Чужеземец - Баранов Никита Эдуардович - Страница 30

Сам Барвин называл свое произведение искусства «Красоткой Лесли». И не зря называл: паровоз действительно поражал воображение своей красотой. Он был довольно длинным: в задней части располагались крупная емкость для воды и угольный ящик, доверху забитый черным топливом, в центре находилась будка машиниста, а сама топка с дымовыми трубами, соответственно, возглавляла это великолепие. Вся конструкция обладала гладкими закругленными углами. Саму обшивку покрывал приличный слой отполированного хрома с готической гравировкой по всей площади. Над будкой гордо реял флаг с гербом рода Соринов: голова двуносого сайгака, сраженного меткой стрелой точно в глаз. Девять пар огромных колес выглядели ничуть не хуже колес современных спортивных машин и даже имели некое подобие серых матовых дисков. Сам прицепленный к паровозу открытый вагон был выполнен в той же стилистике, только отличался цветом: хромированное покрытие отливало ярким красным цветом, а гравировка блестела позолотой. Внутри вагона стояли двумя рядами два десятка двухместных скамей из темных пород дерева, застеленных опять же красно-золотыми полотнищами. Кроме того, несмотря на явно пассажирское назначение этого транспорта, задняя часть вагона выглядела боевито: в толстых стенах зияли самые настоящие узкие бойницы, а на полу в длинном ящике лежали три нарезных карабина, четыре однозарядных мушкета, две полные коробки боеприпасов к огнестрельному оружию и даже несколько динамитных шашек. По всей видимости, Барвин, словно следуя старой русской пословице, на бога надеялся, но и сам не плошал. Он предсказывал, что если посреди прерий появится незащищенный транспорт, перевозящий сразу целую кучу людей с их припасами, деньгами и драгоценностями, то ограбить всех сразу станет проще простого. А догнать паровоз на лошадях, в особенности если поезд совершает поворот, будет еще проще. Саша, разглядывая творение Барвина, невольно вспомнил старые вестерны и решил, что если это каким-то образом действительно оказался иной мир, то он входит сейчас именно в аналогичную вестернам эпоху.

На растопку ушло двадцать минут. Пока Саша перекусывал сухариками и запивал их какой-то горькой настойкой, механик активно работал лопатой, загружая уголь в топку. Когда пошел приличный жар, Барвин довольно рассмеялся, да так, что раскаты его смеха наверняка были слышны на всю округу, и жестом пригласил своего незадачливого гостя в будку машиниста. Едва все было готово к отправлению, механик дернул за несколько рычагов, пару раз погудел клаксоном, после чего паровоз тронулся с места и стал медленно набирать скорость.

Воздух в будке мгновенно нагрелся, стало ощутимо жарко. «Если такая жара сейчас, на рассвете, то что будет ближе к полудню?» – подумал Саша, утирая со лба пот. А Барвин, похоже, был к подобной паровой ванне привычен и оттого стоял гордо, выпрямив спину, устремив свой горящий взгляд из-под густых бровей строго на восток, туда, где виднелась цепь крутых гор, тянущаяся от края до края.

– Это настоящее наслаждение, – заявил барон. – Настоящая свобода, доложу я тебе. Только ты, «Красотка Лесли» и безбрежная степь во все стороны. Такая-то романтика, эх!

– Думается мне, романтика твоя сокрыта больше в одиночестве или даже уединении, нежели в паровозе и степях. А еще мне думается, что это не просто так.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился механик.

– Все просто. Ты пытаешься заполнить пустоту в своей душе всей этой бесконечной калибровкой паровоза черт-те в какой глуши, радуешься убийственному солнцу, да еще и гордишься тем, что вокруг тебя ни души. Я, конечно, не хочу ворошить твоего прошлого, да и просто влезать в чужое дело тоже нет желания, но, по всей видимости, у тебя совсем не осталось родственников. Возможно, ты потерял жену или ребенка, а может, родителя. И тебе на самом деле довольно хреново.

Барвин грустно хмыкнул. Немного помолчал, затем обвел собеседника усталым взглядом:

– Так и есть, Алекс, так и есть. Только потерял я не кого-то конкретного, а всех сразу.

