Порожденная иллюзией (ЛП) - Браун Тери Дж. - Страница 17

Оуэн останавливает машину перед моим домом.

– Все в порядке. Для беседы с хорошенькой девушкой я могу придумать тему получше.

– Например?

– О башмаках, о кораблях, о сургучных печатях...

– О капусте и о королях, – смеясь, заканчиваю я. Я читала «Алису в Зазеркалье» не меньше дюжины раз.

Я тянусь к дверце машины.

– Нет, подождите! Позвольте мне.

Оуэн выскакивает на улицу и мчится вокруг автомобиля, а я снова устраиваюсь на сиденье. На моих губах играет улыбка. Правильная, добропорядочная жизнь, безусловно, имеет свои преимущества. Уже второй раз за неделю молодой мужчина обращается со мной как с леди, а не как с какой-то «девчонкой с подмостков». Из-за этого я чувствую себя... особенной. Однако, не успев добежать до двери, Оуэн спотыкается и летит прямо в грязь. Только что он был здесь – и вот уже лежит распластавшись на земле. Я дергаю ручку и выпрыгиваю наружу, стараясь не наступить на Оуэна.

– Вы в порядке?

Он поднимается на ноги и отряхивает свой костюм:

– Да. Но что там говорят о гордыне, которая предшествует падению?

Я сдерживаю смех:

– Никогда этого не понимала. Я всегда считала, что гордыня просыпается после.

Оуэн дарит мне смущенную улыбку:

– Уверяю, в пословице истинная правда.

Я улыбаюсь в ответ:

– Что ж, спасибо, что подвезли.

Оуэн вытирает ладони о штаны и только потом берет мою руку и целует ее.

– Я получил удовольствие, мисс Ван Хаусен. Особенно удался фееричный финал.

Я вижу пятнышко грязи на одной из его скул и улыбаюсь. И тут Оуэн сжимает обе мои ладони в своих. Его руки теплые и нежные и – к моему облегчению – не передают мне никаких эмоциональных сообщений. Смеющиеся голубые глаза Оуэна вдруг становятся серьезными, и у меня замирает дыхание.

– Не хочешь как-нибудь сходить со мной на танцы?

– Зачем? – спрашиваю и тут же хочу отвесить себе пинок. Я могу с легкостью взломать замок или влезть в чужой карман, могу заставить карты исчезать и внезапно появляться, могу вломиться в тюрьму маленького городка и скрыться незамеченной... Но поставьте рядом милого парня, и я превращаюсь в деревенскую дурочку.

– Потому что ты мне нравишься.

Я опускаю взгляд, пытаясь скрыть свое замешательство. Я нравлюсь ему? Не слишком ли быстро все происходит? Я снова смотрю на Оуэна. Он растягивает губы в улыбке, ямочки на щеках углубляются, а на лоб падает прядь волос. С другой стороны, может, так все и должно происходить. Я выбрасываю из головы комментарий о Гарри Гудини и улыбаюсь в ответ.

– Возможно.

Оуэн смеется:

– Возможно?

Слишком смущенная, чтобы говорить, киваю.

Он пожимает мою руку:

– Отлично, Анна. Скоро увидимся.

Развернувшись, я иду к парадной двери и жду, пока пыхтение машины Оуэна отдалится. И только потом позволяю себе оглянуться через плечо. События сегодняшнего вечера захлестывают меня. Я всегда уставшая после выступления, но сегодня, еще и после схватки с матерью, кажется, что даже мои кости вот-вот рассыплются.

Внезапно волоски на затылке и руках встают дыбом, и по коже холодком пробегает предчувствие. Теми самыми пальцами, которыми я так часто взламывала замки, неловко вожусь с ключом. Как ребенок боится заглянуть под кровать, так и я в ужасе от необходимости оглянуться и посмотреть, что там... за моей спиной. Вор? Или что похуже? Замок поддается, я влетаю в здание и захлопываю за собой дверь, напоследок скользнув взглядом по крыльцу.

Ничего.

Но я до сих пор чувствую... оно там... скрывается. И чем бы это ни было, в ближайшее время оно никуда не исчезнет.

* * *

– Перестань дуться и помоги мне выбрать шляпку.

Я лежу на кушетке и читаю старую копию журнала «Сфинкс», стараясь не обращать внимания на маму, которая все утро крутится поблизости. Не замечать мадам Ван Хаусен – моя лучшая защита, и ее худший кошмар.

