Путешествия в Мустанг и Бутан - Пессель Мишель - Страница 11

Подарок, конечно, странный, но я надеялся, что его оригинальность сыграет свою роль…

Надо же, притащить на «Крышу мира» четырёхсоткилограммовый багаж и совершенно забыть о ката! По обычаю, в знак уважения высокопоставленному лицу подносят красивый шарф из белого шёлка — так называемый ката. Где же теперь отыщешь их в количестве, достаточном для королевского двора?

Упущение, к счастью, помог исправить незнакомый монах, который влез на крышу и молча наблюдал за нашими сборами. Я повернулся к нему и спросил, не может ли он достать ката. Монах немедля вытащил из складок своей чубы клок засаленного белого шёлка. Н-да, пожалуй, бедновато для короля… Я стал умолять Таши объяснить доброму человеку, что нам нужно два самых красивых ката. Монах пообещал достать их и скатился по лестнице вниз.

Таши завязал мою чубу на лхасский манер — с двумя складками на спине. Вид у меня был шикарный, по крайней мере так мне казалось: чисто выбритое лицо, под тибетским халатом свежая рубашка с галстуком.

— Ну, как я выгляжу? — обратился я к Таши.

Тот критически осмотрел меня и кивнул. Оставалось спустить рукава чубы в знак принадлежности к аристократии. Правда, пока я спускался по насечкам в бревне во двор, где нас ожидали две маленькие лошадки под щегольскими сёдлами, инкрустированными серебром и покрытыми ярко-оранжевыми ковриками, мой Костюм пришёл в некоторый беспорядок.

Тревога снедала меня всё время, пока не появился запыхавшийся монах с двумя дешёвыми полотняными ката. Ладно, выбора нет, пришлось купить такие — они хоть были чистые. Я оседлал одного пони, Таши — второго. Посыльный подробно рассказал, как ехать в Тренкар, летнюю резиденцию короля.

Жаль, что никто нас не видел при выезде из города; я казался себе рыцарем, скачущим с верным оруженосцем к монарху. Дорога прижималась к ледяному ручью. По ту сторону поднимались развалины двух древних крепостей. Кто построил их и когда? Позже в рукописях я найду упоминание о двух фортах Три — верхнем и нижнем, но больше никаких подробностей… За холмом показался Тренкар — селение в 20 домиков рядом с двумя квадратными зданиями; в одном из них был зал для собраний, а второе представляло летнюю королевскую резиденцию. Тренкар — собственное имение короля.

У встречного крестьянина мы спросили, где живёт король. Человек был одет в очень красивую белую чубу из козьей шерсти домашней выделки. Он почтительно вытянул руку в направлении самого крупного строения.

Возле массивного деревянного портала я спешился. Никого не видно. Входить или нет без приглашения? Оглядываю дворец. Это, без сомнения, один из прекраснейших образцов тибетской архитектуры — большое здание с грациозными геометрическими пропорциями. Мустанг, очевидно, должен насчитывать не одно подобное сооружение. Если говорить о традициях, то достаточно вспомнить, что лхасский дворец далай-ламы — Потала, построенный 300 лет назад, имеет 19 этажей. Следовательно, он долгое время превосходил по высоте все здания Европы, пока в 1950 году в Бельгии и Западной Германии не возвели первые небоскрёбы. Но как будут выглядеть они, когда им исполнится, как Потале, 300 лет?!

По тибетским нормам здешняя столица — крупный центр. В самой Лхасе не больше 35 тысяч жителей, а Гарток, столица Западного Тибета, насчитывает едва 40 домов. Между Гартоком и Лхасой, вдоль верхнего течения Брахмапутры, — практически необитаемая область. Ближайшая к Мустангу деревушка Традун состоит из 20 крестьянских жилищ и крохотного монастыря с десятком монахов. По сравнению с ними Ло-Мантанг — большая столица. Без сомнений, он играл важную роль в развитии тибетской культуры.

Поразительно, почему до сих пор этот край не привлекал внимания исследователей?

