Разного пазла части (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик" - Страница 21

Приехать к нему? Сдаться? Вот так заявиться и сказать: «ну и черт с тем, что не любишь», а потом терпеть его переменчивое настроение и многочисленных любовниц. Да, - хмыкнула мысленно, - и через год-другой взять да и удавиться толстым шнурком на крючке в ванной.

Я прикорнула на служебном диване. И никто кроме дурацких мыслей, не тревожил меня до рассвета.

Сперва сон не шел.

Все скитания, мотания по большой стране туда-сюда вдруг показались такими глупыми, что я заскрипела зубами. Чего добилась? Ничего. Совершенно ничего. Не стала успешной, не нашла уютного уголка, в котором захотелось бы навсегда остаться, не избавилась от бесполезной, выматывающей все силы, любви к отчиму. Не нашла «себя», не нашла дело, каким бы захотелось заниматься.

Столько лет промотать – талант нужен. Вот оно, мое предназначение: попусту тратить жизнь, размениваясь по мелочам.

Уезжая из особняка Данилы, я красивыми словами обещала себе всё: и радугу, на которой будут плясать единороги, и безмятежную жизнь, полную радости.

И что? Ни-че-го.

Лежа на жестком диване, я кусала губы, разглядывала безупречный потолок и ненавидела себя. Со всей горячностью, на которую только была способна. Дура, - кляла себя мысленно, - что делать станешь?

Эта внезапная встреча с его бывшей женой всполошила. Посмотрев на нее – всю из себя успешную, я вдруг осознала, как жалко выгляжу в этом дурацком служебном наряде наподобие монастырского облачения. Поняла, что весь этот семигодичный бег – не что иное, как тот же глупый подростковый бунт. Никому не нужный. Бессмысленный.

В пустую всё.

Как любила, так и люблю.

И когда пределы ненависти к собственной персоне просто зашкалили, в голове всплыла фраза моего дорогого желтоглазого инопланетянина.

«Желай. Помни – всё возможно».

И я пожелала. Так яростно и горячо, что пока формулировала, впилась ногтями в ладонь до кровавых лунок.

Смежила веки в полном изнеможении, и, хвала небесам, сон-избавитель явился.

***

Удивительное дело, но я отлично выспалась на узком диване в служебной каморке. Никто не тревожил, не будил, не топал и не хлопал дверьми. Проснулась от легкого внутреннего толчка – открыла глаза, встала. Голова была ясной, без обвинительных мыслей в свой адрес. Я умела прощать, и пусть себя – в последнюю очередь, на этот раз удалось сделать это за несколько часов, причем подсознательно.

А еще знала – то, что пожелала - сбудется.

Переоделась, отыскала в сумке ключи от машины и, зажав их в руке, вышла из комнаты отдыха.

Шахматисты разошлись, но из среднего зала еще слышалась музыка. По пути во двор встретила сонного Антона, махнула ему приветливо, а он буркнул что-то о счастливых засонях, что сладко посапывали всю ночь, и отсалютовал зажатым в руке полотенцем.

На улице было оглушительно тихо и холодно, а еще - непередаваемо красиво. Осень отступала перед морозной зимой и в воздухе застыла студеная влага. Я вдохнула холод полной грудью и остановилась на дорожке. Подняла голову к светлеющему небу: предрассветные лучи слегка озарили горизонт на востоке. Заметила тонкий серп месяца, еще не успевшего уйти с небосклона. Огляделась, обратила внимание на посеребренную инеем жухлую траву, темные силуэты деревьев поблизости, недалекую гладь озера – сейчас черного и ровного, как старое зеркало. Вечнозеленый лес за ним: со стройными елями и колючим лапником.

Еще раз вздохнула.

Уходить не хотелось, но еще больше не хотелось застать полноценное утро, когда из клуба принимались выбираться шумные компании – подвыпившие и голосящие на всю округу. Вот бы взять и остановить время хоть бы на чуток, надышаться, наглядеться. Побыть наедине с величественной и бесконечно прекрасной природой, да только, кто же наделит такими чудесами.

