Одиннадцать минут - Коэльо Пауло - Страница 4

Часть 2

Марии исполнилось девятнадцать, она окончила школу, устроилась продавщицей в магазин, торговавший тканями, где в нее влюбился хозяин, —но девушка к этому времени уже в совершенстве владела искусством использовать мужчин. Она ни разу не позволила ему никаких вольностей —не дала ни обнять, ни прижать, — но постоянно дразнила его и разжигала, зная силу своей красоты.

А что это такое — «сила красоты»? И как живется на свете некрасивым женщинам? У Марии было несколько подруг, которых никто не замечал на вечеринках, которых никто не спрашивал: «Как дела?» Невероятно, но факт — эти дурнушки несравненно меньше ценили перепадавшие им крохи любви, молча страдали, когда оказывались отвергнутыми, и старались смотреть в будущее, находя что-то еще помимо необходимости краситься и наряжаться, чтобы кому-то там понравиться. Они были куда более независимы и жили в ладу с самими собой, хотя, на взгляд Марии, мир должен был им казаться совершенно невыносимым.

Ну а она вполне сознавала, насколько хороша. И хотя советы матери она обычно забывала, один, по крайней мере, прочно засел у нее в голове: «Красота, доченька, — не вечна». И потому она продолжала играть с хозяином в кошки-мышки, не отталкивая его окончательно, но и не давая слишком уж приблизиться, так что игры эти принесли ей значительную прибавку к жалованью (она ведь не знала, сколько времени удастся ей держать его в ожидании того дня, когда ему удастся затащить ее в постель), и это — не считая сверхурочных (в конце концов, хозяину приятно, когда она —рядом, к тому же он опасался, что она выйдет как-нибудь вечерком да и встретит большую чистую любовь). Она проработала двадцать четыре месяца кряду, дала денег родителям и вот наконец исполнила свое давнее намерение. Мария скопила достаточно, чтобы провести неделю в городе своей вожделенной мечты — Рио-де-Жанейро, визитная карточка страны, место, где живут знаменитости и звезды!

Хозяин предложил поехать с нею, пообещал взять на себя все расходы, но Мария выкрутилась —наврала, что мать поставила ей единственное и непременное условие: если уж она отправляется в одно из самых опасных в мире мест, то ночевать должна будет непременно у своего Двоюродного брата, мастера восточных единоборств.

— Да и потом, на кого же вы оставите магазин? У вас ведь нет человека, которому бы вы доверяли.

— Говори мне «ты», — сказал он, и в глазах у него Мария увидела такой уже знакомый ей огонек страсти.

Её это удивило — ей-то казалось, что у него на уме только секс. Но глаза его говорили иное: «Я могу дать тебе и дом, и семью, и деньги для твоих родителей». Что ж, она решила подкинуть в костер еще хворосту, чтоб огонь разгорелся поярче.

И сказала, что будет очень скучать без любимой работы и в разлуке с теми, к кому успела так сильно привязаться (она специально выразилась так расплывчато: пусть-ка он помучается, пытаясь отгадать, входит ли он в число «тех»), и пообещала, что будет соблюдать всяческую осторожность, чтоб не лишиться ни бумажника, ни чести. Но на самом деле ей просто хотелось, чтобы никто — ни один человек на свете! — не испортил ей первую неделю полнейшей свободы. Она будет делать все, что придет в голову, — купаться в океане, разговаривать с незнакомыми, разглядывать витрины дорогих магазинов и внутренне готовиться к тому, что появится прекрасный принц и увезет ее с собой навсегда.

— Да и что такое, в конце концов, одна неделя?! — спросила она с обольстительной улыбкой. — Пролетит — и не заметишь. Скоро я вернусь и приступлю к своим обязанностям.

Безутешный хозяин еще немного поспорил, а потом сдался, ибо он к этому времени, никому ничего не говоря, для себя уже решил твердо: когда Мария вернется, он предложит ей руку и сердце. Ему не хотелось выглядеть в ее глазах чересчур настырным и тем испортить все дело.

Двое суток в автобусе — и вот Мария уже в третьеразрядном отельчике на Копакабане (о, Копакабана! о, это море, о, это небо!..). Даже не стала распаковывать чемоданы, а только вытащила купленный перед отъездом бикини, надела его и, хоть небо было затянуто облаками, побежала на пляж. Взглянула на море, почувствовала страх, но, умирая от стыда, все же вошла в воду.

