Опция поиска - Зосимкина Марина - Страница 18

Компост соблазнительно источал миазмы подгнившей свекольной ботвы,

картофельных очисток и еще чего-то вполне съедобного. Фанерка, поддетая рогом,

была сдвинута в сторону, и Майка, не раздумывая, сиганула пировать.

Напрасно тетя Люба в последствии решила, что Майка туда свалилась,

отнюдь. Майка изящно спрыгнула, легко приземлившись на слоистый пирог из

выполотых сорняков и человеческих пищевых отходов. Однако запах гниения здесь

усилился и уже не казался ей столь привлекательным, к тому же обнаружилось, что

пища была условно съедобной. Поэтому Майина решив, что делать ей тут больше

нечего, вознамерилась впрыгнуть обратно.

Но выполнить сей трюк ей не удалось ни с первой попытки, ни с последующих.

Она же не блоха. Конечно, взлетная полоса ей не требуется, но для маневра

пространство все же необходимо. Да и копыта разъезжаются на скользких капустных

листьях. И Майина принялась отчаянно звать на помощь.

На зов прибежала тетя Люба. Поохав и попеняв козе, потрусила будить внука.

Сонный Костик, жутко разозлившийся и на козу, и на бабку, позабывшую запереть

животное, ворча, спустился в яму и попытался вытащить паршивку наверх, схватив

поперек туловища, но та выворачивалась и лягалась. Тетя Люба потянулась за козой,

чтобы оказать внуку посильную помощь, но потеряла равновесие и грохнулась в яму

тоже. Внук, чудом избежав столкновения с неслабой массой бабушкиного тела,

быстро вскарабкался наружу и протянул бабке руку, но его мощи не хватило, чтобы

вытянуть ее на бережок хотя бы до пояса, и тетя Люба осталась в яме вместе с

козой, которая не переставала истошно блеять и в панике стучать копытами,

разбрасывая во все стороны воняющие ошметки.

После нескольких попыток извлечь бабку на поверхность Костик понял всю их

бесперспективность и метнулся за помощью к соседке. Разбуженная заполошным

грохотом в дверь Валерия вообразила, что с Любовью Матвеевной случилось

ужасное, и, как была в пижаме, кинулась ее спасать.

Сначала они с Костиком вместе тянули тетю Любу за руки, но та раскричалась,

что они оторвут ей руки, и ее отпустили. Потом Костик снова спустился в яму и

попытался подтолкнуть тетю Любу под попу, чтобы Валерия, когда начнет тетю Любу

тянуть наверх, не отрывала ей руки, но тетя Люба, как и коза, изворачивалась и

лягалась, стесняясь внука. Теряя терпение, Валерия спросила, сунув голову в яму, а

будет ли Любовь Матвеевна стесняться и ее, Леру, если она вместо Костика будет

выталкивать Любовь Матвеевну наверх. Тетя Люба несчастным голосом сказала, что

будет.

Валерия плюнула и пошла заводить джип. Вдвоем с Михой они справились с

задачей за пять секунд. Правда, предварительно пришлось сооружать подъемную

люльку из покрывала и приторачивать его к фаркопу джипа, а потом помогать тете

Любе в этой люльке разместиться, но собственно операция по подъему заняла

именно пять секунд.

Козу Майину вытягивали не столь помпезно, а попросту перевязали в трех

местах поперек туловища бельевой веревкой. По окончании спасательного

мероприятия Валерия мрачно выбралась из-за руля, подошла к запутавшейся в

веревке Майине, схватила ее за один рог, и, притянув к себе поближе, прошипела,

глядя в морду:

– Еще одна малейшая выходка, уважаемая, и ты окажешься совсем одна в

темном лесу по соседству с многодетным волком. Вот только бодни меня еще раз под

коленки! Ты все поняла, козья морда?

Майка крутанула башкой, пытаясь рог вырвать, и возмущенно взмекнула, и

посмотрела на Леру исподлобья настырными желтыми глазами с узкими щелками

поперечных зрачков. На Леру это не произвело впечатления. Она напоследок еще

раз легонько тряханула Майку за рог и принялась, наконец, развязывать узлы,

высвобождая козу из веревки.

Любовь Матвеевна в глубине души посчитала, что Лера произнесла жестокие в

адрес животного слова. Она же коза, бессловесное создание, что с нее возьмешь…

Но, вспомнив потравленную смородину на своем участке и грядки на участке

Петуховых, которые Любови Матвеевне пришлось заново вскапывать и засаживать

редиской, лишь бы купировать скандал, и с грустью осмотрев перепаханные

Лерочкиным джипом картофельные ряды и свой изгвазданный в черноземе почти

новый фланелевый халат, она подумала, что для острастки Майине полезно

послушать таковые угрозы, тем более, что в исполнение никто их приводить не

собирается. Наверно.

Бессловесное создание заперли в сарае, проверив надежность щеколды,

извинения и благодарность в адрес Валерии были произнесены, и все участники

разошлись по спальным местам. Только Валерии ложиться спать уже не имело

резона. Потому что, если с утра она не застанет Леонида дома, будет лишен резона

весь задуманный ею демарш.

Когда спустя час она выехала за ворота садового товарищества, на обочине

шоссе, ведущего в город, заметила знакомую фигуру и не могла не остановиться.

Видимо, не только ей не случилось поспать сегодняшним утром. Любовь Матвеевна

стояла возле столба с желтым флажком остановки районного автобуса и ждала

транспорт.

Она долго отнекивалась, вконец смущенная массой неудобств, доставленных с

утра пораньше ее семейством добрейшей Валерии Львовне, но под сердитый Лерин

окрик все же послушалась и на переднее сиденье джипа забралась.

Выяснилось, что направляется Любовь Матвеевна на раннюю обедню в храм,

что в соседней деревне, но пешком идти долго, ноги уже не те. Вот и пришлось

нацелиться на рейсовый автобус, в надежде, что тот придет по расписанию.

– А чего в храме? – спросила для поддержания разговора, крутя руль,

Валерия.

– В смысле, Лерочка? – не поняла вопрос тетя Люба.

– Ну, в смысле, что вам там надо? Вы же, вроде, человек не темный,

образованный. Бывший врач, если не ошибаюсь?

– Так на службу иду. Помолиться, записочки подать. А при чем тут

образование?

Валерия хмыкнула.

– Да ни при чем, в общем. Была я там как-то. Правда, в другом. В одном

московском. Там тетки за прилавком такие стоят, что я думала, сейчас укусят. Потому

что гавкали. Вы их не боитесь?

Любовь Матвеевна заметно смешалась. Произнесла, пряча взгляд:

– Да нет, в общем… Со мной такого не бывало. Хотя грубиянки везде

встречаются.

– Кто ж спорит?.. Только, если уж христиане заявляют, что они из всех самые

лучшие, в ваших храмах хамов быть не должно. Вы согласны?

– Да кто ж вам заявляет, что он лучший, Лерочка? – растерялась тетя Люба.

– Тут и заявлять не надо. Я иногда в метро езжу. И одну картинку смешную

наблюдаю с регулярностью. Не часто, преувеличивать не буду, однако за душу берет.

Сидит такая тетенька на скамейке в вагоне. Кстати, может и стоять. Наряд

многозначительный – юбка до пят, черные чулки, растоптанные башмаки. Пыльные.

Платок на голове, естественно. Уткнувшись в книжку сидит. И окружающим всем

видно, что не детектив это, а молитвослов. Вопрос. Могла она его в обложку

спрятать? Могла. Но тогда чего-то ей не будет хватать, как я понимаю. Дальше. Вид

насупленный, как будто ее, праведницу, оскорбили. Как будто едет она не с людьми в

одном вагоне, а в плотном окружении нечистот, от которых боится испачкаться. И

такая от нее волна на всех нас идет… Ну как вам объяснить… У, грешники грязные! И

еще вопрос: а что, дома она не смогла свои молитвы прочитать, если она есть такая

праведница? Встала бы утречком пораньше, да и совершила обряд, или как у вас это

называется. Но ведь тогда этого же никто не увидит, верно я говорю?

– Но ведь не все же такие, Лерочка! – воскликнула, горячась, тетя Люба. –

Зачем на этих смотреть? Эти либо недавно к вере пришли и впали в ложную