Дорога судьбы - Стил Даниэла - Страница 9

«Это твое, сынок... Все твое... Так что всегда относись к этому бережно...»

В ушах Иеремии звучал голос отца. Он начинал с малого. Став продолжателем его дела, Иеремия расширял и улучшал то, что досталось в наследство, пока не сделался владельцем обширных земель в любимой долине. С этим чувством нужно родиться, его нельзя приобрести. Иеремию удивляло, почему то, что он сам давно знал, оставалось неизвестным большинству людей. Они никогда не понимали его страсти к «куче грязи», как однажды выразился кто-то из них. Им никогда этого не понять. Так же, как и сидящему рядом мальчишке. Однако Иеремия не огорчался. Когда-нибудь мальчик получит место в банке и будет до конца дней с удовольствием возиться с бумагами и цифрами. В этом нет ничего странного. Но если бы Иеремия мог жить так, как ему хотелось, он бы до самой смерти копался в земле, бродил по виноградникам и работал на собственных рудниках, возвращаясь по вечерам домой смертельно усталым, но безмерно довольным. Коммерческая сторона дела интересовала его куда меньше, чем красота природы и физический труд.

К полудню они наконец добрались до Напы, оставив позади сначала пригородные фермы, а потом уютные особняки на улицах Пайн и Кумбс с аккуратными газонами и тщательно подстриженными деревьями, мало чем отличавшиеся от дома Иеремии в Сент-Элене. Разница заключалась только в том, что в нежилом и запущенном доме Терстона обитал холостяк, и это сразу чувствовалось, несмотря на все старания Ханны. Тут Иеремия проводил время, ночевал, однако земли и рудники значили для него гораздо больше. Да, это бросалось в глаза. Рука Ханны чувствовалась только на уютной кухне и в огороде, в то время как здесь, в домах Напы, распоряжались хлопотливые хозяйки, заботившиеся о том, чтобы кружевные занавески на окнах всегда оставались чистыми, чтобы в саду благоухали цветы и чтобы в доме звенели детские голоса. Особняки выглядели красиво, и Иеремия всегда с удовольствием разглядывал их, проезжая мимо. Он знал многих из живущих в них людей, а они знали его, однако в отличие от обитателей Напы Терстон чувствовал себя скорее сельским жителем, чем городским, которого дела интересуют гораздо больше светских раутов.

Прежде чем сесть на пароход, Иеремия заехал в банк на Первой улице, чтобы снять со счета деньги, необходимые для поездки в Атланту. Мальчик ждал его у входа, сидя в коляске. Через несколько минут Иеремия вышел с довольным выражением на лице и посмотрел на карманные часы. До отправления парохода на Сан-Франциско оставалось мало времени, и мальчик вовсю нахлестывал лошадей, стараясь угодить хозяину, который просматривал на ходу какие-то бумаги. Они подъехали к причалу как раз вовремя. Иеремия спрыгнул и взял у мальчика вещи, улыбнувшись на прощание.

– Я буду ждать тебя в первую субботу после того, как вернусь. Приходи в контору в девять утра. – И тут он наконец вспомнил, что мальчишку зовут Дэнни. – До свидания, Дэнни. Смотри будь осторожен, пока я не приеду. – Иеремия невольно вспомнил о Барнаби Харте, умершем от гриппа, и почувствовал, как к горлу подкатил комок.

А мальчик тем временем с радостной улыбкой смотрел, как Терстон поднялся на палубу парохода, уходящего в Сан-Франциско. Иеремия прошел в отдельную каюту, которую всегда бронировал для поездок, и, устроившись за столиком, достал из портфеля стопку бумаг. Пять часов пути до Сан-Франциско Иеремия собирался как следует поработать. «Зинфандел» был очень красив, и Дэнни, не отрываясь, смотрел на мелькающие плицы отходившего от причала парохода.

В обед Иеремия вышел из каюты и в одиночестве расположился за столом. С противоположной стороны зала на него несколько раз посмотрела женщина, путешествовавшая вместе с нянькой и четырьмя детьми. Однако он, похоже, совсем не обращал на нее внимания. Прежде чем выйти из столовой, матрона наградила его презрительным и высокомерным взглядом, недоумевая, почему этот статный великан остался к ней совершенно равнодушным. Вскоре Иеремия поднялся на палубу и закурил сигару, глядя на городские огни. Пароход приближался к порту Сан-Франциско. Сегодня Терстон вспоминал Мэри-Эллен чаще, чем обычно. Этим вечером Иеремия чувствовал себя непривычно одиноко. Когда «Зинфандел» пришвартовался, Терстон нанял экипаж, чтобы ехать в гостиницу «Палас», где всегда останавливался в одном и том же номере. Иногда он посещал пользующийся дурной славой дом, в котором ему понравилась одна из женщин. Однако сегодня Иеремия не испытывал такого желания. Вместо этого он остался у себя в номере, глядя из окна на город и размышляя о прожитых годах. Меланхолия овладела им еще в ту ночь, когда ему пришлось остаться с Джоном Хартом, и он никак не мог избавиться от нее даже сейчас, вдали от Напы с ее красотами и печалями.

