Зодиак - Стивенсон Нил Таун - Страница 27

В Японии когда-то был завод, где выжимали из риса масло. Для остужения его пропускали через теплообменник. Иными словами, масло текло поверх нескольких труб, по которым бежала более холодная жидкость. Холодной жидкостью был полихлорированный бифенил. ПХБ.

Если ты инженер, да к тому же не слишком умный, в полихлорированные бифенилы нетрудно влюбиться. Они дешевы, стабильны, их легко производить, и они прекрасно забирают жар. Вот почему их заливают в теплообменники и промышленные трансформаторы. Вот как они попали в тот японский агрегат и (когда трубы начали подтекать) – в значительное количество рисового масла.

К несчастью, рисовое масло предназначено для потребления в пищу, а стоит ввести в уравнение людей, ПХБ уже не кажутся столь уж хорошими. Будь мы роботами, их использование еще сошло бы нам с рук, но проблема с людьми заключается в том, что в наших телах имеется много жиров, а ПХБ обладают злостным к ним пристрастием. Они растворяются в человеческих жировых клетках, и их оттуда ничем не выкуришь. У них множество свободных атомов хлора, которые умеют разрушать хромосомы. Поэтому, когда теплообменник начал подтекать, японский город Кусо стал походить на место какой-нибудь казни египетской. Новорожденные появлялись на свет коричневыми и меньше нормы. Взрослые начали чахнуть. У них развилась малоприятная сыпь, называемая хлоракне (та самая болезнь, какую заработал во Вьетнаме Том), и они тяжело заболели.

А теперь казнь египетская пришла в Бостонскую гавань.

15

Вы спросите, почему я, Сэнгеймон Тейлор, не убежал домой отскребать себя до мяса, как Таня? Причина не в различиях женской и мужской психологии. И личная храбрость и прочие глупости тут ни при чем. Это было связано с нашим отношением к себе. Таня – чиста, как антарктический снег. Она надевает респиратор, когда ездит на велосипеде. Она дитя хиппи, вегетарианка с рождения. Она не курит и не пьет, ее самый страшный порок – грибы, естественные, выросшие в природных условиях грибы. А заглянув в лужицу ПХБ, она впервые ощутила запашок собственной смертности, и он ей не понравился.

У всех нас долг перед собственным телом, и рано или поздно по нему придется платить. Сигареты или работа на химзаводе раздувают этот долг до небес. У Тани он был совсем крошечный, и когда она поняла, что смотрит на ПХБ, растирает его по коже, втягивает с воздухом в легкие, то, наверное, почувствовала, как разом псу под хвост пошла вся ее осторожность. Диета из соевого творога и овощей, воздержание от табака и алкоголя – все насмарку. Внезапно она оказалась в одной лодке с теми, кто вгоняет себе в вену шприц.

А вот я не питаю иллюзий относительно своей чистоты. Особо серьезной дряни я избегаю – из здравого смысла. Я стараюсь не иметь дел с наиболее опасными растворителями и сигары курю не затягиваясь. Но я могу посмотреть на ПХБ и сказать, ладно, я отравлен, может, если я откажусь от сигар и чуть больше буду крутить педали велосипеда, то часть долга спишется.

Надышавшись, ПХБ не отравишься. Отравление наступает, когда они попадают в желудок. Тут я вспомнил про Гэллахера и его команду. Ведь бедолаги питаются омарами. Надо немедленно с ними связаться. Вот так все просто.

Гораздо сложнее другое. Откуда берутся эти ПХБ? Остаточные следы я находил практически повсюду. «Баско» большими объемами спускала их в гавань. Но я никогда не видел их своими глазами, только фиксировал их присутствие исключительно чувствительными приборами. Стоять и смотреть, как они, точно расплавленное масло, текут по кишкам омара, было кошмаром во плоти. Неслыханно! Кто-то сбрасывает их в гавань бочками.

Но перво-наперво безопасность, поэтому я натянул защитный костюм, завернул омара в несколько слоев устойчивого к ПХБ пластика, пометил как «биологическая опасность!» и пока оставил в мусорной корзинке. Обычно мне не нужно избавляться от токсичных отходов, и я не знал, с чего начинать. Потом я оттер рабочий стол и запер комнату, сходил в соседнее помещение и основательно полил себя из шланга. Дозвонился наконец до Тани: ее колотила дрожь, но она уже слабо рассмеялась на мою шутку. Я пытался сказать, что с ней все будет хорошо, если, конечно, она не облизывала пальцы, но, учитывая ее образование, про меры безопасности она знала даже больше меня. Я попросил передать трубку Дебби.

