От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская) - Кротов Антон Викторович - Страница 27

— Взяли меня, бедного таксиста, в Мазари-Шарифе, пообещали пятьдесят долларов, я тут весь измучился, привёз их сюда в Панджшер, а они меня злобно кидают!

Мы объяснили собравшимся, что никакое такси мы не брали, что он сам подобрал нас, причём не в Мазаре, а возле города Хулм, и сам многократно говорил, что он не таксист, а едет на свою родину. Но как последнюю попытку уладить дело, Олег предложил ему ещё десятку. О.Моренков, проживающий в деньгоносной Швейцарии, постоянно мечтал озолотить каждого афганского продавца и оказывателя услуг, сравнивая их цены со швейцарскими. Благодаря таким щедрым гражданам и расплодились во множестве водители, желающие получить сто долларов за любой подвоз. Но наш водитель не оценил щедрости О.Моренкова и продолжал голосить на весь Панджшер (призывая во свидетели всю собравшуюся толпу и святой прах Ахмад-шаха Масуда), пока умный человек из местных не сказал нам:

— Хватит с него, он уже получил своё. Не слушайте, идите.

Мы так и сделали, оставив «огорчённого» деньгопроса среди толпы сочувствующих. Конечно, придя домой, он перестал возмущаться и весьма радовался нежданному заработку. Но мы с Олегом договорились впредь не пользоваться услугами подозрительных граждан, не обговорив стоимость их услуг, и даже деньгопросам не предлагать больше, чем по 100 афгани, чтобы не развращать местных жителей шальными деньгами.

Интересно, что ВСЕ афганцы, желающие получить с нас доллары, пока оказывались людьми без бород! Были и бескорыстные безбородые люди, но не все. А вот все бородачи не просили денег. (Впоследствии мы встретили-таки одного деньгопроса с бородой, о нём будет сказано ниже.)

Пошли дальше, в верхнюю часть ущелья, пешком. Прошли две деревни. Захотелось ополоснуться в реке. Но в ближайшем месте это было делать опасно, так как берег был отмечен указателями «Мины» и красными камнями. Поэтому ушли оттуда и помылись в другом месте. Местные дети, плескавшиеся в реке, притусовались к нам и разглядывали нас с интересом, желая получить в подарок «калам» (ручку), мы не дали.

Неподалёку, под деревьями у речки, на циновках сидели четверо афганцев, ели арбузы. Рядом стоял микроавтобус, на котором они приехали. Позвали и нас; оказалось, что трое из них отлично говорят по-русски! Один из них, Мухаммад, часто бывает в России, в Нальчике, где у него есть магазин мусульманской литературы. А сейчас все трое ехали в Джангалак, в родное селение Масуда, посетить его дом и могилу.

Доели арбузы (афганцы предлалали присоединиться к пикнику не только нам, но и всем проходящим), выбросили корки в реку, сотворили молитву (все, кроме О.Моренкова) и поехали вверх по Панджшеру. Дорога была очень красивая; но, к сожалению, тут и там валялись остатки советской техники, танки, БТРы и их части. Обочины были заминированы и отмечены камнями, покрашенными в красный цвет. Невидимо далеко работала бригада сапёров, подрывая эти мины, и вдалеке в ущелье, как и когда-то, звучали взрывы.

Навстречу по ущелью шли настоящие верблюжьи караваны. Три года назад немало караванов с товарами ещё ходило по главной трассе Пули-Хумри—Мазари-Шариф и обратно. Сейчас машины полностью вытеснили караванную торговлю на асфальтированных маршрутах. Но здесь, в глуши, всё ещё шагали один за другим высокие, как слоны, верблюды, гружёные тяжёлыми мешками, а с ними топали караванщики, целыми семьями, мужчины (с бородами) и женщины (без чадры).

Я вылезал из машины и фотографировал некоторых из них.

— Чтоб вы все сдохли, англичане! — заругалась пожилая женщина, закрывая лицо от объектива, а водители перевели мне её слова. Другие караванщики тоже не были рады фотографированию.

