Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер - Страница 43

Бесполезно убеждать, что у нас нет никаких оснований для такого знания; это знание — того возвышенного рода, которому, в общем-то, и не нужна никакая основа; по этой простой причине оно непоколебимо. Факты, которыми мы можем обладать, неизменно противоречат друг другу; во всех людях соответствующего настроя это должно усиливать, а не ослаблять их веру. Каков лучший тест на веру, чем то, что она слишком противоречива для рассуждений?

Мне было необходимо попрать ваши чувства, высказав эти совершенно необоснованные и отвратительные предположения, ибо мистер Шоу придерживается поповских взглядов на безбрачие Иисуса; теперь же придётся заметить, что такая точка зрения не основывается ни на антропологии, ни на теологии, ни на любых иных отраслях науки, ни на здравом смысле; она не основывается даже ни на одном из высказываний, приведённых в евангелиях; она держится лишь на этом чудном таланте веры — убеждённости в незримом, — которая есть наш единственный истинный проводник по Жизни.

Здесь, однако, можно заметить, что целомудрие было, в первую очередь, жреческой предосторожностью. Первый гений, которому пришла в голову идея ничегонеделания (полученная им от деревенского дурачка, считавшего, что обладает даром прорицателя), говорил деревенщинам: «Я тоже вдохновлён; вы должны позволять мне бродить, где угодно, и делать, что мне нравится; и вам следует кормить меня». «Как, — возмущённо воскликнули они,

ты тоже святой? Откуда же в тебе святость?» «Ах, — отвечал кандидат в Орден Святых, — всё в порядке. Я совершенно не похож на вас. Вы жрёте свиней и собак; я не касаюсь ничего, кроме цыплёнка и газели. У вас есть жёны; я же никогда не опускаюсь до уровня животного. Стыдитесь!» Иными словами, его святость доказывалась тем, что он отказывался следовать общепринятым нормам (как в евангельской истории о сборе колосьев в день субботний).

Это естественная и даже необходимая формула. Как иначе он мог бы доказать свою святость и получить бесплатный паёк?

Другие варианты — пророчества и тауматургия; а лучшие из святых всегда использовали все эти методы. Как говаривал Соломон, «нитка, втрое скрученная, нескоро порвётся».

Конечно, вскоре священник научился предаваться удовольствиям тайно, под покровом святости; если его всё же застукивали за прелюбодеянием, достаточно было объяснить, что это не он, но бес, принявший его облик, дабы опорочить его. Тот, кто вызывал такую злобу Сил Зла, был, несомненно, святым!

Так и возникло безбрачие; позднее, сделавшись более упорядоченным, оно стало означать сексуальную свободу без сексуальной ответственности, как это можно увидеть и по сей день.

Противоречивость полового инстинкта

Однако вопрос гораздо сложнее. Половое поведение — чрезвычайно тонкий и сложный

инстинкт; и большая часть человечества не знает, да и не сильно заботится о свободе совести, о которой думал Иисус, но почти до одержимости озабочена сексом, о котором Иисус не говорил ни слова. Наша сексуальная природа разрывает нас меж непомерным влечением и неодолимым омерзением и отвращением. В нас сосуществуют две деспотические физические страсти: похоть и целомудрие. Мы теряем голову в поисках секса; мы становимся такими же безумцами, подавляя эти стремления. Если мы не удовлетворим своих желаний, род человеческий прервётся; если не сможем сдержать их — погибнем сами. Поэтому нам пришлось придумать институт брака, который одновременно способствует удовлетворению наших сексуальных потребностей и возводит для него бесчисленные препятствия; который освящает секс и клеймит его как порок; который отождествляет его с добродетелью и грехом одновременно.

