Криптономикон, часть 1 - Стивенсон Нил Таун - Страница 11

Впрочем, от этих знаний не много проку, как и вообще от нипской культуры, потому что в скором времени ему предстоит их убивать.

В благодарность Бобби Шафто научил Гото Денго не подавать по-девчачьи. Многие нипы хорошо играли в бейсбол и веселились, когда их верзила-приятель позорно мазал. Шафто научил Гото Денго встать боком, развернуть плечи и дослать подачу. Последний год он внимательно следил за техникой броска у Гото Денго, вот почему картинка, как тот упирается ногами в каменные плиты Банда, разворачивается, кидает обмотанную лентой гранату и почти грациозно замирает на носке армейского ботинка, стоит перед глазами у Шафто до самой Манилы и позже.

Через два дня на борту становится ясно, что сержант Фрик разучился чистить ботинки. Каждый вечер он выставляет их на палубу рядом с кубриком — видимо, ждет, что кули начистит. И каждое утро они еще грязнее, чем раньше. Через некоторое время он начинает получать нарекания и наряды на картошку.

Само по себе это простительно. На заре службы Фрик охранял почтовые поезда, вел перестрелки с бандитами в зарослях чаппараля. В двадцать седьмом его спешно перебросили в Шанхай. Пришлось перестраиваться. Отлично. Теперь он на старой лоханке, построенной до Первой мировой, и ему хреново. Однако он не сносит тяготы с достоинством, которого морпехи ждут от морпеха. Раскис. Позволяет себя унижать. Злится. Многие в четвертом полку настроены точно так же.

Раз Бобби на палубе эсминца травит баланду с парой молодых ребят. Несколько «стариков» выстраиваются в хвост на юте. Судя по выражению лиц и жестам, у них прихватило животы.

Шафто слышит, как ребята переговариваются между собой.

— Что с морпехами? — спрашивает один. Товарищ печально качает головой, как врач над пациентом, у которого только что закатились глаза.

— Обазиатились, бедолаги, — говорит он.

Оба поворачиваются и смотрят на Шафто.

За ужином, в кают-компании, Бобби Шафто проглатывает еду в два раза быстрее обычного и подходит к столу, где сидят угрюмые «старики».

— Разрешите обратиться, сержант! — орет он. — Позвольте начистить вам ботинки, сержант!

У Фрика отвисает челюсть, виден кусок недожеванной говядины во рту.

— Чего-чего, капрал?

Кают-компания замолкает.

— Почтительно прошу разрешения начистить вам ботинки, сержант!

Фрик даже трезвый не отличается сообразительностью. Кроме того, они с товарищами пронесли-таки на корабль опиум — достаточно взглянуть на зрачки.

— Ну да, — говорит он и смотрит на других недовольных. Те немного удивлены, но находят происшествие забавным. Фрик расшнуровывает ботинки. Шафто берет их и через некоторое время возвращает начищенными. К этому времени Фрик успевает вообразить о себе невесть что.

— Отлично, капрал Шафто, — нагло говорит он. — Провалиться мне, если ты чистишь ботинки хуже моего кули.

Сразу после отбоя Фрик и его приятели становятся объектами мелких розыгрышей. Ночью происходят другие, более грубые шутки. Кого-то из «стариков» стаскивают с койки и колотят неизвестные злоумышленники. Наутро начальство устраивает им неожиданную проверку и выволочку. «Обазиатившиеся» весь следующий день держатся вместе и начеку.

К полудню до Фрика доходит, что все это сознательно спровоцировал Шафто своей выходкой. Он бежит к Бобби и пытается выбросить его за борт.

В последнюю секунду один из товарищей успевает предупредить Шафто. Тот оборачивается и отражает нападение. Фрик отлетает от борта и пытается схватить Шафто за яйца. Шафто тычет ему в глаза. Противники расходятся. Предварительные формальности окончены; дальше в ход пойдут кулаки.

Фрик и Шафто боксируют пару раундов. Собирается большая толпа морпехов. Фрик явно берет верх. Он обыкновенно плохо соображает, а сейчас и вовсе не в себе, но боксировать умеет. К тому же он на сорок фунтов тяжелее Шафто.

Шафто тянет, пока Фрик не разбивает ему губу в кровь.