Я приподнимаю бровь и бросаю на маму быстрый взгляд. Сегодня на ней темно-бордовый костюм из мягкой камвольной шерсти с юбкой чуть ниже колен. Цвет приятно оттеняет кремовую кожу лица. Своей кожей мама всегда гордилась и порицала моду на белые напудренные лица. Сама она пользовалась порошком лишь по вечерам или во время выступлений.

Мама ставит на кофейный столик две коробки и достает сначала желто-зеленую шляпку-клош, а затем – черную.

И как всегда, я разрываюсь между желанием угодить матери и инстинктом самосохранения. После недолгой борьбы, я вздыхаю и откладываю журнал.

– Черная. Она будет хорошо смотреться с платьем, когда ты снимешь пальто.

– Хм... Я думаю... пожалуй, зеленая.

Ну конечно, зеленая. Я беру карты и тасую колоду.

Мама надевает шляпку и крутится передо мной:

– Как я выгляжу?

– Прекрасна, как всегда. Куда ты идешь?

– Обедать с Жаком.

Внутри вспыхивает беспокойство, и я потираю виски.

– А потом?

– Не знаю. – Мама хмурится. – А что?

– Мы работаем сегодня вечером? – Речь, конечно, о спиритическом сеансе. Театр закрыт по воскресеньям, чтобы набожные прихожане не волновались.

Мама качает головой:

– Нет. Жак считает, что мы должны устраивать лишь несколько сеансов в месяц. Это добавит им исключительности и повысит цену.

Я вздыхаю с облегчением, а мама сводит брови.

– Хорошо проведи время и не трать слишком много денег, – говорю я прежде, чем она сможет упрекнуть меня за отношение к делу. И это работает.

– Не волнуйся так сильно о деньгах, дорогая. – Мама берет сумочку и перчатки, и я провожаю ее до двери. – Теперь у нас их будет много. – Она покровительственно гладит меня по плечу. – И не жди меня; не знаю, во сколько вернусь. А теперь мне и правда пора. Жак, наверное, уже внизу. О, и я заказала новую ткань для воплощения духа. Она еще более «призрачная» чем та, что мы используем сейчас, и подходит просто идеально! Сможешь забрать ее для меня?

Я смиренно киваю.

Мама пишет указания на листке бумаги и, отдав его мне, идет к выходу. Я поворачиваюсь к окну, чтобы увидеть, как она сядет в машину Жака.

И тут мамин крик сотрясает воздух.

Я резко разворачиваюсь, ожидая увидеть как ее утаскивает неизвестный враг. Но мама все еще здесь, стоит застыв в дверях. Я в мгновение ока оказываюсь рядом, выставив руки перед собой и жалея, что не захватила нож-бабочку или что-нибудь другое, что можно использовать как оружие.

Но в коридоре никого нет.

Потом я замечаю мамин вытянутый палец и, посмотрев, на что он указывает, шумно втягиваю воздух. На нашем пороге лежит канализационная крыса размером с небольшую кошку.

– Что это? – спрашивает мама хриплым голосом.

Я сглатываю, мой пульс начинает успокаиваться.

– Это просто крыса.

– Как она сюда попала, и что нам с ней делать? – Как всегда, мадам в полной растерянности.

– Иди к Жаку, – говорю, прикоснувшись к маминому плечу. – Я обо всем позабочусь.

В ее глазах отражается искренняя благодарность. Наклонившись, мама целует меня в щеку и шепчет:

– Спасибо.

Затем осторожно обходит мертвое животное и спешит вниз по лестнице.

Я влетаю обратно в квартиру – и к окну. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как мадам Ван Хаусен восходит в элегантный «Пэкард»[8] Жака. Я тяжело вздыхаю и, захватив из-под раковины тряпку, с ее помощью поднимаю крысу за хвост. Смотрю на ее пустые карие глазки и длинные желтые зубы и думаю: что же ее убило? Содрогнувшись, я бросаю труп в мусоросжигательную печь

Едва вернувшись в квартиру и заперев за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной тяжело дыша. Я живу здесь больше месяца и никогда не видела следов грызунов. Так каким образом один из них закончил свою жизнь в передней, прямиком перед нашей дверью? Стечение обстоятельств? Или же кто-то подбросил крысу специально для нас? Пытаясь успокоиться, я делаю глубокий вдох. И мысленно перебираю все остальные события, произошедшие на прошлой неделе. Видения. Уолтер. И то, что я начала чувствовать чужие эмоции, даже не прикасаясь к людям. Все это связано? Если да, то как?