Ацтек - Дженнингс Гэри - Страница 45

– Но, господин, – промолвил Пойек, – если эти тольтеки давно исчезли, то как мы можем чему-то у них учиться?

– Дело в том, что, когда что-то или кто-то погубил их города, некоторые, очень немногие из тольтеков, сумели укрыться высоко в горах или в лесных чащах. Они совершили настоящий подвиг, стараясь сохранить часть своих бесценных знаний и передать их соседям, с которыми роднились. Увы, в ту пору рядом с ними обитали лишь примитивные народы: вялые, нелюбознательные отоми, безнравственные пуремпече и, конечно, вездесущий народ Пса.

– Аййа, – сказал юный Пойек. – Отоми так и не научились даже искусству письма. А чичимеки и по сей день едят собственные экскременты.

– Но даже среди варваров попадаются выдающиеся люди, – заметил Нелтитика. – Мы должны признать, что тольтеки не роднились с кем попало. Их дети и внуки поступали так же, благодаря чему сохранилось несколько блистательных древних родов. Должно быть, существовал незыблемый, священный семейный уговор: передавать от отца к сыну то, что он помнил о древнем знании тольтеков. Тем временем с севера в эту долину стали приходить новые народы, тоже примитивные, но способные воспринять, оценить и использовать эти знания. Желающие раздуть тлеющий огонек и вновь разжечь яркое пламя.

Господин наставник умолк, чтобы вставить в свою трубку новый скрученный лист. Многие люди курили покуитль потому, что, по их мнению, вдыхание дыма способствовало сосредоточенности и ясности мысли. Я и сам, когда стал постарше, пристрастился к этому и находил трубку большим подспорьем в минуты размышления. Но Нелтитика курил гораздо больше, чем кто-либо из тех, кого я встречал, и эта привычка, возможно, и объясняла его исключительную мудрость и долгую жизнь.

– Первыми с севера явились калхуа, – продолжил он. – За ними пришли аколхуа, да и твои, юный Пойекцин, предки. Прочие поселенцы – текпанеки, шочимильки и так далее – появились у озера позднее. Тогда, как и сейчас, они называли себя разными именами, и только боги знают, где находилась их родина, но все эти скитальцы прибыли сюда, говоря на том или ином диалекте языка науатль. И здесь, в бассейне этого озера, встретившись с потомками исчезнувших тольтеков, они начали перенимать остатки их древних искусств и ремесел.

– Все это не могло совершиться не только за один день, но даже за вязанку лет, – заметил я.

– Да, – согласился Нелтитика. – Никто не ведает счета вязанкам лет, которые на это потребовались. Однако хотя учиться приходилось лишь по обрывочным сведениям, хотя люди совершали множество ошибок, пытаясь создать нечто близкое к чудом сохранившимся древним образцам, но чем больше народу приобщалось к учению, тем успешнее шло дело. К счастью, все эти племена, калхуа, аколхуа, текпанеки и прочие, говорили на одном языке, что позволяло им обмениваться достижениями. Одновременно они, осваиваясь, вытесняли отсюда старожилов, оказавшихся малочисленнее и слабее. Пуремпече двинулись на запад, отоми и чичимеки отступили на север, а долина осталась за народами, говорящими на науатль. Они быстро умножались в числе и совершенствовались в знаниях, однако по мере приобщения к цивилизации сотрудничество между ними стало сменяться соперничеством, борьбой за первенство. И как раз в разгар этой борьбы сюда и явились дикие ацтеки.

Господин наставник перевел на меня взгляд. – И вот эти ацтеки, или же мешикатль, встретились здесь с народами куда более развитыми, чем они сами, однако раздоры между жителями долины позволили пришельцам осесть и обжиться. Через некоторое время вождь калхуа Кокшкок соблаговолил принять невежд под свою защиту и назначить одного из своих вельмож, Акамапичтли, их Чтимым Глашатаем. Акамапичтли познакомил своих подданных с искусством письма, а потом и с другими знаниями, спасенными потомками тольтеков и возрожденными благодаря совместным трудам жителей долины. Ацтеки жадно впитывали знания, но употребили их не на общую пользу. Используя раздоры между племенами, вступая в союзы то с одними народами, то с другими, они добились того, что все их соседи ослабли во взаимных распрях, они же оказались самими сильными в военном отношении.

