Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей - Страница 36

– Ну, ты, парень, даёшь! Ну, насмешил! – Тот, что стоял слева, поднёс руку к лицу, как будто вытирал слёзы.

– Мы, конечно, может быть, и гады, – отозвался его напарник с фонариком. – Где-то даже и сволочи, но уж определённо не фашистские, а самые что ни на есть свои, советские!

– Советские? – не поверил я. – Скажите этой своей крысе Рильке, что на такую простую уловку он меня не купит!

Но гордое это моё заявление, вопреки ожиданиям, вызвало у ночных гостей новый взрыв веселья.

– Да он шутник! – сказал тот, что был без фонарика. – Ладно, Лёха, давай, бери этого юмориста под мышки и вынесем его в коридор.

Так они и поступили, совершенно не интересуясь моим мнением. Старший взял меня под колени, тот, что моложе, потушил фонарик и обхватил меня вокруг корпуса. Вдвоём они вынесли меня в коридор и уложили на пол рядом с…

Справа от меня на полу лежал эсэсовец. Его неестественная поза и остановившийся, неживой взгляд бледно-голубых глаз, смотрящих сквозь меня с молочно-белого лица, недвусмысленно сообщали о том, что он мёртв.

– А-а… – это всё, что я смог сказать, указав здоровой рукой на бывшего часового.

– Не переживай, парень, – успокоил меня тот из двоих, что постарше. – Мёртвые не кусаются, даже если носят череп с костями на эмблеме.

Теперь я смог рассмотреть своих визитёров получше. Оба высокие, крепкие, с откровенно славянскими рожами. Одеты в немецкие маскировочные комбинезоны. Мужчина лет сорока– сорока пяти с проблесками седины в чёрных волосах и суровыми, жёсткими чертами лица. Второй – парень моего возраста с ослепительной, располагающей улыбкой.

– Так вы…

– Майор Фролов, лейтенант Миронов, фронтовая разведка, – ответил старший.

– Лейтенант Бобриков, Иван, – сам не веря в свою удачу, выдавил я, пытаясь отдать правой рукой честь. – Так вы… вас послали за мной?

– Ты, лейтенант, не слишком ли много о себе думаешь? – спросил тот, что помоложе, который, видимо, и был лейтенантом Мироновым. – Ты что, такая важная птица, что за тобой станут посылать разведку фронта? Не батальонную, не полковую, не дивизионную даже, а…

– Да нет…

– Ладно, времени мало. – Старший встал. – Лёх, обработай его раны и введи в курс дела. А я пока найду, во что ему переодеться.

С этими словами он удалился по коридору.

– Ну, давай посмотрим, товарищ Бобриков, что тут у тебя…

Лейтенант Лёха Миронов бесцеремонно разрезал кинжалом остатки моей формы и принялся изучать повреждения. Время от времени задавал вопросы.

Когда вернулся его старший товарищ, он успел обработать все мои раны – перебинтовать нанесённые собаками, наклеить пластырь на остальные – и сделать мне несколько уколов с помощью странных, не стеклянных, шприцев, каких я никогда в жизни не видел, хоть мама у меня врач.

– Ну что, ребята, договорились?

Майор Фролов появился из-за угла коридора, неся в руках комплект чёрной эсэсовской формы и сапоги с фуражкой.

– Раны обработал, – доложил лейтенант Лёха Миронов. – Вколол ему обезболивающее и транквилизаторы. Должен быть в форме.

– Лады! Давай-ка, Ваня, переодевайся. – Майор протянул мне форму. – Извини, что ношенная, другой не нашёл, – и, углядев отразившееся на моём лице негодование, резко добавил: – Не дури, лейтенант! Сейчас не время для брезгливости. В твоих лохмотьях мы тебя не вывезем отсюда. Кроме того, я этого… в общем, шею я ему сломал, крови на этих тряпках нет.

С этими словами он бросил мне чёрную форму.

– Значит так, лейтенант Бобриков! Слушай меня внимательно. – Майор Миронов уселся на стул, ранее занимаемый мёртвым караульным. – Мы с Мироновым выполняем задание в тылу противника. Добыли сведения особой важности. Но нас обложили. Покинуть район мы не можем – кругом патрули. От одного-двух еще уйдём, но… В общем, сведения у нас сверхважные и доставить их в штаб фронта – дело первостатейной значимости. Так вот! Тут рядышком, в пятке километров, есть немецкий аэродром. Догадываешься, для чего мы здесь?

– Н-нет! – выдавил я.

