Остров отчаяния - О'Брайан Патрик - Страница 67

Их былая близость в какой-то степени возродилась, и хотя Хирепат ненавидел бродить по колено в густой мокрой траве, покрывавшей большую часть низины, и не сильно заботился, является ли огромная гнездящаяся птица, над которой они корпели, альбатросом королевским или странствующим, он не чувствовал отвращения к этим экспедициям, если его не слишком часто звали, чтобы полюбоваться лужей с водорослями или детенышем голубоглазого баклана. Майкл построил шалаш у кромки воды, и сидел там часами с удочкой, пока Стивен бродил по округе.

Почти всегда было слишком влажно, чтобы читать или писать, но Майкл являлся созерцательным молодым человеком, и вид покачивающейся пробки-поплавка отправлял его ум дрейфовать далеко-далеко, но с привязкой к действительности, и иногда ему удавалось поймать рыбу. Когда дождь был слишком сильным даже для доктора Мэтьюрина, они вместе сидели в шалаше, беседовали о китайской поэзии, или, чаще всего, о Луизе Уоган, жившей в настоящее время на берегу: иногда её можно было видеть вдалеке — стройная, укутанная в меха фигура, гуляющая с ребенком миссис Босуэлл при редких проблесках солнца. Сейчас тюремное заключение для женщин стало чисто номинальным.

— Это рай, — сказал Стивен, когда они высадились.

— Для рая тут слегка сыровато, пожалуй, — предположил Хирепат.

— Земной рай не был завывающей кучей обезвоженного песка, засушливой пустыней, — сказал Стивен. — Действительно, Мандевиль[38], в частности, упоминает его поросшие мхом стены — верное доказательство обильной влаги. Я уже нашел пятьдесят три вида мха на одном только этом острове, и их, несомненно, больше.

Он оглядел черные наплывы скал, склоны между ними, покрытые грубой блеклой травой, желтую липкую капусту — большая часть кочанов в состоянии медленного разложения, — сырую болотистую землю, усеянную птичьим пометом и сплошь окутанной дрейфующими полосками тумана или дождя.

— Это очень похоже на северо-западные области Ирландии, но без людей: местность напоминает мне о мысе в графстве Мейо, где я впервые увидел плавунчика… Мы посетим сначала гигантских буревестников или вы предпочитаете крачек?

— Честно говоря, сэр, я считаю, лучше некоторое время посидеть в шалаше. Капуста, по-видимому, превратила мои внутренности в воду.

— Ерунда, — сказал Стивен, — это самая полезная капуста, с которой я когда-либо сталкивался за всю свою карьеру. Я надеюсь, мистер Хирепат, что вы не собираетесь присоединяться к глупому, неубедительному женоподобному и ненаучному мычанию и скулежу о капусте. Да, она слегка желтоватая при определенном освещении, немного резка на вкус, немного странно пахнет. Но оно и к лучшему, скажу я. По крайней мере, это остановит бесчувственных свиней-гурманов от злоупотребления ею, как они злоупотребляют бедными созданиями, набивая себя их плотью до тех пор, пока тот крохотный мозг, что у них есть, не заплывет жиром. Превосходная и съедобная! Даже самые упрямые критики, готовые делать самые злостные заявления и лоб расшибить о девятидюймовую доску, доказывая, что от капусты у них газы и в животе урчит, не могут отрицать, что это излечило их purpurae[39]. Пусть урчит до дрожи в небесах и обратно, пусть изрыгают огонь и серу, сыны Гоморры, у меня не будет ни единого случая цинги — позора морского хирурга, имеющего капусту, которую можно собрать.

— Верно, сэр, — сказал Хирепат.

Он не мог не согласиться: излечение он видел. Экипаж «Леопарда» убил морского слона в начале пребывания и разнообразия ради сожрал огромную печень. Они пришли, покрывшись матово-синими четко очерченными пятнами, около двух дюймов в поперечнике. Стивен мгновенно прописал найденную им и опробованную на себе и юнге капусту — непривлекательное растение с поразительным запахом. Это покончило с пятнами. Как заметил Джек, «заставило-таки „леопардовцев“ сменить свои пятна»[40]: первый по-настоящему искренний смех — глаза на разумянившемся от веселья лице просто исчезли — смех, которого не слышали уже последние пять тысяч миль. А поскольку на корабле ощущалась нехватка лаймового сока, и поскольку имелась печальная практика, даже если корабль просто купался в антицинготном средстве, Стивен настоял, чтобы капусту ежедневно смешивали с обедом. Что же касается предполагаемого слабительного свойства, то он не воспринимал это как неудобство, а если оно существовало еще и помимо ипохондрической бедной фантазии, так даже и лучше. «Люди, — сказал он, пристально глядя на капитана, — люди, которые на завтрак съедают два яйца альбатроса весом почти с казначейский фунт каждое, должны ежедневно очищаться от дурных гуморов».

