Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери - Страница 44

— Ничего, Ватсон, — сказал он, — сейчас мы наймем кабриолет и покончим со всем этим делом.

Пони, ангажированный нами, без сомнения, принадлежал к той породе, которая привольно живет на здешних болотах, однако оказался достаточно прирученным экземпляром и равномерно затрусил по дороге от деревни к поместью герцога Шайрского. Немного спустя показались башни его замка, что придало окрестному виду еще больше невыразимой тоски.

— Охотничьи угодья расположены позади замка, — сказал Холмс. — У герцога тут обширные владения.

Он изучающим взглядом обвел пейзаж и добавил:

— Что-то я сильно сомневаюсь, Ватсон, что за этими мрачными стенами мы найдем радушного краснощекого весельчака-хозяина.

— Что наводит вас на такую мысль?

— Люди обычно несут на себе отпечаток окружающей их природы. Вы же помните — в Баскервилль-Хол-ле не было ни одного веселого лида.

Спорить с этим было трудно, и я стал разглядывать замок герцога Шайрского, какой-то неприветливо-серый. Раньше он был обнесен рвом и оснащен подъемным мостом, но последующие поколения для защиты своей жизни и имущества предпочли полагаться на местный полицейский участок. Ров был засыпан, а цепи моста уже давным-давно не громыхали, поднимая его.

Дворецкий провел нас в скупо обставленную и холодную гостиную, попросил назвать свои имена. И вел себя так, будто он — Харон собственной персоной, желающий удостовериться в наших правах на пересечение вод Стикса. Я скоро убедился, что предсказание Холмса верно. Герцог Шайрский оказался самым холодным и отталкивающим человеком из всех, кого я когда-либо встречал.

Он был худ и вообще имел вид чахоточного больного. Однако первое впечатление было обманчивым. Стоило взглянуть на него вблизи, и сразу было видно, что цвет его лица довольно свеж, а хрупкое на вид тело жилисто и отличается незаурядной силой.

Герцог не предложил нам сесть. Вместо этого он довольно сухо сказал:

— Вам повезло, что вы застали меня здесь. Приехали бы часом позже — я бы уже отбыл в Лондон. Я редко появляюсь здесь, в деревне. Чем обязан?

Тон Холмса никоим образом не соответствовал скверным манерам этого аристократа.

— Ваша милость, мы ценим ваше время и не займем ни минутой больше, чем необходимо. Мы явились только затем, чтобы принести вот это.

С этими словами он достал операционный набор, который мы завернули в коричневую оберточную бумагу и запечатали.

— Что это? — спросил герцог, не двинувшись с места.

— Предлагаю вам, ваша милость, открыть и посмотреть самим, — ответил Холмс.

Герцог Шайрский нахмурил лоб, потом развернул бумагу.

— Откуда это у вас?

— Сожалею, но прежде чем ответить, я вынужден просить вашу милость опознать это как вашу собственность.

— В первый раз вижу. Ради всего святого, как вам вообще пришло в голову принести это мне?

Герцог открыл футляр и уставился на инструменты с нескрываемым удивлением.

— О причине, которая привела нас сюда, вы сможете узнать, если отогнете край бархата.

По-прежнему хмурясь, герцог последовал совету Холмса. Он удивленно посмотрел на герб, а я при этом не сводил с него глаз. Взгляд герцога внезапно изменился. На тонких губах появилась слабая тень улыбки, в глазах мелькнул огонек. Он рассматривал ящик с такой миной, которую трудно было истолковать как-то иначе, чем выражение полного удовлетворения, почти что триумфа. Однако выражение это исчезло с лица герцога так же быстро, как и появилось на нем.

Я поглядел на Холмса, в надежде, что получу разгадку столь странной мимики, поскольку знал, что реакция аристократа от него не укрылась. Однако проницательные глаза моего друга были полуприкрыты, а лицо было совершенно непроницаемым. Как маска.

— Если я не ошибаюсь, вы получили ответ на свой вопрос, ваша милость, — сказал Холмс.

— Ну разумеется, — сказал герцог таким тоном, как будто произошло пустяковое недоразумение, и теперь все разъяснилось. — Набор не принадлежит мне.

