Полет длиною в жизнь - Стил Даниэла - Страница 65

— А может, нам вообще нечего решать? — спросила она, и Джо съежился, как от удара. Каждое ее слово заставляло его чувствовать себя еще более виноватым, а от этого Джо только сильнее хотелось сбежать. Он держался буквально из последних сил.

— По-моему, ты уже все решил, — добавила Кейт, не скрывая горькой иронии. — Ведь ты сам только что сказал мне, что дети тебе не нужны, и жениться ты тоже не хочешь. Все просто и ясно, вот только раньше ты говорил другое. Хотела бы я знать, что заставило тебя передумать…

Она действительно хотела это знать, ведь его решения касались и ее, ее будущего. Два года Кейт терпеливо ждала, пока Джо сочтет возможным жениться на ней, но сейчас ей стало ясно, что ждала она напрасно. У Джо то не было времени, то момент был не подходящим, и Кейт догадалась, что он с самого начала не собирался жениться на ней.

— У меня есть бизнес, Кейт, есть предприятие, за которое я отвечаю. Эта работа отнимает все мои силы, и я не уверен, что у меня будет достаточно времени, чтобы заниматься семьей и детьми. Скорее всего, я просто физически не смогу этого делать.

Он в отчаянии искал хоть какой-нибудь путь к спасению, и страх, который нарастал в нем, уже сравнялся по силе с ощущением паники, которую испытывала Кейт. Она чувствовала его страх, и он делал Джо еще более далеким и чужим.

— Ты…. ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал?! — воскликнула Кейт, и ее глаза наполнились слезами.

Одной фразой Джо уничтожил все, на что она надеялась и о чем мечтала. Кейт приехала к нему в Нью-Джерси только затем, чтобы попытаться как-то устроить их совместную жизнь и хоть немножко приблизить то время, когда они смогут зажить своим домом. Но теперь ей вдруг стало ясно, что Джо любил не ее, а свой бизнес, свой завод и свои самолеты. В особенности — самолеты. Они ему заменяли жену, любовницу, детей — все…

— Да, я понимаю, что говорю, — ответил он, играя желваками на скулах. — Так обстоят дела на данный момент, и я сомневаюсь, что в ближайшее время что-то изменится. Впрочем, меня подобное положение устраивает. Мне не нужен отдых, и семья мне тоже не нужна. Я смогу без нее обойтись. Я не хочу жениться — вообще не хочу! Мне нужно быть свободным, Кейт. Мы любим друг друга, так какая тебе разница, будет у нас эта проклятая бумажка из мэрии или нет? Разве она что-то значит?

Для него документ о браке действительно был пустой формальностью, но Кейт считала иначе.

— Эта «проклятая бумажка», как ты выразился, означала бы, что ты любишь меня, доверяешь мне и хочешь быть со мной всегда, — ответила она.

Слово «всегда» напугало Джо еще больше, но Кейт этого не заметила. Или, вернее, просто не подумала об этом, потому что для нее в слове «всегда» сосредоточились все ее надежды и мечты.

— Мне кажется, что после стольких лет мы должны сделать это друг для друга! — в отчаянии воскликнула она.

Джо снова поморщился, как от боли. Ему казалось, что Кейт хочет прибить его гвоздями к полу. Или ко кресту. Она просила, требовала от него чего-то, что он не хотел, нет — просто не мог ей дать, и Джо понял, что нужно защищаться.

— Мы друг другу ничего не должны, — сказал он сердито. — Разве только быть вместе — каждый день, каждый вечер, пока нам этого хочется. Если же одному из нас вдруг расхочется… Что ж, в человеческих отношениях нет и не может быть никаких гарантий!

Джо почти кричал, и Кейт это испугало и оскорбило. Она понимала, что этим примитивным, но действенным способом Джо пытался удержать ее на безопасном расстоянии, но на самом деле он убегал от нее. Он предавал, бросал ее, как сделал это когда-то ее родной отец, и Кейт испытывала только одно желание — броситься вдогонку.

— С каких это пор ты так считаешь?! — Она тоже кричала, но не замечала этого. Кейт была уже на пределе своих сил. Дальше была пропасть — черная, беспросветная, и она притягивала ее. Кейт стремительно теряла последние остатки самообладания, и паника и отчаяние захлестывали ее все сильнее. — Когда ты решил, что не женишься на мне? Когда все изменилось? И как я могла не заметить этого?..

У нее начиналась самая настоящая истерика. Кейт судорожно всхлипывала, тщетно стараясь взять себя в руки. К горлу подкатил тугой комок, и она едва могла говорить.

