200 дней на юг (СИ) - Кротов Антон Викторович - Страница 83

Вокруг меня скопились ангольские труженики, ожидающие, как и я, открытия границы. Тут ко мне подошла женщина лет тридцати из намибийских пограничников и заговорила по-русски. Оказалось, она училась когда-то в Одессе. Я хотел расспросить её о порядках в Анголе, но она ничего не знала или не хотела говорить и вскоре вернулась обратно на свою намибийскую сторону.

Наконец, отперли какую-то калитку, и всех жаждущих попасть в Анголу потихоньку пропустили, записывая их в специальный журнал. Интересно было то, что ни у кого, кроме меня, не было паспортов как таковых. Все люди предъявляли на границе особый документ, имевший вид потрёпанного листа бумаги формата А4, много раз сложенного и порванного на сгибах. Отпечатан этот лист был у них на ксероксе, а оригинал — на печатной машинке. Фотографий у большинства не было вообще, хотя место для фотографии было обозначено. В графе «Адрес» было написано название посёлка или города, без каких-либо уточнений типа улиц; были заполнены ещё графы «Имя» и «Племя», а все прочие графы были пусты. Заверял документ синий прямоугольный штамп, так что подделать всё сие было легче лёгкого.

На обороте эти листы были полны въездных и выездных штампов, поставленых хаотически без всякой последовательности. У нескольких тёток «документ» был так испечатан, что пограничник с трудом находил места для нового штампа. И только у меня был нормальный паспорт, и из-за этого сразу вышла задержка — пограничники стали трогать его, листать, чуть не нюхать.

— Куда направляетесь? — спросил самый смелый из них.

— В Луанду, — отвечал я. Мне поставили въездной штамп и пропустили.

Ангола!..

* * *

Приграничная деревня оказалась очень грязной. Толпы людей ходили туда-сюда среди мусора, а неподалёку, в овраге, скопилось множество тонн мусора, из коих основным предметом были пустые алюминевые банки из-под пива. Их были миллионы! Какой-то человек деловито испражнялся среди всего этого мусора, увеличивая его гору.

Асфальт на дороге почти не наблюдался — это напомнило мне трассу с Сешеке на Ливингстон. Лучше бы этого асфальта не было вовсе — его остатки создавали пупырышки и наросты на дороге, уже почти избавившейся от сего странного покрытия.

Я наполнил канистру водой в одной из хижин и пошёл пешком на север, желая подальше отойти от приграничной деревни и её возможных деньгопросов. Но не успел я пройти и пару километров, как меня догнала старая-старая машинка с кузовом, в которой сидело уже человек восемь. Я стал девятым.

О джинны, рабы Аллаха! вот и он — первый ангольский автостоп! Машина ехала то справа, то слева от основной «дороги» с наростами асфальта, ибо ехать по песку было мягче, чем по жёсткой, разбитой трассе португальских времён. Удивило обилие встречного транспорта — очень многие ехали на границу. Я разъел свой последний намибийский хлеб с другими пассажирами. По дороге нас остановили ангольские гаишники, заставили водителя помигать фарами и заплатить штраф. Я удивился, увидев, что гаишники были в светоотражающих куртках, и ещё больше удивился, когда у меня не спросили документов. Машина провезла меня километров шесть, до посёлка Намакунде, и завершила путь.

Почти сразу же следующая кузовная легковушка взяла меня на сорок километров, до первого крупного города Онджива. В кузове оказался один англоговорящий пассажир и один русскоговорящий. С их помощью я подружился со всеми остальными пассажирами и с водителем, и все они, узнав мою сущность, удивились. Денег никто не просил.

Перед Ондживой начался новый, неплохой асфальт, и я, удивляясь, как всё идёт благополучно, въехал в сей первый ангольский город. Было 10.15 ангольского времени.

* * *

Онджива оказалась компактным городком. Старые солидные здания колониальных времён придавали ей некоторую солидность. Русскоговорящий человек, прощаясь со мной, обещал мне завтра прямые грузовики до Лубанго, но дожидаться их я не стал. Вопрос о продлении визы решил оставить на потом — пока есть время, надо ехать вперёд! Ещё неизвестно, сумею ли я проехать до Луанды или там начнутся проблемы с повстанцами или полицейскими.