На пляже никто не заметил, что произошла первая встреча этой девушки с океаном, с царицей вод Йеман-жой, с морскими течениями, с пеной волн, а стало быть — и с лежащим по ту сторону Атлантики африканским побережьем со всеми его львами. Когда же она вышла из воды, ее тотчас атаковали трое: какая-то женщина попыталась продать ей сэндвич «из натуральных продуктов», чернокожий красавец предложил, если, конечно, она свободна сегодня, прогуляться вечерком, а еще какой-то господин, ни слова не говоривший по-португальски, знаками пригласил ее выпить с ним кокосового молока.

Мария купила сэндвич, постеснявшись сказать «нет», но беседы с двумя другими не поддержала. С каждой минутой ей становилось все тяжелей на сердце: зачем, если она могла делать все, что ей заблагорассудится, зачем она так постыдно повела себя? Поскольку подходящего объяснения не нашлось, она, одинаково удивленная и собственной смелостью, и неожиданно холодной для середины лета водой, решила сесть да подождать, пока из-за туч выглянет солнце.

Господин, не говоривший по-португальски, немедленно возник поблизости, держа в руках кокос, который ей и предложил. Мария, радуясь, что с ним не надо разговаривать, предложение приняла, выпила молока и улыбнулась, а тот улыбнулся в ответ. Сколько-то минут прошло в таком приятном и безмолвном общении — ты мне улыбку, я тебе — две, но вот иностранец достал из сумки словарик в красном переплете и с жутким акцентом произнес: «Красивая». Мария снова улыбнулась: она, конечно, ждет встречи с волшебным принцем, но принц этот должен говорить на ее языке и быть чуточку помоложе.

Листая словарик, чужестранец проявил настойчивость: — Ужинать сегодня?

И тотчас добавил:

— Швейцария

И потом еще два слова, которые, на каком языке их ни произноси, звучат райской музыкой: — Работа! Доллар!

Ресторан под названием «Швейцария» был Марии неизвестен, но она подумала: да Неужто все делается само собой, а мечты сбываются так стремительно?! Нет, благоразумней будет отказаться: большое спасибо, но сегодня я занята, а покупать доллары мне нет необходимости.

Иностранец, который ни слова не понял из ее ответа, был близок к отчаянию и после долгой череды улыбок на несколько минут оставил ее и вернулся с переводчиком. С его помощью он объяснил, что приехал из Швейцарии (это вовсе даже не ресторан, а страна такая) и что желал бы с нею сегодня отужинать, поскольку имеет сделать ей деловое предложение — относительно трудоустройства. Переводчик, отрекомендовавшийся помощником иностранца и охранником отеля, в котором тот остановился, добавил от себя: — Я бы на твоем месте согласился. Этот дядя — знаменитый импрессарио, он ищет одаренных девушек для работы в Европе. Если хочешь, познакомлю тебя кое с кем из тех, кто приняли его предложение, а теперь разбогатели, удачно вышли замуж, и детям их теперь не грозят безработица или смерть.

И, желая произвести на Марию впечатление, блеснул своей осведомленностью: — Помимо прочего, в Швейцарии делают замечательные часы и шоколад.

Артистический опыт Марии ограничивался исполнением роли разносчицы воды — молча выходившей на сцену и так же безмолвно ее покидавшей — в пьеске о Страстях Христовых, которую префектура из года в год ставила на Святой неделе. В автобусе выспаться ей не Удалось, однако она была взбудоражена морем, утомлена сэндвичами из натуральных и не совсем натуральных продуктов, растеряна тем, что никого в этом городе не знает. Она и раньше попадала в ситуации, когда мужчина сулит золотые горы, а не дает ничего, так что знала: и эта История — всего лишь попытка привлечь ее внимание.

Но она не сомневалась, что этот шанс дает ей Пресвятая Дева, и была уверена в том, что ни одна секунда ее отпускной недели не должна пропасть даром, а кроме того знала: поужинает в хорошем ресторане — значит, будет что рассказать по возвращении. По всему по этому она решила принять приглашение —с тем условием, что и переводчик тоже пойдет, ибо уже устала улыбаться и делать вид, что понимает, о чем говорит иностранец.