Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер - Страница 19

Читателю пора выкинуть из головы всякую мысль о том, что Иисус есть образец всепрощения. Даже в ранние периоды жизни он говорит о своей миссии в самых непреклонных тонах. В Евангелии от Матфея (10:34-35) читаем: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с

матерью её, и невестку со свекровью её». А на Кресте он говорит: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают». Неведение — единственное извинение. У него был великолепный шанс продемонстрировать благородство, простив Иуду; и он пропустил его. Ума не приложу, почему эти предрассудки о «кротком Иисусе» оказались такими стойкими. Даже Шелли, признанный атеист, утверждает в «Освобождённом Прометее» о «его мягком и кротком призраке, принимающем страдания за веру, которую он разжёг», хотя и пишет несколько раньше о «Змие Галилейском». Самая строгая критика не может быть слишком серьёзной для тех, кто намеренно калечит тексты и выхолащивает символы. Адско-пламенные евангелисты в тысячу раз лучшие критики, чем любые Ренаны. Бернард Шоу ставит себя подобными замечаниями интеллектуально ниже Билли Сандея!

Воскресение

Затем Матфей рассказывает, как через три дня ангел отворяет семейный склеп некоего Иосифа — богатого человека из Аримафеи, похоронившего в нём Иисуса, — после чего Иисус восстаёт из мёртвых, возвращается из Иерусалима в Галилею и продолжает свою проповедь перед учениками, пообещав им, что отныне он будет с ними до конца света. На этом повествование резко обрывается. История остаётся незаконченной.

Здесь не требуется никаких комментариев, кроме разве что иллюстрации очередной небрежности мистера Шоу. Нигде не говорится, что Иисус был погребён в семейном склепе Иосифа Аримафейского. Напротив, тот «положил его в новом своём гробе, который высек он в скале» (Мф. 27:60). Что значит нечто совершенно иное. Это не так уж и важно; но тому, кто рассыпал яйца, не стоит доверять нести динамит.

Датировка Евангелия от Матфея

Один из эффектов обещания Иисуса явиться вновь во славе ещё при жизни некоторых из его слушателей заключается в том, что его можно датировать без сколь угодно тщательного изучения. По-видимому, эти строки записаны на веку современников Иисуса: то есть тогда, когда это его обетование Второго Пришествия ещё могло сбыться. Смерть последнего человека, жившего тогда, когда Иисус сказал: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своём», — истребила последнюю возможность обещанного Второго Пришествия и возродила недоверчивость Пилата и евреев. А поскольку Матфей пишет как верующий во Второе Пришествие и, по сути, оставляет историю незавершённой, дабы оно послужило её завершением, он, по всей видимости, должен был написать своё евангелие при поколении, заставшем распятие. Кроме того, он должен был верить, что чтение данной книги станет одним из наслаждений царствия небесного на земле.

«Один из эффектов обещания Иисуса явиться вновь во славе ещё при жизни некоторых из его слушателей заключается в том, что его можно датировать без сколь угодно тщательного изучения. По-видимому, эти строки записаны на веку современников Иисуса: то есть тогда, когда это его обетование Второго Пришествия ещё могло сбыться. Смерть последнего человека, жившего тогда, когда Иисус сказал: “Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своём”, — истребила последнюю возможность обещанного Второго Пришествия и возродила недоверчивость Пилата и евреев. А поскольку Матфей пишет как верующий во Второе Пришествие и, по сути, оставляет историю незавершённой, дабы оно послужило её завершением, он, по всей видимости, должен был написать своё евангелие при поколении, заставшем распятие. Кроме того, он должен был верить, что чтение данной книги станет одним из наслаждений царствия небесного на земле».