Одно из самых больших зданий в центре города, высотой не меньше четырёх этажей, представляло собой руины, обрушившиеся, как карточный домик, — вероятно, от взрыва. Интересно, что солидный бетонный забор, окружавший это разрушенное здание, был свежевыкрашен. Я хотел сфотографировать картину сию, но убоялся полицейских в синей форме, обильно циркулировавших по главной улице, и прошёл её быстрым шагом.

На выезде из города меня подобрал белый человек — местный фермер. В Анголе всего несколько десятков тысяч белых людей, и половина из них живёт в южных районах страны, а вторая половина — в столице. Белый человек не знал, можно ли доехать автостопом до Луанды, и высадил меня километрах в трёх от города, свернув на свою ферму.

Здесь, вблизи города, дорога была относительно гладкой (почти новой: наверное, всего лет десять как асфальтировали); я пошёл пешком, осматривая страну. Слева от дороги было минное поле, и треугольные знаки-указатели с черепом и надписью «MINES» меня повеселили, но фотографировать я не стал — вокруг были солдаты, могли плохо воспринять. Пока я шёл далее, дивился, ибо в Анголе имеет вид алюминевых банок из-под пива и кока-колы, и валяется повсюду. Спустя час мне удалось застопить очередную машину, в которой ехали из Намибии весёлые девушки, частью даже англоговорящие. Машина шла на сто километров, в Шангонго, а девушки ехали ещё дальше, в Лубанго (машина оказалась не их, они тоже были автостопщицы, только чёрные).

На выезде из Шангонго путь нам преградила река, через которую был переброшен целый комплект когда-то новых, а затем последовательно взрываемых мостов.

Посему асфальтовая дорога, подходя к реке, разветвлялась на несколько грунтовок, и самая накатанная из них вела к последнему, ещё действующему мосту. Перед ним находился дорожный полицейский пост. Водитель высадил меня и девушек (у них оказалось немало сумок и чемоданов), и мы остались на посту ожидать иных машин. Дорожные полицейские опять не спросили у меня документов. Видимо, они понимали, что никакие проверки документов сами по себе не спасут и сей мост от взрывов. А вот московские их коллеги полагают, что террористическая сущность человека видна по его паспорту. Думаю, что у настоящих террористов документы всегда в порядке.

Тут к посту подъехала тёмно-зелёная джипная легковушка с виндхукскими номерами и кузовом. Кузов содержал упаковки с пивом, одежду, кастрюли, звенящие друг об друга, какие-то коробки и прочие товары, которые их владелец вёз на продажу из Намибии в Анголу. Водитель оказался англоговорящим, он подобрал девушек и меня на триста километров до самого Лубанго!

Ехать было удивительно интересно!

Дорога периодически превращалась из очень плохого асфальта в нормальный и наоборот. На участках хорошего асфальта водитель, ловко объезжая выбоины, разгонялся более чем до 100 км/час. На плохих участках наша скорость резко падала, тем более мы старались не сбить детей, занимающихся «улучшением» дороги. Ангольские дети и некоторые женщины, всё время попадавшиеся нам на трассе, занимались там безделием, причём там, где трасса была похуже. Завидев машину, они приходили в движение, и быстро бежали, держа в руках заранее приготовленные куски дёрна, и утаптывали их в дырки в асфальте. Пока машина, виляя между (незалепленными) выбоинами, приближалась к ним, дети успевали заполнить две-три дырки. Когда же машина подъезжала совсем близко, они разбегались и поднимали поперёк дороги также заранее приготовленную лежащую там верёвку с висящими на ней грязными тряпочками — типа стой, проезда нет, идут дорожные работы! Наш водитель приостанавливался, бросал из окна подаяние "на улучшение дорог", верёвка опускалась, и мы проезжали. Водители погрубее нажимали на газ, и попрошайки быстро и бесплатно отпускали верёвку, провожая взглядом очередную свою несбывшуюся надежду.

На самых плохих участках дороги машины ехали уже не по ней, а параллельно оной. В низинах скапливалась обильная вода и брызгала из-под колёс.