Совершенно очевидно, что бесполезно искать в этом институте какой бы то ни было стабильности; и только благодаря непрерывным изменениям и приспособлениям (а также значительной пластичности в их применении) может достигаться сносный результат. Я не буду повторять здесь длинное и сложное исследование, предваряющее мою пьесу «Женитьба». Меня заботит сейчас лишь взгляд Иисуса на этот счёт; а для того, чтобы понять отношение мира к нему, надо иметь в виду, что не стоит принимать всеобщее одобрение Иисусова решения оставаться холостяком за согласие с его точкой зрения. Просто мы слишком запутались в этом вопросе; однако частью этой путаницы является то, что мы уверены в целомудренности Иисуса (и придерживаемся этого мнения, даже если считаем, что он родился вполне естественным путём), а сами настырно цепляемся за святость учреждения, предоставляющего нам убежище от безбрачия.

Весь этот раздел базируется на серьёзнейшем заблуждении. «Наша сексуальная природа разрывает нас меж непомерным влечением и неодолимым омерзением и отвращением. В нас сосуществуют две деспотические физические страсти: похоть и целомудрие. Мы теряем голову в поисках секса; мы становимся такими же безумцами, подавляя эти стремления. Если мы не удовлетворим своих желаний, род человеческий прервётся: если не сможем сдержать их — погибнем сами».

Это вовсе не сексуальный инстинкт. Это сексуальное вырождение: массовое, болезненное и отвратительное. Если приведённый выше отрывок прочитать афганцу, он не сможет даже понять его; после трёхнедельных объяснений он осознает содержание достаточно, чтобы воскликнуть, что всё это — наглая ложь. Это доведение до безумия факта, описываемого латинским выражением «post coitum animal triste: факта, который, между прочим, и сам зависит от незнания сексуальной техники и гигиены.

Так что же взращивает это лёгкое недомогание до психоза, каковой Шоу, надо полагать, считает присущим всему человечеству? Существенное влияние самого христианства. Доктрина «греха» есть корень всех зол. Именно это заставило пророка провозгласить: «Слово Греха — Ограничение». «Делай, что изволишь — таков весь Закон».

К счастью, к несчастью

Однако Иисус не выражал комплексных представлений о браке. Как мы могли заметить, его возражения были весьма просты. Он понимал, что никто не смог бы жить возвышенной жизнью, не принеся ей в жертву деньги и сексуальную любовь; и видел, что эффект замужества в том виде, как оно имело место быть у евреев (и как оно до сих пор существует у нас самих), заставляет пары жертвовать более высокими соображениями, покуда они не накормят и не усладят друг друга. Хуже того: опасная бессмысленность в браке не уменьшается по мере того, как улучшается поведение семейных пар в целом, но, напротив, становится всё заметнее.

Боязнь подорвать благосостояние супруга не спасёт от духовной или любой иной опасности

ни эгоцентричного мужчину, для которого жена — не более чем рабыня, ни эгоцентричную женщину, для которой муж — не более чем козёл отпущения и кормилец. Жёны не сделают их ленивыми и трусливыми; мужья не прикуют их к люльке и кухне, когда их ноги «прекрасны на горах . Точно так же люди становятся более любезными, более добросовестными, более готовыми взвалить на плечи тяжкую ношу (из чего следует, что сильный вынужден уступать слабому, а медленный — удерживать быстрого), и в результате этого брак становится непреодолимым препятствием для собственного развития. Вот почему раз за разом, когда цивилизация повышает стандарты супружеского долга и привязанности, этот бунт против брака (примером которого был Иисус) повторяется и в то же время создаёт значительную потребность в личной свободе ради достижения более высоких ступеней эволюции.

К счастью, это лишь одна из сторон брака; и возникает вопрос, можно ли её превозмочь? Ответ ободряет: конечно же, можно. В природе вещей нет непреодолимых причин, почему супруги должны сохранять зависимость друг от друга. Коммунизм, сторонником которого был Иисус, совершенно практичен, и, если мы желаем уберечь цивилизацию от гибели, нужно, несомненно, целиком и полностью отделаться от вышеназванной проблемы. А с экономической зависимостью приходит сила возмутительных притязаний, которые черпают искреннюю поддержку из экономического давления за их спиной.