Золотая моль - Фатеев Валерий Михайлович - Страница 26

Но шероховатости оставались. Для него они заключались в том, что зная милицейскую службу не понаслышке, он видел тяжелый труд рядовых на земле. Труд, сплошь и рядом превращавшийся в подвиг. В это гребаное время почти каждый день сводки приносили информацию о гибели его работников. Там — при задержании опасных преступников, там — «заказуха», напал на горячее. Там — спасая женщину от озверелого придурка с ружьем. Еще десять лет назад случай преднамеренного убийства милиционера был ЧП в масштабах государства, а сегодня это стало обычным явлением. Как на линии фронта.

— Почему же потом, — недоумевал Вендышев, — получив звание, должность, они сами становятся преступниками?

Но спрашивал для проформы. Ответ лежал на поверхности.

…Докладывая министру о результатах ревизии, Вендышев не удержался:

— Оборзели напрочь. Так мы вообще контроль за воровством металла потеряем.

А в Магадан приехал новый начальник. Многим старшим офицерам пришлось уйти досрочно на пенсию. На самых-самых были заведены уголовные дела, правда, потихоньку потом рассыпавшиеся.

Сарыч ходил, поигрывая улыбкой. Не до него стало.

Глава IX

У колымских горных речек свои особенности. Начинаясь маленькой ниточкой в распадке сопки, они уже через сотню метров превращаются в средней руки ручей; соединяясь с десятком других собратьев, через километр — уже в речку, а если еще и дождь пройдет, то в настоящую — хоть плоты запускай — реку.

Правый Итрикан, протекавший через Стоковое, из общего ряда не выделялся. Зародившись на Оротукском нагорье хилым ручьем, через поселок он протекал уже речкой, бурливой и взбалмошной, а в Кулу впадал настоящей полноводной рекой.

Там, где на него наткнулся Коляня, он был еще слаб и немощен — курице по колено. Но пройдя метров сто вниз по течению, Коляня убедился, что ручей прибавляет с каждым поворотом и идея сплава вполне приемлема.

Это вам не епифановские шлюзы!

На ходу он озирал берег в поисках подходящих бревен для плота и неожиданно увидел ровную, пропадающую в редколесье изгородь.

«На кораль не похоже, — подумал Коляня. — Оленеводы лепят изгородь из любых жердей, попадающихся под руку. А тут столбики один к одному».

Он подошел поближе и увидел колючую проволоку.

Старый лагерь.

Они не раз попадались ему в во время охотничьих скитаний. Разбросанные по Колыме памятники ГУЛАГа. Там, где поблизости была трасса и поселки, люди давно уничтожили всякие их следы. Что горело — сожгли, камень и металл использовали для строительства.

Но в глухой тайге, в сотнях километров от жилья, до сих пор стояли почти не тронутые временем заброшенные лагеря. Лиственница вообще дерево вечное — растет века, но и стареет тоже века. А учитывая, что главными стройматериалами на Колыме были дикий камень и лиственница, вечными задумывались и лагеря.

Этот был — хоть завтра заселяй. Не покосились даже сторожевые вышки. Столбики стояли как в строю, и позванивала на тихом вечернем ветерке колючая проволока с острыми шипами.

Коляня вошел в широко распахнутые ворота лагеря. По правую сторону «улицы» стояли мрачные, из дикого камня выложенные двухэтажные дома, наверное, для охраны. По левую шли тоже каменные бараки, вероятно, промзона. А дальше еще ряд колючей проволоки и огромные, метров по сто, бараки для заключенных. Коляня насчитал их больше двух десятков и остановился… Это какая же прорва народу находилась здесь!

Тут он засомневался… находилась ли?

Лагеря, где он бывал, всегда были захламлены: старая обувь, остатки арестанского тряпья, консервные банки из-под американской тушенки, то есть следы человеческого обитания.

А тут никаких следов. Ничего.

Этот лагерь просто не успели заселить, предположил Коляня. Но не с собой же увезли строители весь мусор, отходы. На улицах лагеря была такая чистота, как будто вчера убирали.

Возле одного барака он увидел то, что искал. Лодка!

Он осмотрел ее — это оказалась старенькая, но еще крепкая плоскодонка.

Значит, где-то река.