— Далеко ли до Манилы? — орет Шафто.

Сержант Фрик обалдевает от вопроса и на секунду останавливается.

— Два дня, — отвечает один из корабельных офицеров.

— Черт, — говорит Бобби Шафто. — Как я с такой губой буду целовать мою девушку?

Фрик отвечает:

— Найдешь себе бабу подешевше.

Шафто этого и надо. Он опускает голову и бросается на Фрика, вопя, как нип. Фрик не успевает очухаться, как Шафто делает захват, которому научил его Гото Денго, добирается до шеи и давит, пока губы у Фрика не белеют, как перламутр. Тогда Шафто перебрасывает его за борт и держит за щиколотки. Фрик приходит в себя и кричит: «Сдаюсь!»

Срочно назначают дисциплинарное разбирательство. Шафто признают виновным по двум статьям: вежливость (начистил Фрику ботинки) и защита жизни морского пехотинца (себя) от опасного психа. Опасный псих отправляется прямиком на губу. Через несколько часов по воплям Фрика каждый морской пехотинец понимает, что такое опиумная ломка.

Вот почему сержант Фрик не видит, как корабль входит в Манильскую бухту. Шафто почти жалко сукина сына.

Остров Лусон весь день тянется по левому борту, едва различимый в дымке, изредка внизу видны пляжи и пальмы. Все морпехи здесь не по первому разу и узнают Центральную Кордильеру на севере и хребет Самбалес, сбегающий вниз к бухте Субик. Бухта Субик вызывает к жизни шквал непристойных анекдотов. Корабль не заходит в нее, а идет дальше на юг: мимо Батаана и к входу в Манильскую бухту. Корабль благоухает гуталином, тальком и лосьоном после бритья. Пусть четвертый полк — бабники и курят опиум, никто не станет отрицать, что они — самые бравые ребята во всем корпусе.

Проходят Коррехидор — остров, очертаниями напоминающий каплю воды на вычищенном ботинке, с мягкой округлостью посредине и обрывистыми склонами к морю. От одного его конца отходит длинный костлявый сухой хвост. Морпехи знают, что остров изрыт туннелями и нашпигован орудиями, но единственный признак всех этих укреплений — кучки бетонных казарм на холмах, где живут артиллеристы. Над вершиной Топсайд торчит клубок антенн. Очертания их Шафто знакомы — на станции «Альфа» в Шанхае были такие же, их еще пришлось разбирать и перетаскивать в грузовик.

Исполинские известняковые обрывы уходят почти в море, у основания — вход в туннель, где сидят корректировщики огня и радисты. Рядом док; из гражданского транспорта выгружают припасы и складывают прямо на берегу. Морпехи отмечают это как явный признак близящейся войны. «Августа» бросает якорь в бухточке, оборудование в брезенте грузят на шлюпки вместе со штабными шанхайскими морячками.

После Коррехидора волны сразу становятся ниже. Зеленовато-бурые водоросли колышутся у поверхности, закручиваясь в причудливые завитки. От военных кораблей по спокойной воде стелются бурые плети дыма. Ветра нет, и они расползаются в зубчатые структуры вроде прозрачных горных хребтов. Корабль проходит мимо военной базы в Кавите. Берег здесь плоский, как блин, и низкий — если бы не пальмы, сливался бы с водой. Над землей возвышаются несколько ангаров и водокачек, а чуть дальше — кучка низких казарм. Манила — прямо по курсу, еще в дымке. Время к вечеру.

Внезапно дымка рассеивается. Воздух чист, как глаза ребенка, и почти час видна бесконечность. Они входят в область грозовых фронтов, часто прошитых молниями. Пухлые серые тучи — словно куски сланца между наковальнями. За ними громоздятся другие облака, розовеющие в свете заката. За ними — еще облака, упакованные во влажность, словно елочные игрушки — в папиросную бумагу, пространства синего неба, еще грозовые фронты, перебрасывающиеся молниями по двадцать миль длиной. Небеса, вложенные в небеса, вложенные в небеса.

В Шанхае было холодно, потом теплело день ото дня, временами даже парило. Однако к тому времени, как взорам открывается Манила, легкий бриз проносится по палубе, и все морпехи разом издают вздох, как будто кончают в унисон.