Вся аргументация этого параграфа оказывается основанной на совершенно дурном знании психологии как автора евангелия, так и читателей, на которых оно было рассчитано. Будь Матфей обеспокоен правдоподобием в обычном понимании этого слова, он не написал бы

многого из того, что вошло в его евангелие! Будь у нас возможность хоть немного проникнуть в мысли Матфея, самая случайная и поверхностная оценка их показала бы, что любой, кто привёл бы ему аргумент, подобный высказанному мистером Шоу, вызвал бы в нём полнейшее недоумение. Проблемы со Вторым Пришествием Иисуса отмечались довольно часто; и мне пока что не приходилось сталкиваться с христианином, которого бы они заботили. Лишь немногие апологеты пошли так далеко, чтобы взять на себя труд растолковать обещание Иисуса вернуться. Говоря по правде, такое объяснение сделать совсем нетрудно, либо перенеся события на мистический план, либо показав, что отчасти это обетование было исполнено Преображением, отчасти — явлениями Стефану и Павлу; и так далее. (Мистер Шоу, кажется, забывает, что прошли тысячи лет прежде, чем кто-либо усомнился в Пятикнижии Моисея, хотя там описана его собственная смерть и погребение.)

Этот аргумент столь же недалёк. Нет никаких причин, по которым человек не должен описывать собственную смерть и похороны. (Особенно если речь идёт о Моисее, которого похоронил сам Бог, причём таким образом, чтобы ни единый человек не узнал места погребения его (Втор. 34:5-6)!!!) Как назло, я сам сделал то же самое несколько лет назад в своей «Книге Лжей» (глава 65)! Быть может, мистер Шоу сошлётся на неё как на доказательство того, что она была написана не мною, а кем-то после моей смерти? Религиозные авторы тех времён никогда не стремились защитить себя от рациональной критики. Таковой и не было вовсе; и по сей день подавляющее большинство христиан совершенно неспособно понять подобные аргументы, каковые они попросту считают богохульными. Их совершенно не волнует, сколько бы кто ни говорил, что текст испорчен или снабжён более поздними вставками, или, быть может, прочитан каким-то не тем образом. Они просто проходят мимо, ничего не замечая. Самые сильные доказательства даже не качнут их ладью. Иной тип мышления, иная плоскость мышления. Нет никакой общей почвы для интеллектуального диспута между Чарльзом Брэдлафом и Чарльзом Спердженом, поскольку Брэдлаф всё строит на помышлениях разума, а Сперджен просто отмечает, что «плотские помышления суть вражда против Бога».

Кроме того, все попытки таких любителей датировать документы совершенно антинаучны. Документ может быть составным и включать более древние элементы. Мы можем попытаться датировать роман Марка Твена «Янки при дворе короля Артура», уверяя, что автор демонстрирует столь глубокое знания личной жизни короля, что наверняка является его современником или, самое меньшее, опирается на рассказы очевидцев. Можно найти пять десятков всевозможных ошибок в любых документах подобного рода, и мистер Шоу игнорирует их всех с упорством, достойным удивления.

Единственным достоверным методом датировки книги может считаться наличие датированного списка с неё. Если среди (или даже превыше) моих сокровищ есть «Листы журнала нашей жизни в горной Шотландии» и на этом экземпляре наличествует достоверная подпись короля Эдуарда VII, проверенная сопоставлением с той же подписью в государственных архивах, — это одно может послужить основанием для утверждения, что перед нами подлинник. Обычная дата на титульном листе не доказывает ровным счётом ничего. Содержимое может быть нелегальной копией, сделанной много лет спустя, и эта редакция книги может пестрить всякого рода вольностями.

Каждому, кто хоть немного знаком с библиографической работой, хорошо известно, что это не только возможно, но и вполне вероятно. Свидетельство тому — приключения «Тысячи и одной ночи» в переводе Бёртона. У нас есть кодекс с Евангелием от Матфея, который, без сомнения, относится к третьему или четвёртому столетию, но нет достоверных свидетельств того, что список этот есть производное какого-либо предшествующего кодекса. Не исключено, что рукопись впервые появлялась именно в этом виде.