Он попробовал ее приподнять, но даже ему она оказалась не по силам.

И тут Коляня услышал шаги. Памятуя о бандитах, он проворно шагнул за стену и передернул затвор.

— Не стреляйте, — послышался слабый голос. — Я заблудился.

Так Коляня и повстречал Данилыча.

После того как Данилыч наелся и успокоился, он рассказал свою одиссею.

— Я думал, заложники только на Кавказе, — покачал головой Коляня. — А тут и свои рабовладельцы объявились, колымские.

Майор в беседе не участвовал. Он плыл по волнам полудремы-полузабытья. Мир то исчезал, то появлялся перед его глазами.

Но на слова о лодке он отреагировал:

— Я вроде перед ударом озеро видел слева, большое.

— Тогда все объясняется, — обрадовался Коляня. — Я-то думаю: какая река, здесь высота за тысячу. А если озеро — то понятно, она из него и вытекает. Слева, говоришь? Завтра пойдем искать.

Озеро оказалось буквально в трех шагах. Они вышли на его берег, едва обогнув склон. Вытянутая эллипсом водная гладь простиралась почти до горизонта. Где-то там должна вытекать река. Если плыть вдоль берега, не ошибешься.

Озеро нашли, но чтобы доставить к нему лодку, пришлось помучиться. И здесь блеснул Данилыч. Обнаружив несколько несколько пустых бочек, он смастерил из них нечто вроде трехколесного велосипеда. На сооружение они взгромоздили лодку и двойной тягой потащили ее на берег озера. Там, где дорогу загораживал кустарник, пришлось делать просеку, и весь волок занял у них почти следующие сутки.

Между тем майор слабел с каждым часом и почти не приходил в сознание. В редкие минуты просветления он, тяжело дыша, хрипло просил:

— Кончайте со мной возиться, мужики. Выходите сами, за мной вертолет пришлете…

Промедол кончился, и Данилыч поил больного отваром из мухоморов.

— Ты что, отравишь! — испугался сначала Коляня.

— Этой дозой не отравишь, а боль на время снимает… Не бойся, наркоманом не станет.

Наконец настал час, когда они загрузили в лодку майора и свои нехитрые припасы. Коляня взялся за выструганные из досок весла, но Данилыч, послюнявив палец и определив направление ветра, остановил его:

— Давай парус попробуем.

Нацепил на кургузую мачту кусок брезента и — о чудо! — лодка медленно двинулась к далекому берегу, к истоку неизвестной им реки.

На вторые сутки бешеного сплава, когда дважды попадали в затор и едва не перевернулись, их вынесло прямо к мысу, на котором весело гулеванили охотники из Магадана: в эти дни валом пошел гусь.

Самое важное, что у них оказалась рация.

Перед тем как пришвартоваться, Коляня сбросил карабин в воду, а золото — и свое и Данилыча — спрятал у приметного валуна. Будем живы — заберем, сейчас не до этого.

Майор иногда открывал глаза, но понимал ли он что-то, сказать было трудно. Большей частью он метался в бреду.

Этим же днем Сергей, Данылыч и Коляня оказались в Магадане. Но дальше их дороги разошлись. Майора увезла дожидавшаяся скорая, Данилыч, вызвонив приятеля, отправился к нему отсыпаться и отмываться, а Коляню прямиком повезли в управление милиции.

— Как ты оказался у места катастрофы?

— Я же повторяю… охотился. У реки ну ни одного селезня не встретил, решил подняться вверх, а тут вертолет, взрыв. Я, конечно, туда… может, думаю, спасу кого. Да вы спросите майора, Сергея Степановича.

— Надо будет — спросим.

Здесь следователь помолчал, потом нормальным тоном добавил:

— Конечно, за поступок твой медаль надо бы, будь моя воля, дать. Не каждый затруднится. Но уточнить кое-что я все же обязан. Ведь на этом борту должен был быть и преступник. Неизвестно, успели они его забрать или нет, падение произошло совсем в стороне от Огонера.

— Мое дело, конечно, сторона, — осторожно сказал Коляня, — но, думается, бандит или бандиты еще там, на наледи. Правда, у них вездеход есть… но далеко даже на нем сейчас не уйдешь: Огонер после дождей так разнесло, что его так просто не форсируешь.