Гостиницу построили одиннадцать лет назад, и ее постояльцы могли рассчитывать на все мыслимые и немыслимые удобства. Наконец, не в силах заснуть, Иеремия решил прогуляться по вестибюлю. Там было множество богато одетых людей, на женщинах сверкали драгоценности... Постояльцы возвращались со званых обедов, из театров и с вечерних приемов. Атмосфера внизу казалась почти праздничной, и Иеремия вышел из гостиницы, чтобы немного пройтись по Маркет-стрит, а потом вновь вернуться в отель. На завтра он назначил несколько деловых встреч, а вечером ему предстояло сесть на поезд. Иеремия не испытывал никакой радости от мысли о том, что ему придется провести несколько дней в тесном вагоне. Поезда всегда действовали на него угнетающе. Прежде чем заснуть, он сладострастно улыбнулся. Почему ему ни разу не приходило в голову взять с собой Мэри-Эллен? Однако сама мысль об этом показалась ему нелепой... Мэри-Эллен не имела никакого отношения к этой части его бытия... Впрочем, как и любая другая женщина... Бизнес – его личное дело, которое никого не касается. Как и частная жизнь... Что, разве не так? Иеремия заснул, так и не сумев ответить на этот вопрос, а утром уже не вспоминал о нем, ощущая только какую-то непонятную тоску. Иеремия вызвал коридорного и заказал завтрак. Через полчаса завтрак доставили в номер на большом серебряном подносе, а заодно принесли отданный в глажку сюртук и безупречно начищенные туфли. Да, без сомнения, «Палас» действительно был лучшим отелем в стране. Иеремия знал, что в Атланте не увидит ничего подобного, однако это его не слишком заботило. Сейчас он со страхом думал о шестидневном путешествии в Джорджию по железной дороге.

Поскольку в поезде не было отдельных купе, Иеремия забронировал сразу целый вагон с небольшим буфетом в углу, столом, за которым он мог работать в пути, и откидной кроватью. В поезде он всегда чувствовал себя, словно зверь в клетке. Единственное преимущество заключалось в том, что в дороге будут все условия для работы, потому что его никто не станет беспокоить в течение целых шести дней. Шутка ли – пересечь почти всю страну...

На следующий день, уже основательно измотанный дорогой, он вышел на станции Элко в штате Невада и направился в ресторан, чтобы проглотить несъедобный ленч, состоявший исключительно из жареной снеди. Здесь ему на глаза попалась поразительно привлекательная женщина. Миниатюрная и изящная, с такими же иссиня-черными волосами, как и у него, она выглядела лет на тридцать пять. У нее были глаза неправдоподобно фиалкового цвета и молочно-белая кожа. Иеремия обратил внимание на ее великолепное бархатное платье, которое могли сшить только в Париже. Он не отрываясь смотрел на незнакомку во время ленча и не мог удержаться, чтобы не завести разговор, когда они вместе второпях выходили из ресторана, боясь опоздать на поезд. Иеремия распахнул дверь, пропуская женщину вперед, а она улыбнулась и вдруг густо покраснела. Это показалось Терстону очаровательным.

– Утомительное путешествие, правда? – заметил он, когда они поспешили к составу.

– Просто ужасное, – засмеялась женщина.

По ее выговору Иеремия понял, что перед ним англичанка. На левой руке у нее блестело кольцо с большим сапфиром изящной огранки, однако обручального кольца Терстон не заметил. Это показалось Иеремии настолько интригующим, что во второй половине дня он прошел весь поезд из конца в конец, пока не увидел ее в пульмановском вагоне сидящей за чашкой чая с книгой в руках. Она с удивлением подняла на него глаза, и Иеремия улыбнулся ей. Вдруг его обуяла застенчивость. Что ей сказать? С первой минуты он принялся думать о ней и не мог избавиться от этих мыслей, что случалось с ним крайне редко. В ее облике было что-то притягательное и волнующее. Оказавшись рядом, Иеремия ощутил это с необыкновенной силой. Неожиданно женщина кивком указала ему на свободное сиденье рядом.