— Почему ты так поступаешь со мной? — с трудом выдавила она, и Джо вздрогнул. Ее слова пронзали его, словно острые стрелы.

— Послушай, ну почему мы не можем оставить все как есть? — взмолился он.

— Потому что мы… Потому что я люблю тебя! — жалобно воскликнула Кейт.

Она больше не верила, что Джо любит ее. Она даже сомневалась, что он вообще любил ее, ведь иначе Джо никогда бы не обошелся с ней так жестоко. А ведь он поступил с ней даже хуже, чем ее родной отец!

Но Джо был в таком же глубоком отчаянии, как и она. Он не хотел терять Кейт, но каждое ее слово пугало его все больше. Она — именно она — вынуждала его обратиться в бегство.

— Может быть, пойдем спать, Кейт? Я устал…

Джо был похож на утопленника, которого только что вытащили из воды; впрочем, и Кейт выглядела не лучше. Словно двое напуганных детей, они в страхе цеплялись друг за друга и пугались еще больше, и ни один из них не оказался достаточно взрослым и мудрым, чтобы остановиться. Кейт слишком боялась, что он ее бросит, а Джо боялся, что она его подавит, поработит.

— Я тоже устала, — ответила Кейт с отчаянием в голосе.

Видя, что Джо молчит, она пошла в душ и долго стояла там под струей воды. Она чувствовала себя брошенной, нелюбимой и не могла сдержать слез. Когда она, наконец, вошла в спальню, Джо уже спал, и Кейт долго смотрела на его измученное лицо, стараясь понять, кто же он такой. Несколько раз она поднимала руку, чтобы погладить его по волосам, но каждый раз отдергивала ее, боясь, что он проснется и снова на нее набросится. Кейт знала — несмотря на все, что он ей наговорил, Джо любит ее по-прежнему, и она тоже любила его, любила настолько сильно, что в конце концов, наверное, смогла бы отказаться от своих надежд и желаний. Однако теперь она понимала, что это ни к чему хорошему не приведет. Джо боялся любить ее, в этом было все дело. Он боялся и хотел убежать, спрятаться от нее. Так ему казалось безопаснее. А все, чего хотела Кейт, это быть с ним.

В эту ночь Кейт приняла решение. Она поняла, что должна уйти первой, пока они не погубили друг друга.

О своем решении Кейт сообщила Джо-па следующий день за завтраком.

— Я ухожу, — сказала она негромко, но четко.

Джо вскинул голову, на мгновение их взгляды встретились, но он тут же отвел глаза. Боль, которую они причинили друг другу вчера, еще не улеглась в нем.

— Почему, Кейт? — Джо выглядел потрясенным, растерянным, но он не попросил ее остаться.

— После того, что ты сказал мне вчера вечером, я не могу не уйти. Я по-прежнему люблю тебя всем сердцем, Джо. Два года я ждала тебя, хотя никто уже не верил, что ты жив. Я знала, что не смогу полюбить никого после тебя, и сейчас тоже не могу. Но мне нужна семья, дети, настоящая жизнь, а ты, к сожалению, этого не хочешь.

Кейт изо всех сил старалась остаться спокойной, хотя у нее сердце обливалось кровью, а грудь стискивали рыдания. Больше всего ей хотелось, чтобы Джо взял назад все слова, которые он произнес вчера, но он молчал.

Все в том же молчании они доели завтрак. Лишь после этого Джо снова поднял на нее глаза — во второй раз за целое утро — и заговорил. И Кейт сразу поняла, что настал один из тех ужасных моментов, которые помнишь в мельчайших подробностях всю жизнь, которые преследуют тебя и днем и ночью и заставляют просыпаться в холодном поту.

— Я люблю тебя, Кейт, — сказал он. — Люблю больше всего на свете, но именно это и вынуждает меня говорить тебе правду. Вряд ли когда-нибудь я смогу жениться — на тебе или на ком-нибудь другом. Прости за выспренность, но я с ранней юности обручен с самолетами. Брак связал бы меня, а я… Я не хочу принадлежать кому-то, не хочу, чтобы мною владели. У тебя есть только одна возможность быть со мной — раздели со мной мою работу и мои пристрастия. Это все, что я в состоянии тебе дать: себя и самолеты, самолеты и себя… Я люблю авиацию и все, что связано с небом, почти так же сильно, как тебя, — быть может, даже больше, чем тебя. Прости меня, Кейт, но я не могу любить тебя сильнее — так уж я устроен. Я не хочу, чтобы у меня были дети, — и не захочу никогда. Они мне не нужны…