Таши напомнил мне, как нужно подносить ката: низко склониться и протянуть один конец, а второй держать у груди в знак нижайшего почтения. Затем надо положить шарф перед королём. Если он коснётся его, это будет означать благосклонность; если не заметит подношения, — значит, я ему безразличен. Ну а если король обернёт ката вокруг шеи, это следует понимать как знак сердечного расположения.

Из ворот вышел оборванный мальчишка и сказал, что мы можем войти. Во дворе старый слуга высунул мне язык и забрал лошадей.

Перед фасадом торчала высокая мачта с молитвенным флагом. Едва мы сделали несколько шагов, как навстречу кинулся громадный пёс со вздыбленной шерстью. Мальчишка цыкнул на него и схватил за шею. Мы насторожённо двинулись дальше к деревянной двери в углу двора. По обе стороны её сидели на цепи ещё два пса, встретившие нас заливистым концертом.

Дверь открывалась во внутренний двор, опоясанный галереей. Под навесом стояли лошади; наличники и переплёты больших окон на втором этаже были выкрашены в синее, жёлтое и зелёное. В целом дворец выглядел не столь импозантно, как я ожидал. Крутая лестница вела на крышу, где помещалось своеобразное патио, со всех сторон укрытое от ветра; стенами служили двойные окна, заклеенные коричневой тибетской бумагой. Согнувшись, я вошёл в дверь.

Надо мобилизовать всё внимание, сказал я себе, от этой аудиенции зависит исход всего пребывания в стране. Жители Ло, несмотря на открытые улыбки, проявляли сдержанность, едва я начинал расспрашивать их об истории и обычаях Мустанга. Они считали, что знания подобного рода — удел грамотных людей, а те не станут откровенничать со мной без благоволения короля. Сказать чужеземцу, кто был первым королём Мустанга, в их глазах означало вмешательство в дела королевской фамилии.

Следовало во что бы то ни стало получить согласие короля. Но как объяснить ему, что информация, которую я желаю собрать, не имеет отношения к политике? Меня ведь можно принять за шпиона или за агента какой-то политической группы, жаждущей узнать вещи, которые будут потом использованы для шантажа… Трудно оправдать любознательность одними лишь заверениями в ценности подобного рода сведений для науки.

Король Ангун Тенцинг Трандул не походил ни на одного из ныне царствующих монархов. Я мог основывать свои предположения только на рассказах Марко Поло о церемониале, принятом при дворах древних властителей Центральной Азии и Китая.

Поднимаю голову. Зал освещён солнцем, чьи лучи пробиваются сквозь полупрозрачную бумагу. Когда глаза привыкают к полумраку, замечаю четыре деревянные колонны, поддерживающие потолок и украшенные жёлтыми, голубыми, золотыми узорами. Пол земляной, как во всех мустангских жилищах.

Вдоль стены сидят человек двадцать мужчин, в молчании взирающих на меня. Я понял, что это королевский двор. У противоположной стены на низком деревянном сиденье в форме трона, покрытом подушками, подвернув под себя ноги, восседают двое людей. На секунду я заколебался — который из них король? Перед обоими на низеньких столиках стоят серебряные чашки. Тот, кто был помоложе, указал рукавом своей чубы на пожилого человека, сидевшего спиной к окну. Не было произнесено ни единого слова.

Я неловко согнулся пополам и, стараясь не потерять равновесия, положил край ката к ногам короля Ангуна Тенцинга Трандула. Затем ту же манипуляцию проделал Таши, надо сказать, с куда большей ловкостью. Молчание не прервалось. Выдержав паузу, пожилой король слегка раздвинул губы в улыбке и царственным жестом показал нам на два коврика рядом с ним. Я сел, запихнув под себя руками нижние конечности.

Весь двор смотрел на нас. Я тоже украдкой несколько раз бросил взгляд на короля и увидел, что тот разглядывает меня. Рядом с троном ворковал в большой клетке голубь, между придворными и монархом мирно гуляли щенки — штук пять-шесть, не меньше. Сам зал являл собой удивительное сочетание роскоши и деревенской грубости, так характерной для средневековья. За исключением собак, никто не смел шелохнуться. Неожиданно из-за трона показались две курицы; одна нахально вскочила на золочёный резной край королевского столика и оставила там след. Я весь сжался, ожидая, что будет, но никто не обратил на это внимания.