— Может быть, ваша милость сможет дать нам какие-то сведения, которые указали бы на владельца?

— Я думаю, владелец — мой сын. Без сомнения, инструменты принадлежали Майклу.

— Набор побывал в лондонском ломбарде.

На губах герцога появилась сардоническая усмешка.

— Меня это не удивляет.

— Быть может, вы могли бы сообщить нам адрес вашего сына?

— Тот сын, о котором я говорю, мистер Холмс, мертв. Мой младший сын, сэр.

— Выражаю вам свои соболезнования, ваша милость, — сказал Холмс мягко. — Он умер от болезни?

— От тяжелой болезни. Он умер полгода назад.

То, что герцог все время выделяет слова «мертв», «умер», показалось мне странным.

— Ваш сын был врачом? — спросил я.

— Он учился на врача, но не окончил курс — как, впрочем, не окончил в жизни вообще ничего из того, за что брался. А потом он умер.

Снова эта странная интонация. Я многозначительно поглядел на Холмса, но его, казалось, в этот момент больше интересовала громоздкая мебель и сводчатый потолок — во всяком случае, глаза его бесцельно блуждали по залу, а руки свои с нервными тонкими пальцами он скрестил за спиной.

Герцог Шайрский протянул ему ящичек.

— Поскольку это не моя собственность, я отдаю ее вам. А теперь вынужден принести вам свои извинения — мне пора собраться в дорогу.

Поведение Холмса просто удивило меня. Он ни словом не обратил внимания герцога на его недопустимо высокомерное поведение. Обычно не в правилах Холмса было позволять так бесцеремонно обходиться с собой. Но тут он поклонился чуть ли не заискивающе и сказал:

— Мы не займем больше вашего времени, ваша милость.

Тем не менее герцог продолжал вести себя просто вызывающе. Он и не подумал вызвать звонком дворецкого. Нам пришлось, таким образом, самим искать дорогу к выходу под его недоверчивым взглядом.

Правда, это привело к счастливой случайности. Когда мы шли по огромному холлу к выходу из замка, через боковую дверь вошли двое — мужчина и девочка.

В отличие от герцога, они безусловно вызывали симпатию. Девочке было лет девять-десять. На бледном ее личике появилась при виде нас приветливая улыбка. Глаза худощавого мужчины, который сопровождал ее, смотрели внимательно, вопрошающе, но не враждебно — просто с любопытством. Он был темноволос, и сходство его с герцогом Шайрским просто трудно было не заметить. Перед нами, без сомнения, был старший из его сыновей.

Мне не показалось, будто эта встреча — такой уж невероятный сюрприз. Но моего друга Шерлока Холмса она буквально потрясла. Он остановился, как вкопанный. Хирургический набор вылетел у него из рук и ударился об пол так, что инструменты со звоном рассыпались по залу.

— Как это неуклюже с моей стороны! — воскликнул он и еще усугубил свою неловкость — встал так, что загородил мне дорогу: я просто не мог подступиться к рассыпавшимся инструментам.

Улыбаясь, мужчина поспешил нам на помощь.

— Разрешите мне, сэр, — сказал он и опустился на колени.

Девочка, не раздумывая, устремилась вслед за ним.

— Я помогу тебе, папа.

Улыбка на лиде мужчины сделалась еще шире.

— Ну конечно же, сокровище мое, мы вместе поможем этому господину. Ты можешь подавать мне инструменты, а я буду складывать. Но смотри, осторожней, а то порежешься.

Мы молча наблюдали, как девочка один за другим протягивает отцу блестящие инструменты. Нескрываемая его нежность к дочери была просто трогательной. Он ни на мгновение не сводил с нее своих глаз, а сам не глядя раскладывал инструменты по своим местам в ящичке.

Сложив все инструменты, которые подала дочь, он выпрямился. Однако девочка продолжала искать.

— А где еще один, папа? Одного не хватает.

— Наверное, его и не было, золотко мое. Я что-то не вижу его нигде на полу.

Он поднял на Холмса вопросительный взгляд, и тот, наконец, вышел из состояния глубокой задумчивости, в котором, казалось, пребывал.

— Совершенно верно, один отсутствовал, сэр. Я благодарю вас от всего сердца. Извините, пожалуйста, мою неуклюжесть.