Тот Илюха был фантомом, летним сном, а этот истинный, натуральный, стопроцентный, реальный, но незнакомый. Давид расстроился. И Семён поскорее увёл разговор в сторону от бывшего друга. Он задавал странные вопросы: что Давид помнит о родителях? Каких уродов он помнит из детского дома? Как он воспринял своё новое лицо, не ненавидит ли он этого андрогинного польского манекенщика за этот облик? Какая была боль после операции? Были ли какие-нибудь особые привычки у Греча? Как он вышел на вакансию в «Патрике»? Какого цвета были папки в сейфе? И неожиданно: