Добродетель в опасности - Барбьери Элейн - Страница 14

Но правдой было и то, что Рид нисколько не испугался при виде оружия мистера Дженкинса, и это почему-то не было для нее неожиданностью.

Честити спускалась по лестнице, озадаченная этой мыслью.

Эду Дженкинсу на вид было лет сорок пять. Низкий и коренастый, с обветренным морщинистым лицом и мозолистыми руками ковбоя, проведшего долгие годы на ранчо, он, казалось, был полон решимости добиться поставленной цели. Эта готовность принять и осуществить свое решение была знакома Риду. У него самого когда-то был такой взгляд, а потом ненависть в душе превратилась в лед. Он знал, что человек с таким взглядом не остановится ни перед чем.

Поборов очередной приступ слабости, Рид спросил:

— Вы сообщили в телеграмме, что Моргана и его банду видели в окрестностях Седей-лии. Я хочу знать, почему вы сами не погнались за ним, если вам нужно вознаграждение, а если не нужно, тогда почему связались со мной, а не с полицией?

Дженкинс грубо хохотнул:

— С полицией? Вы прекрасно знаете, что полиция никогда не поймает Моргана. Эти люди скованы правилами и законами, и он будет вечно ускользать от них.

— Но от вас-то он не ускользнет.

Взгляд Дженкинса стал суровым.

— Нет, от меня не ускользнет. Но я не дурак и понимаю, что самому мне не справиться с Морганом и его бандой. Он ловок и хитер, а я не профессиональный бандит. Дело не в том, что я боюсь за свою жизнь, просто, если он опять уйдет, я никогда себе этого не прощу.

— Я тоже не профессиональный бандит.

— Ну конечно, рассказывайте!

— Говорю вам… я не бандит.

Мгновение Дженкинс молча разглядывал Рида.

— Может, вы и не бандит, но люди говорят другое. Я слышал, у вас с Морганом личные счеты и вы уже давно охотитесь за ним. И еще много разного про вас рассказывают.

— Например?

— Например, что вы никогда не сдаетесь в погоне за кем-то и ничего не боитесь.

Нога опять начала болезненно пульсировать, и терпение Рида истощилось.

— Ну хорошо, что же вам от меня нужно?

— Мне нужна шкура мертвого Моргана.

— И это все?

Ковбой заметил сарказм Рида.

— Да, все! — рявкнул он.

— Зачем вам его шкура?

— Это мое дело.

— Нет, это не ваше, а мое дело!

— Когда-то у меня был сын, — начал Дженкинс, и его худое лицо напряглось, — а теперь его нет, и за это я должен благодарить Моргана. Я хочу, чтобы он заплатил.

Слова Дженкинса больно врезались в сердце Рида.

— Где сейчас Морган?

— Он уехал из города. Я не мог проследить за ним, потому что ждал вас, но знаю, куда он направился. У него есть убежище на индейской территории, где закон не имеет власти. Морган держит там угнанный скот и заново клеймит его. Черт возьми, он настолько самонадеян, что даже не берет на себя труд оглядываться.

Дженкинс полез в карман, достал оттуда листок бумаги и, натянуто улыбаясь, разложил его на постели Рида.

— Я нарисовал карту. По ней вы легко найдете Моргана. — Он помолчал. — Я прошу вас только об одном.

Рид резко поднял голову и взглянул на ковбоя.

— Когда вы его поймаете, пошлите мне телеграмму. Больше мне ничего не нужно. Адрес я написал на обратной стороне карты.

Взгляд Дженкинса переворачивал Риду душу. Этот ковбой потерял сына, а он — Дженни…

— Ладно. — Рид судорожно вздохнул. — А теперь уходите и больше здесь не показывайтесь. Не хочу, чтобы у кого-то возникли подозрения. Через несколько дней я смогу ходить и примусь за дело.

Дженкинс медленно выпрямился. Рид заметил, как предательски дернулась его щека.

— Я вам очень обязан, Фаррел, — сказал ковбой, протягивая руку.

Когда Дженкинс вышел из комнаты, Рид сложил карту и сунул ее под подушку. Наткнувшись на лежавшие там очки, он нахмурился. Итак, Морган на индейской территории… и там же находится миссия, в которой ждут пастора с женой. Все складывается как нельзя лучше! Им нужен пастор с женой? Что ж, они дождутся их.

Рид откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Плохие новости, — тихо сказал Рид.

Честити внимательно смотрела на пастора, ожидая, что он скажет дальше. Она опять искала на улице свои очки, когда Эдвард Дженкинс вышел из гостиницы и направился к платной конюшне. Отчего-то встревожившись, девушка поспешила обратно в гостиницу и, едва взглянув на Рида, поняла, что дела плохи.

Рид продолжал, не спуская с нее взволнованных ясно-голубых глаз:

— Дженкинс сказал, что в миссии неприятности.

— Неприятности?

— Дети… — Рид хмуро помолчал. — Преподобный отец Стайлз открыл в миссии школу и привез туда хорошую учительницу. Она занималась с индейскими детьми. Теперь с ней что-то случилось. Дженкинс не знает что, но она уехала.

Рид прищурился.

— Миссия в плачевном состоянии. Когда умер отец Стайлз, индейцы почувствовали себя покинутыми. Они обратились за поддержкой к учительнице, и она какое-то время успешно справлялась с ролью духовного наставника. После ее отъезда индейцы, обращенные отцом Стайлзом, начали покидать миссию.

— Но… вы скоро туда приедете…

— Им уже больше года обещают, что приедет пастор с женой. Между тем они лишились еще и учительницы. По словам Дженкинса, индейцы считают, что они и их дети стали никому не нужны. Он говорит, что, если я хочу их вернуть, у меня осталось одно средство: ходить по индейским деревням и разговаривать с жителями. Но вот беда: пока я буду это делать, потеряю других обращенных, которые еще водят своих детей в миссию.

— Разве вы не можете приехать в миссию и объяснить, что скоро вернетесь и школа опять откроется?

— Им слишком часто давали обещания, а потом обманывали. По словам Дженкинса, единственный способ удержать индейцев в миссии — открыть школу немедленно.

— Но вы же не можете разорваться!

— В том-то и дело.

— Неужели никто не подумал об этом, когда вас туда посылали?

— Тогда еще не было ясно, как обстоят дела. Жена пастора, которого хотели послать сначала, была хорошей учительницей, но она заболела, и они не смогли приехать. Вместо них послали меня.

— А…

Рид нахмурился.

— Никто, и я в том числе, не предполагал, что мне придется задержаться. А теперь, похоже, мой приезд в миссию мало поможет бедным индейцам.

— Вы не должны так думать.

— Самое ужасное то, что, по словам Дженкинса, правительство собиралось направить средства на финансовую поддержку школы, но, если индейцы потеряют к ней интерес, никаких денег не пришлют, а значит, не будет и школы.

— А может, вы пошлете телеграмму и попросите прислать учителя, хотя бы временно, пока вы не вернетесь из деревень и не возьмете школу на себя?

— Думаю, в конце концов они кого-нибудь пришлют, но я не смогу дать Дженкинсу никаких обещаний.

— Но…

— Больше всего я волнуюсь за детей… — Рид расстроенно заморгал. — Мне не хочется их терять.

Тон пастора тронул сердце Честити. Его честные голубые глаза горели решимостью, а бледное осунувшееся лицо выражало несгибаемую твердость. Девушка видела, что эта непреклонность сильнее его самого, и сочувствовала пастору. Когда она заговорила, голос ее дрожал от волнения:

— Наверняка найдется человек, который сможет вам помочь. Например, Салли…

Рид сдвинул брови.

— Едва ли Салли подойдет для такого дела.

— Салли — хорошая женщина, — пылко возразила Честити, — она работала с преподобным отцом Стайлзом.

— Она никогда не преподавала в школе. Мне кажется, у нее не получится.

— А может, она порекомендует вам подходящего человека.

— Я не могу допустить, чтобы о делах миссии всюду судачили.

— Но вы не справитесь в одиночку! Вам нужна помощь.

— Я справлюсь.

— Жаль, что я не могу вам помочь.

— Я понимаю. Вам надо ехать в Калдвелл.

— Да. Это очень важная поездка. Я уже послала телеграмму, меня ждут.

— Так поезжайте и не тревожьтесь за меня. Через день-два я встану на ноги.

Честити внимательно вгляделась в пастора, и сердце ее сжалось. Ей стало жаль Рида. Взгляд священника по-прежнему выражал твердость и непреклонность. Несмотря ни на что, он выполнит свой долг… но за этой решимостью угадывалась болезненная усталость.