Безмолвная честь - Стил Даниэла - Страница 27

— Всем нам сейчас приходится нелегко, — мягко утешил ее Питер. — Люди реагируют, не задумываясь, но, по-моему, в конце концов все уладится. Так не может продолжаться вечно, и это беспокойство вполне оправдано. На нас напали, и, видя японское лицо, люди вспоминают о Перл-Харборе.

— Но мои родственники — американцы, — возразила Хироко.

— Ты права, но не все люди это понимают. Полагаю, многие из них слишком напуганы, чтобы рассуждать здраво.

Твои родственники — такие же американцы, как и я, — Меня считают здесь врагом, — печально заключила Хироко, глядя на него и не говоря ни слова. Питер привлек ее к себе и поцеловал.

— Я не считаю тебя врагом, Хирйко-сан… и никогда не стану считать.

Хироко волновала его так, как ни одна женщина. На этой неделе Питер наконец порвал с Кэрол, и последний разговор с ней состоялся иначе, чем он предполагал. Они ужинали вместе, и Питер надеялся объяснить, что теперь его сердце, отдано другой. Но прежде, чем он сумел начать, Кэрол заявила, что Питер должен потребовать перевода на другую кафедру.

— На какую? Кафедру биологии? — удивленно переспросил он. — Но почему? — Он совершенно растерялся. Кэрол невозмутимо объяснила, что, насколько она понимает, все американцы обязаны отказаться работать с Такео или потребовать его увольнения. — Ты что, спятила? — спросил Питер, не в силах поверить собственным ушам. Такео Танака был гордостью университета, его считали блестящим ученым.

— Может быть, но он наш враг, — непреклонно заявила Кэрол. — Его следует выслать из страны.

— Куда? Он живет здесь двадцать лет. Он принял бы гражданство, если бы смог. — Слова Кэрол привели Питера в ярость. А она продолжала утверждать, что и Хироко следует посадить в тюрьму или даже расстрелять — в отместку за мужчин и женщин, погибших в Пирл-Харборе. Подобной чепухи Питер еще не слышал, и когда Кэрол упомянула про Хироко, перестал сдерживаться. — Как ты можешь говорить такое? — выпалил он. — Как ты смела поверить истерике, поднятой газетами? Я ни на минуту не поверил, что каждую ночь на прошлой неделе самолеты приближались к нашей границе, — будь это правдой, нас бы уже давно разбомбили. По-моему, люди просто паникуют, и прежде всего этот чертов генерал Девитт. Как ты могла сказать такое, я просто не понимаю.

Однако Кэрол не сдавалась, и Питеру не удалось убедить ее в том, что она несправедлива к японцам, родившимся в Америке. Питер понимал, что спорить бесполезно, и все же спорил, желая защитить друзей, а затем заявил, что за такие взгляды и по другим причинам, которые слишком долго объяснять, он больше не желает ее видеть.

Казалось, она восприняла эту новость почти с облегчением, но не забыла заметить, что, по ее мнению, все, кто сочувствует японцам, — вражеские шпионы. Питер не верил своим ушам, а возвращаясь к себе, расхохотался в машине и на следующее утро рассказал Таку исправленную версию разговора. Но Такео не рассмеялся и не рассердился: он считал, что взгляды Кэрол — лишь верхушка айсберга.

— Полагаю, нам еще не раз придется выслушивать подобные утверждения. Это неизбежная реакция на панику.

— Но это же нелепо! Ты уже не японец, и то, что я работаю с тобой, еще не значит, что я шпион. Нет, Так, признай, все это весьма забавно.

— Вряд ли в этом есть что-нибудь забавное. По-моему, нам следует быть очень осторожными.

То же самое он сказал Рэйко, а в воскресенье за ужином разговор вновь зашел о тех же самых проблемах. Питер считал, что Такео волнуется зря, впрочем, Хироко и в самом деле не стоило больше кланяться — незачем привлекать внимание к тому, что она иностранка. Но у нисей и сансей, японцев, родившихся в Америке, причин для беспокойства не было.

Эта страна уже давно стала их родиной.

После ужина Питер и Хироко вывели Лесси на прогулку и продолжили разговор.

— Дядя Так очень волнуется, — осторожно заметила Хироко, когда они уже направлялись домой. — По-моему, причиной всему — война. Мы должны постараться подать остальным хороший пример. — Те же слова Питеру уже доводилось слышать, и он вновь поразился мысли, что все японцы, рожденные в Америке, считают своим долгом доказать собственную порядочность, подтвердить, что случившееся — не их вина. Но тем не менее всех японцев считали врагами, где бы они ни родились. Несправедливость больно ранила. Для Хироко с ее японским гражданством это было даже опасно. Питеру не хотелось, чтобы она возвращалась в колледж. Возбуждение студенток росло, их братья и приятели отправились воевать, и однокурсницы постепенно переполнялись ненавистью к Хироко.

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась, это может быть опасно, — решительно заявил Питер перед отъездом Хироко.

Он заботился о ней, и Хироко с удивлением видела тревогу на его лице.

— Они же только девушки, — улыбнулась Хироко. Они не могли ей навредить — разве что оскорбить.

— Подумай как следует, Хироко. Тебе незачем возвращаться.

— Вы напрасно беспокоитесь, — вновь улыбнулась она. — Я ничуть не слабее дяди Така. — Она была молода и беспомощна, однако не хотела опозорить отца, бросив учебу.

— Помню, помню — опять ты про бусидо, — поддразнил ее Питер, и Лесси залаяла где-то впереди. — Возможно, вы чересчур крепко связаны этим бусидо, мисс Такасимая.

Хироко рассмеялась. Ей было так свободно и просто, словно между ними не существовало никаких национальных различий. Их страны воевали, но это ничего не значило. Питер и Хироко оставались просто людьми.

— Печально, — тихо проговорила Хироко, — что мир не может следовать нашему примеру.

Питер согласился с ней, и они медленно вернулись к Тунака, а по пути Питер заметил, как одна из соседок гневно уставилась на них в окно. Он никак не мог сообразить, в чем дело, и решил, что женщину возмутил лай собаки. Но немного погодя понял, что случилось: японка и белый шли рядом! То, чего опасался Питер, наконец случилось. Правда, случилось уже давно, а сейчас стало более очевидным. Шагая рядом с Хироко, он удивился, каких пределов может достигнуть вражда, будут ли подвергнуты остракизму американцы, которые водят дружбу с японцами. Было трудно поверить, что девушка, с которой он недавно порвал, выражает не только свое мнение. Но даже если люди начнут преследовать его за дружбу с японцами, Питеру было все равно. Отношения с Такео значили для него слишком многое, чтобы пожертвовать ими, и Питер был готов рискнуть всем, лишь бы быть рядом с Хироко.

— О чем вы думаете, Питер-сан? — осторожно спросила она, когда они проходили мимо последнего из соседских домов. — Вы стали таким серьезным. — