Опция поиска - Зосимкина Марина - Страница 12

И где ж вы, лихие батальоны бабулек конца семидесятых, сидящих, бывало,

плотно, словно горошины в стручке, на скамейках возле подъездов панельных

пятиэтажек и наводящих страх и трепет на жильцов дома от трех до сорока и

старше?..

Давно минувшая идиллия.

Вот сестра ее двоюродная, Нина Петровна, могла бы вписаться в ряды старой

гвардии, но и та не заводилась с Валерией Львовной, хотя скандалить любила

страстно. Правда, сама Нина Петровна не считала себя скандалисткой, поскольку и

вовсе она не скандалит, а высказывает личное мнение, на что имеет полное право.

Поначалу Нина Петровна и на соседку пыталась наехать со своими «мнениями», но

та не дрогнула, зато сама кузина схлопотала от Лерочки в ответ несколько

тяжеловесных плюх и увяла, и с тех пор старательно не замечает недостатки ни в

соседке, ни в соседкином хозяйстве.

Любовь Матвеевна задвинула на калитке скрипучий засов, но тут же

вспомнила про Тугарина, который все еще где-то гонял с дружками.

Тугарин, а по версии внука Константина – Тугрик, мог бы стать для Любови

Матвеевны компаньоном, если бы не был таким непоседливым и несговорчивым,

поэтому временами он был ее головной болью, а временами даже и наказанием, и

лишь в промежутках – компаньоном, но это случалось редко. Внешне Тугарин являл

собой помесь терьера и шнауцера, причем какого именно терьера с каким

шнауцером выяснению не подлежало, однако Любовь Матвеевна была убеждена, что

редкостный собачий нигилизм он унаследовал именно от кичливых высокородных

предков.

Любовь Матвеевна пригрела его еще щеночком и совершенно не подозревала,

какое чудовище вырастет из крошки уже через полгода, ну а потом было поздно. Не

только в том смысле, что мы в ответе за всех, кого приручили, хотя это и так. Но она

прикипела сердцем к тявкающему созданию, не желающему признавать дисциплины

и рвущемуся настоять на своем. Соседи по городской квартире намекали, что

Любовь Матвеевна сама виновата, проявляя мягкость там, где нужно быть

непреклонно твердой, но сначала ей было Тугрика жалко, а потом он уже сел ей на

голову, и проявлять твердость стало бессмысленно. Она к нему все же

приноровилась и научилась кое-как управлять, но иногда ей казалось, что редкие

случаи, когда пес слушался ее команд, объяснялись тем, что Тугрику просто

делалось хозяйку жалко. Или стыдно. Но в версию Тугрикова стыда Любовь

Матвеевна верила не очень.

На даче, куда хозяйка заезжала с мая по октябрь, для мелкого проныры была

настоящая вольница. Никто не сажал его на поводок и не дергал ежеминутно, чтобы

он не смел и сейчас же выплюнул, ну и так далее. Хотя, если хозяйке дать волю, то

она и здесь, на участке, таскала бы его за ошейник. Однако, осмотревшись, Тугарин

понял, что в среде дачных аборигенов так не принято, и хозяйка не пойдет наперекор

общественному мнению, поэтому он вздохнул спокойно.

На самом-то деле Тугарин старался быть хорошим псом, потому что свою

хозяйку любил, все же он был собакой, но он ничего не мог поделать со своей живой

натурой, которая все время подстегивала его к поступкам, не предусмотренным

уставом.

И кстати, в отдельных недоразумениях хозяйка бывала виновата сама, не

объясняя толком, что от собаки хочет. Взять к примеру случай, произошедший

прошлым летом, когда он решил ей услужить и насобирать побольше жутких колючих

медведок, от которых его, по правде говоря, тошнило. Но хозяйка похвалила

«хорошего мальчика», когда тот раздавил одну, выцарапав из грядки с морковкой, и

на следующее утро медведки на всем ее участке были подвергнуты тотальному

уничтожению, а вдоль уродливых комковатых шрамов, которые совсем недавно были

аккуратными грядочками, лежали вывернутые из земли вялые трупики морковки,

редиски и свеклы.

Ну, а как иначе она себе это представляла? Вредоносные твари пытались

скрыться, пришлось хорошенько поработать когтями, разрывая жирный чернозем.

Зато их набралось в небольшую кучку. С арифметическим счетом у него не очень…

Он тогда здорово обиделся. Хозяйка отшлепала его свернутой в рулон газетой,

возмущенно выговаривая, что он бандит и хулиган. Но потом он решил не обижаться.

Женщина, что с нее возьмешь. Сама не знает, что хочет. Пожалела медведок…

Завидев, что хозяйка вошла в калитку, не дожидаясь его и даже не покричав,

как полагается: «Тугарин, ты где? Домой!», он наскоро попрощался со сворой, снялся

с места и обеспокоено заспешил к дому, сохраняя, однако, вид спешки деловитой, а

не заполошной, еще чего. Его подстегивала неприятная перспектива лаять возле

забора, просясь, чтобы она его впустила внутрь, а это чрезвычайно нежелательно,

пацаны потом засмеют. Гамильтон, шоколадный пудель, особым ехидством

отличается, да и беспородный Тяпыч припомнит.

Хозяйка калитку приоткрыла, намереваясь выйти на дорогу и все-таки ритуал

совершить, покликав пса, и тут же чуть об него не споткнулась. Пес ткнул ее мордой

в коленки, провез по голым лодыжкам жестким косматым боком, протискиваясь за

ограду, и поскакал в сторону веранды, где располагалась его миска. Обнаружив

миску пустой, галопом вернулся обратно к калитке, возле которой все еще возилась

хозяйка, и укоризненно гавкнул. Любовь Матвеевна сказала с напускной строгостью:

– Потерпи, Тугарин, надо еще Майину покормить.

Тугарин недовольно поворчал и вернулся к миске, чтобы ее хорошенько

погонять. Посудина была из звонкой нержавеющей стали и, ударяясь о кирпичный

бордюр садовых дорожек, дивно гремела, помогая ему скоротать время до ужина.

Любовь Матвеевна махнула безнадежно рукой и направилась к небольшому

загону из штакетника, в периметре которого бекал и стучал копытцами ее

действительный кошмар. А ведь были минуты, когда она считала, что ее кошмар –

Тугарин. Напрасно она так считала, обижая славное животное. Тугрик у нее просто

чудо, тихое и послушное. Подумаешь, тапки ворует у соседей. Или садовые перчатки,

забытые с вечера на ступеньках крыльца. Или стягивает выстиранное исподнее с

бельевой веревки и развешивает по смородиновым кустам. Это все милые шалости.

Но вот Майина…

Коза Майина появилась у Любови Матвеевны только этой весной, но никакого

отношения к козе сама Любовь Матвеевна не имела. Это была затея Нины,

двоюродной сестры по маминой линии.

Нина Петровна на дачу приезжала изредка – во-первых, потому что, несмотря

на пенсионный возраст, все еще работала, выполняя обязанности курьера в

юридической фирме, а во-вторых, потому что дачный дом был не ее, а Любин.

Однако, все же приезжала, хотя в эти приезды к садово-огородным делам, коих

множество, не подключалась, а отдыхала, отсыпаясь до обеда, а затем, перекусив

бутербродиком с копченой колбаской, прохаживалась по дорожкам между грядками и

раздавала указания, не забывая по ходу покритиковать, а также попенять кузине за

то, что предыдущие указания та не исполнила и дельных замечаний не учла.

Когда с возрастом Нину Петровну принялись атаковать болезни – а болеть она

не привыкла, поскольку всегда отличалась завидным здоровьем, – она приступила

сначала к самолечению, нахватавшись советов в различных журналах и у подруг, а

затем все же сдалась и отправилась по врачам. Ей назначили обследование, затем

предложили попить то и это, позаниматься лечебной физкультурой и что-то такое

еще поделать в кабинете физиотерапии. Терпения ждать, когда все это схватится и

подействует, у Нины Петровны не было. Она сделала решительный вывод, что

бесплатная медицина лечением больных не занимается, что «тут мы никому не

нужны, тем более пенсионеры», и рванула в медицину платную, но быстро поняла,