Маленький Пойек воззрился на меня с возмущением, словно я был лично виновен в агрессивности своих предков. Нелтитика же, с отстраненной бесстрастностью истинного историка, продолжал:

– С тех пор мешикатль преуспевали и процветали во всем, превзойдя влиянием и богатством соседние народы, некогда смотревшие на них свысока. Теночтитлан, их столица, стал самым богатым, самым великолепным городом со времен тольтеков. Хотя Сей Мир населяет множество народов, говорящих на множестве языков, но проникавшие повсюду воины, торговцы и исследователи из Мешико сделали науатль вторым языком каждого племени, от северных пустынь до южных джунглей. – Должно быть, господин наставник заметил на моем лице легкую самодовольную улыбку, ибо заключил: – Полагаю, этих достижений вполне достаточно для законной гордости, однако мешикатль, не удовлетворяясь истиной, занялись самовозвеличиванием вопреки истории. Они переписали свои исторические книги, стараясь убедить себя и остальных в том, что являются древнейшим народом, творцом всего, что заслуживает восхищения. Разумеется, можно заниматься самообманом и даже вводить в заблуждение будущих историков, однако на самом деле мешикатль – всего-навсего обыкновенные узурпаторы, а не подлинные наследники былого величия. И уж тем более не возрожденные тольтеки.

Госпожа Толлана пригласила меня к себе отведать шоколада, и я отправился в гости охотно, ибо на языке у меня давно вертелся не дававший мне покоя вопрос. Правда, в ее покоях присутствовал также и наследный принц, так что, пока они обсуждали с ним какие-то непонятные мне вопросы дворцовой жизни, я помалкивал. Однако едва в их беседе наступило затишье, отважился спросить:

– Вы родились в Толлане, моя госпожа, а ведь это бывший город тольтеков. Значит ли это, что вы тоже принадлежите к этому народу?

И сама госпожа, и Черный Цветок удивились, потом она улыбнулась: – Знай, Кивун, что любой уроженец Толлана был бы горд, имей он возможность заявить, будто в его жилах течет хоть капля крови тольтеков, но я, увы, о себе этого сказать не могу. Толлан с незапамятных времен является городом текпанеков, и я происхожу именно из этого племени, хотя подозреваю, что в прошлом в нашей семье пару раз попадались отоми.

– Выходит, – разочарованно промолвил я, – в Толлане не осталось и следа тольтека?

– Что до людей, то мало кто может проследить свое происхождение так далеко, но вот развалины, пирамиды, каменные террасы и обнесенные стенами дворы еще сохранились. И пусть пирамиды пусты, террасы прогнулись и потрескались, а стены местами обвалились, но изысканный узор древней каменной кладки различим до сих пор. Кое-где сохранились рельефы и даже рисунки. Но особенно много осталось статуй, они-то и производят самое сильное впечатление.

– Статуи богов? – спросил я. – Вряд ли, ибо все они одного роста, с одинаковыми лицами. Статуи эти строги, просты и правдоподобны, без излишеств и показных красот, присущих современным произведениям. Похоже, что когда-то они были колоннами, поддерживавшими некую массивную крышу. Только вот высечены эти колонны в виде настоящих людей, если, конечно, можно представить себе людей ростом в три раза выше нас.

– А может быть, это изображения гигантов, населявших землю после богов? – предположил я, вспомнив огромную бедренную кость, о которой поведал Нелтитика.

– Нет, я думаю, это изображения самих тольтеков, только гораздо больше их истинного роста. Лица изваяний не суровы и не жестоки, чего можно ожидать от богов или гигантов, они невозмутимы, но бдительны. Многие колонны повалены на землю, но иные еще стоят, и лики древних взирают с них со спокойным, терпеливым ожиданием.

– А чего они ждут, моя госпожа? – Может быть, возвращения тольтеков, – ответил за нее Черный Цветок и, издав хриплый смешок, добавил: – Ждут, когда те, проведя невесть сколько вязанок лет, притаившись в небытии, вновь объявятся во всем своем величии и обрушат свой гнев на нас, дерзких похитителей их славы и их владений.