– Да?

– У меня намечается большое дело. Огромное. Хочешь поучаствовать?

– Конечно.

– И однажды, если выдастся когда-нибудь время, мне бы очень хотелось… больше, чем могу сказать из телефонной будки, ну… пригласить тебя поужинать или что-то вроде того.

– У тебя есть мой телефон.

«А у тебя мой», – хотел сказать я, но воздержался. И что теперь? Как мне объяснить про «Пойзен Бойзен»?

– Странных сообщений в последнее время не получала?

– Это твоих рук дело?

– Что?

– Кошмарная музыка на автоответчике.

– Нет. Это какие-то… какие-то сволочи. Металлисты.

– Что им нужно?

Хороший, черт побери, очень хороший вопрос. Что этим ребятам нужно? Если они хотели нагнать на меня страху, то своего добились. Но ради чего меня пугают? Хулиганам стоило бы выражаться яснее.

– Они злы на кое-что. Это связано со Спектэкл-айленд. И с лабораторией.

– Наркотики?

– Угадала.

Спектэкл-айленд (особенно старая баржа) был бы отличным местом для нарколаборатории. Уединенное и беззаконное местечко всего в нескольких минутах от центра города.

Барт говорил, что ФЦД (в просторечье «ангельская пыль») в большой моде у тупоголовых поклонников «Пойзен Бойзен». Изготовить его легко, даже металлист мог бы производить его пятидесятипятигаллоновыми бочками. А я способен засечь его по отходам и характерному запаху. Неудивительно, что они не желают, чтобы я брал пробы на Спектэкл-айленде.

– Хочешь знать, что именно там произошло? – спросил я. – Эти идиоты несчастные случайно услышали, как я говорю, что ищу ПХБ, и решили, что я сказал ФЦД!

– Отлично. Теперь за тобой охотится банда обнюхавшихся?

– Нет. Банда обнюхавшихся охотится за нами.

– Час от часу не легче. Никогда больше душ принимать не буду.

Я прикусил язык и не предложил воспользоваться моей ванной. Не будучи официально ее парнем, я мало что мог поделать.

Следовало бы успокоить девушек, но мне нужно было совсем не это. Мне хотелось напугать Дебби и Таню так же, как боялся я сам, потому что тогда они будут начеку.

– Будь поосторожнее, ладно? Мне много чего надо успеть.

– Собираешься позвонить в полицию?

– Из-за чего? Из-за ПХБ?

– Нет, из-за ФЦД.

– Э-э… нет. Послушай, «ангельская пыль», конечно, манит малолетних идиотов, но ПХБ на порядок важнее. Поэтому сейчас меня больше заботят они. Извини.

Потом я отправился к банкомату и снял сто долларов. Сам не знаю зачем. Позвонил Бартоломью и сказал, куда направляюсь, – на всякий случай. А потом меня осенило.

– Как насчет того, чтобы стать фэном «Пойзен Бойзен»?

– Все равно, наверно, придется. Эми от них без ума.

– Ух ты! Твоя девушка?

Так звали его новую подружку. Мы с ней еще не встречались, зато поздно ночью я не раз ее слышал: такие устраивала концерты, не приведи господи.

– Ага. Уже знакомы?

– Косвенно. Поезжай тогда потусуйся с металлистами, если сможешь, ладно? С теми, кто помоложе, с подростками. Черт, я даже готов это субсидировать.

– Но свора «бойзенцев» не лучше двуногих тараканов.

– Тогда прихвати с собой «Рейд». Ну же, ты ведь у нас критикуешь социум, да? Вот тебе его образчик.

– Посмотрим.

Потом я отправился на стадион Фенуэй-парк, всего в нескольких кварталах от университета. Все в Бостоне «в нескольких кварталах» друг от друга. Приближались сумерки, поднялся ветер, в котором чувствовалось что-то холодное и мокрое. До седьмого иннинга в бейсбольном матче явно не дойдут. Сегодня будет чертовский ливень – первый из приходящих с северо-востока осенних штормов.