Саша проглотил подскочивший к горлу ком. Он почувствовал себя донельзя глупым и бестактным. Конечно, мог бы и догадаться, что если человек кого-то потерял, то делиться этим практически с незнакомцем, проходимцем из иного мира, ему явно не захочется.

– Не переживай. – Барон хлопнул Сашу по плечу и добродушно улыбнулся. – Ты нисколько не задел моей памяти. Все там будем, как говорится. Да, скучаю, конечно, и по жене, и по детям, и по матушке с отцом, но все они сейчас ждут меня в обители Света, где нет ни боли, ни страданий. Ждут меня, чтобы снова обнять.

– Моя мама недавно умерла, – зачем-то сообщил Саша. – Я тебя понимаю. Но в моем понимании мира она меня больше нигде не ждет. Как-то я разуверился в этом. Мне кажется, что вот наступает смерть – и все, больше ничего не будет. Мозг разложится, тело сгниет, и от бывшего человека останется только хрупкий скелет.

– Ты так думаешь оттого, что потерял надежду. Что, кстати говоря, странно. Обычно, когда кто-то теряет родственника или друга, он частенько навязывает себе мысли о потустороннем мире, где сейчас находится умерший, чтобы не терять надежды вновь с ним увидеться. Но что это мы о грустном? Посмотри во-о-он туда и скажи – что ты видишь?

Саша проследил за направлением руки Барвина, сощурился от бьющего в глаза солнечного света и ответил:

– Горы? Ну не знаю. Небо?

– Не то, попробуй еще разок.

– Степь? Надежда? Светлое будущее, в конце-то концов? Это что-то физическое или философское?

– Физическое. Приглядись, там, далеко-далеко, поднимается столб дыма.

Присмотревшись, Саша действительно увидел тоненькую струйку где-то на горизонте.

– Что это? Пожар?

– Нет. Это первый во всем герцогстве массовый конвейерный завод по производству огнестрельного оружия. Ты представляешь? Все самые передовые исследования производятся именно в наших краях, а весьма глуповатый герцог отрезал нас от более северных провинций! А производим мы там не шваль какую-нибудь для зеленых рекрутов, а самые настоящие карабины! Гладкоствольные и нарезные, кавалерийские и пехотные, из самых разных материалов, начиная с обычной сосны и заканчивая серебрёной сталью. Кстати говоря, в связи с блокадой поставки дерева прекратились уже полгода назад, так что теперь почти все оружие, что мы там производим, является цельнометаллическим. Тяжелые такие карабины, доложу я тебе! Таскать трудно, весят до хрена. Но наши инженеры решили сделать из этого плюс и превратили ружья в самое настоящее дробящее оружие: приклад теперь гораздо тяжелее всего остального, а также снабжен в верхней и нижней части туповатыми шипами. Получается самая настоящая булава!

– Прости, перебью тебя. Такой вопрос: а на кой черт вы продолжаете производить оружие, если герцог все равно перекрыл все дороги? Кому вы собираетесь поставлять карабины?

– Как это кому? Я же тебе говорил, у нас тут самая настоящая революция назревает, и нам важен любой лишний ствол. А с нашим-то заводом каждый солдат будет иметь по десятку ружей! На самом деле для нас оружия уже хватает, но мы в ближайшем будущем планируем пополнять ряды нашей маленькой повстанческой армии. Кстати, кроме карабинов мы производим легкие кирасы и шлемы, конскую броню, бомбы и динамитные шашки… эти же ребята с завода поставляют мне абсолютно бесплатно любые детали для «Красотки Лесли».

– И каков ваш план? Просто вооружить сотню мужчин и послать их на бойню? Насколько я понял, герцогских солдат там если не миллион, то в несколько сотен раз больше, чем ваших. И это только на границах блокады. Кто знает, сколько бойцов ждет по ту сторону кордона?

– Это не суть важно. Главное то, что мы покажем зубки. Даже не зубки, а самые настоящие клыки! Пусть мы погибнем в бою, но мы сделаем это славно и заберем с собой целую орду герцогских прихвостней.

– А зачем все это, в конечном-то итоге? Каковы причины безрассудной самоубийственной атаки? Как насчет того, чтобы просто продолжать жить своей жизнью, что и раньше? Пусть нет доступа к другим провинциям. Ну и что? Зато все живы-здоровы. Никого не убивают. Просто по какой-то воистину странной причине не пускают на север…