Редко когда на меня накатывало подобное настроение: умиротворение и благоговение перед чем-то большим, чем человек. Может быть, нужно было чаще высыпаться, или прощать, находя компромиссы. А еще лучше, верить в счастливое будущее, в розовых пони и крестных-фей. В инопланетян, в конце концов.

Я еще раз посмотрела на пар, исходящий от земли, огляделась, и, вертя на пальце ключи, направилась к парковке.

Необходимо было все обдумать: как поступить правильно, чтобы все желаемое непременно сбылось.

***

Часть третья.

Возвращение.

Родной город не порадовал прекрасными видами. Он был таким же серым, людным, мрачным, как и тот, откуда я прибыла. Разве что был крупнее, вмещал в себя больше национальностей, культур и традиций.

Взяв юркий «БМВ» напрокат, я ехала по дороге, ведущей за город, слушала радио и смотрела по сторонам. Вокруг было столько всего, что разбегались глаза: знаки, потоки машин, снова знаки, яркие билборды. Тонированные стекла частично отгораживали от шума, автомобильных сигналов и взаимной ругани водителей друг на друга. От такого оживленного движения успела отвыкнуть, поэтому тащилась в крайнем ряду, стараясь не просмотреть знак начинающейся автомагистрали.

По радио началась какая-то глупая песня из разряда «Чумачечей весны», и музыку я выключила.

В салоне пахло стеклоочистителем и слегка - дорогим одеколоном. Ёлочка, висящая на зеркале заднего вида, запахов не издавала – поизносилась, видать. Очень кстати парфюм, которым пропиталось водительское сидение, напомнил Данин. Кажется, он привез его из Польши: цитрусовый, с легкой грейпфрутовой горчинкой, оставляющий долгий древесный шлейф. Аромат полюбился, и с той поры регулярно отчимом использовался. От дорогой туалетной воды, мысли плавно утекли в сторону самой персоны.

Даниил был взрослым, когда в моей голове вместо мозгов еще находилась вата. Он был определившимся в жизни, успешным мужчиной, который ясно знал, что ему нужно. Он не стеснялся образа жизни, желаний, действий. Любил жениться, если видел для себя какую-то перспективность или просто имел такое желание. Любил разных женщин, иногда по нескольку за раз.

Не знаю, зачем ему понадобилась я. Да, между нами искрило, в прямом смысле слова: стоило дотронуться, как прикосновение обжигало, но этого было чертовски мало, для того, чтобы иметь нечто большее.

И как бы я не вертела носом, это «большее» между нами было.

Даниил мог бы вести себя совершенно иначе, так, как ведут себя люди безразличные. Но, он носился со мной. Терпел капризы и заскоки, те дурацкие романтические вечера, которыми я заполонила наши будни.

Он мог бы вычеркнуть меня из своей жизни сразу же после материной смерти, или после побега. Но, не стал.

Не говорило ли это о том, что он был не так уж и далек от тех чувств, о которых я грезила?

Побарабанив пальцами по рулю, усмехнулась: озарило, надо же. Всего-то и нужно было, что семь лет скитаний, встреча с иномирянином и катарсис после его отбытия.

Но ведь, если вдуматься и вспомнить, то выходило, что Даниил не был равнодушен, отнюдь.

Он не перестал навещать, пусть даже те визиты приносили мало радости – по большей части в этом виновата я была сама, потому что не умела слушать, задавать правильные вопросы. Отчим присматривал, как мог: звонил, нанимал людей, чтобы находились рядом и в случае чего...

Да и в то время, когда еще жила под одной с ним крышей: он баловал, радовался вместе со мной, злился, когда я делала что-то совершенно глупое (как, например, спор с однокурсницей, что смогу грубо и прилюдно обхамить преподавателя по социологии).

Даниил был собой, старался приспособиться к моим юношеским заскокам. А я, начитавшись сентиментальных романов, захотела драмы, испанских страстей и разборок, в стиле бразильских сериалов.

Глупая дура. Останься тогда, доучись, стань кем-то, глядишь, и зажила бы по-человечески.

Снова включив радио, разогналась по автостраде до свиста в ушах, до закладываемых перепонок и размытых силуэтов машин где-то позади.

Торопилась исправлять прошлое - ради будущего. Если, конечно, еще возможно было что-то исправить.