– Ну, ты же лётчик! Вот ты и поможешь нам, а мы – тебе.

– Вы хотите угнать самолёт с немецкого аэродрома? – озарило меня.

– Умница, Иван! – Майор Фролов был доволен. – Лёх! Сколько времени?

– Через пятнадцать минут препараты должны подействовать.

– Вот и хорошо. – Майор глянул на ручной хронометр. – Времени мало! Через шесть часов рассвет.

– Ну что, Ваня? – лейтенант Миронов повернул ко мне своё улыбчивое лицо. – Сможешь нас, а заодно и себя, отсюда вытащить?

– А как?

– А вот так! – Старший поднялся со стула, поправил многочисленные подсумки. – Самолёт немецкий сможешь поднять в воздух?

– Ну-у… теоретически смогу.

– Нам бы желательно практически.

– Думаю, что смогу.

Видимо, возымели действие вколотые лейтенантом препараты. Сознание прояснилось, в измученном теле появилась бодрость.

– Так, если готов, то пойдём.

Лейтенант тоже поднялся. Оба посмотрели на меня. Эдак выжидающе, со значением.

– Так точно, готов, товарищ майор! – Я отдал честь забинтованной правой рукой.

– Вот и хорошо.

Фролов кивнул младшему напарнику.

– Стрелять умеешь, Иван Бобриков? – поинтересовался Лёша.

– Из трёхлинейки в училище стрелял, из ППШ случалось… Из ТТ в полку – лучший стрелок! – не удержался я от похвальбы.

– Ну, ТТ предоставить не могу. – Миронов лучезарно улыбнулся. – Вот тебе заместо этого «Вальтер» пэ-тридцать восемь!

Он протянул мне рукояткой вперёд изящный воронёный пистолет.

– Хорошая машинка.

– А это тебе вместо ППШ, – майор протянул мне немецкий пистолет-пулемёт. – Длинными очередями не стреляй, а то сильно ствол вверх задирает.

– А-а, «шмайсер»…

– Не «шмайсер», товарищ Бобриков, а эмпэ-сорок, – строго поправил меня майор Фролов. – Сам запомни и другим передай, что Хуго Шмайссер к разработке этого оружия не имеет никакого отношения!

– Да ладно тебе, Старый! – вмешался лейтенант Миронов. – Не грузи парня. Ну, что, Ваня, ходить сможешь?

Он помог мне подняться на ноги. Я наступил на правую, и зашипел от боли.

– Что? Так плохо? – участливо поинтересовался Миронов, подхватывая меня под локоть.

– Ничего… терпимо… – Я перекинул через плечо ремень пистолета-пулемёта.

– Ну, тогда ходу, мужики! До утра уже меньше шести часов осталось, а нам ещё до аэродрома надо добраться.

И мы направились к выходу из здания. По коридору налево, вверх по лестнице. Два трупа эсэсовцев, скорчившиеся на лестничной площадке в луже крови. Ещё один пролёт, ещё один труп. На этот раз в нижнем белье, с неестественно вывернутой шеей. Ещё двое за поворотом коридора. Три двери. Совершенно одинаковые. Высокие, чёрные, массивные, покрытые замысловатой резьбой.

– Куда? – спросил майор.

– Мы пришли оттуда, – Миронов указал на левую. – Но через стену мы его не перетащим. Тебя, Ваня, откуда в подвал привели?

– Да я, думаешь, помню? Я в таком состоянии был, что и к родному дому дороги не запомнил бы!

– Понятно, – кивнул майор Фролов, подхватывая меня под локоть. – Лёха, проверь.

Миронов коротко кивнул, выхватил из ножен эсэсовский кинжал и скользнул за центральную дверь.

– Ты как? Держишься?

Я посмотрел в глаза майору. Ни капли насмешки в холодных серых глазах. Только совершенно искреннее участие.

– Спасибо, товарищ майор! Не знаю, что ваш помощник мне вколол, но – помогло! Чувствую себя вполне сносно, почти хорошо.

– Не обольщайся, лейтенант, – спустил меня с небес майор. – Этого хватит на два, от силы три часа.

– Ничего, вколем ещё! – Из-за двери появился улыбающийся лейтенант Миронов. Он вытирал кинжал чьей-то красной нарукавной повязкой. – Пойдём, дорога свободна.

Мы прошли по длинному коридору, перешагнув ещё через четыре трупа в форме. Вот и парадная дверь.

– Стойте, мужики! – я остановился в дверях. – Надо найти этого гада Рильке и убить его!

– Пойдём, у нас нет на это времени!