Родовое село Шах Масуда, именуемое Джангалак (попутчики объяснили нам, что это означает «лесок»), — находится в том месте, где узкое ущелье расширяется, открывая взору небольшую уютную долину. Всё в зелени и яблочных садах, село занимает большую территорию, спускаясь к реке и дороге и поднимаясь в гору с другого края. Не доезжая до села, на одной из невысоких гор, рядом с обломками танков, и сооружена могила Масуда; отсюда сверху виден весь Джангалак. Могила («зьярат-Масуд») представляет собой небольшую уютную мечеть, её сторожит и прибирает одноглазый бородатый старик, бывший охранник Масуда, не пожелавший расставаться с ним и после его смерти. Внутри — тихо, надписи всякие на арабском, Кораны. Прибывшие со мной афганцы взяли Коран, чтобы почитать его на могиле, а также совершить молитвы — наверное, за упокоение души героя. Над гробницей развевается зелёный флаг. Надпись на мемориальной доске гласит (в переводе наших попутчиков): «Я сражался не за кресло или портфель, а за счастье и свободу народа Афганистана». Снаружи — большой портрет Масуда, крупнее натуральной величины, сидя читающего Коран.

Многие афганцы приезжают сюда, особенно в пятницу, как сегодня (потому что выходной). До зьярата можно доехать на машине — сюда провели специальную дорожку, ответвление от главной. Любовь людей к своим героям особо проявляется после их смерти, причём эта любовь принимает подчас странные формы. Вот и здесь перед могилой стоял план большого и шикарного зьярата, который будет когда-нибудь построен, и строительные работы уже начались. Планируемое сооружение полностью прикроет своим куполом имеющуюся маленькую уютную мечеть и станет самым большим и шикарным сооружением во всём Панджшерском ущелье.

Любовь к гробницам у людей отмечается с древних времён. Ещё самый древний человек изобрёл обряд погребения и клал вместе с трупом покойного в землю также предметы быта и труда, которые покойному вовсе не были нужны. Постройка египетских пирамид, поклонение мощам святых в некоторых религиях, мавзолеи Ленина, Ким Ир Сена и Мао Цзедуна — всё это символы гробопоклонства, которое свойственно многим народам и людям. Во многих случаях сами покойные герои были против такого нездорового интереса к их могилам и такого возвеличивания после смерти. «Лучше, — сказали бы они потомкам, — вы бы при нашей жизни исполняли наши советы и заветы, или последовали нашим учениям после нашей смерти». Но нет, проще построить золотую гробницу герою или святому, чем самому стараться стать похожим на них.

Посмотрели мы эту гробницу, и нас повезли дальше, в Джангалак, где сохранился дом, вернее даже усадьба Масуда. По словам наших провожатых, Масуд сам избегал жить в этой усадьбе (шикарной по афганским меркам; наши «новые русские» и чиновники пренебрежительно посмотрели бы на одноэтажный «замок» хозяина Панджшера). Говорят, что Масуд предпочитал жить в простом глиняном доме своих родителей, а эта усадьба использовалась им как офис, для представительских целей. Сейчас здесь живёт и следит за усадьбой некий друг Масуда со своими детьми, лишившийся жилища во время войны.

Во дворе у Масуда рос яблоневый сад, и наши попутчики угостили нас яблоками (с разрешения сторожа), а также чистой родниковой водой, которая там вытекала из шланга. Во дворе был и турник Масуда, я подтянулся 20 раз (турник оказался неудобный, на очень большую кисть руки, ибо сделан он из железной толстой трубы). В дом заходить не стали.

После этого мы расстались с русскоговорящими афганцами: они поехали домой, в Кабул, а мы направились дальше, в верховья ущелья. Кстати, нам с собой подарили два арбуза, и это было очень символично. По традиции, второго сентября мы отмечаем День АВП — годовщину Академии Вольных Путешествий, и обычно в Москве в этот день (или в другой более удобный день поблизости) мы просим всех приобрести и притащить на тусовку арбузы. Так и сейчас мы ели арбузы, и два из них нам дали с собой в дорогу, я так воспринял — по случаю 10-летия Академии.

Навстречу опять попадались караваны. Некоторые уже встали на ночёвку на вытоптанных площадках около речки, наверное, это уже давно всеми признанные караванные стоянки.

Вскоре и стемнело. Остановились на ночь где попало — на поле, опасаясь из-за мин спать на нетронутой земле. Жители дома, которым принадлежало поле, удивлялись на наше появление, нас немножко побаивались и в гости не позвали. Мы съели арбуз и отправились в мир сна.