— Нет, сэр, — снова сказал Хирепат. — Если вы меня простите, я немного устал, и хотел бы немного половить рыбу. Вы помните, что в прошлый раз, когда гигантский буревестник нагадил на меня, вы сказали, что я могу быть свободен.

— Это случилось потому, что вы поразили бедную птицу, упав, и упав, если позволите заметить, в необычайно внезапной и неуклюжей манере, мистер Хирепат.

— Земля была влажной, и в тюленьих экскрементах.

— Буревестники не терпят ни малейшей бестактности, — сказал Стивен.

Но и в самом деле Хирепат был существом невезучим: многие буревестники, ничем таким особенным не спровоцированные, опорожняли на него свой дурно пахнущий кишечник, и никогда не держали зла на Стивена, а альбатрос еще и жестоко клюнул помощника хирурга через вполне безобидный рукав.

— Хорошо, — продолжил Мэтьюрин. — Делайте, как вам угодно. Давайте разделим бутерброды, потому что я не вернусь до заката.

Рай Стивена был довольно велик: час ходьбы от одного края до другого, и в отличие от большинства островов, загроможденных поднимающимися отвесно скальными породами, на нем утесов было немного, за исключением двух со стороны моря, а в остальном — гладкий купол. И хотя островок имел удобное, похожее на парк пространство, раскинувшееся на сотни акров, он едва мог вместить всех существ, которые спешили к нему в сезон размножения, прилетая с безграничного Южного океана, океана почти лишенного земли, где блуждали они остальную часть года. Несколько постоянно обитающих тут видов птиц — любопытные чирки, голубоглазые бакланы, возможно, ржанка — едва могли найти место, чтобы повернуться, и Стивену приходилось идти очень осторожно, чтобы не наступить на яйца или в нору, сделанную бесчисленными китовыми птичками.

Верх купола занимали гигантские альбатросы, и здесь ходить было легче: трава была не такой длинной, и гнезда располагались не столь тесно. Доктор достаточно хорошо знал многих членов колонии, наблюдал, как они ухаживали, спаривались и строили гнезда, и сейчас признал нескольких, когда те прогуливались, проведывая другие гнезда — место было нечто-то вроде общественной площади, с белыми гусями, кружащими над ним, но гусями гигантскими, прилетающих и улетающих на крыльях как у джиннов из арабских сказок. Другие их сородичи сидели на выдолбленных по центру буграх. Большинство альбатросов и в самом деле сейчас сидели — несколько гнезд без яиц, — и он пробрался сквозь скопление к первому гнезду, в котором видел кладку, если одно яйцо можно назвать кладкой. Сидящая птица крепко спала, положив голову на спину, и она настолько привыкла к визитеру, что только открыла один глаз и заворчала, когда Стивен мягко просунул руку под грудку, чтобы узнать, не треснуло ли яйцо. Ещё нет, и он сел на пустое гнездо рядышком, чтобы понаблюдать.

Мощный поток воздуха — отличительное тепло и запах питающейся рыбой птицы — и самец альбатроса приземлился около доктора, покачиваясь на земле, пока складывал огромные крылья, и проковылял, чтобы пробормотать что-то негромко своей супруге и ущипнуть ее за вытянутую шею. У ног Стивена черный матовый буревестник неуклюже карабкался среди кочек, а на уровне головы реяли пираты-поморники, глядевшие из стороны в сторону в поисках зазевавшейся добычи. Дождь прекратился. Стивен отложил тюленью шкуру в сторону — он носил её, как батраки носят мешок, через голову на плечах, — достал обед, развернулся в гнезде, и осмотрел часть острова, через которую прошел. По правую руку, внизу на берегу моря, лежали морские слоны, каждый весом в несколько тонн.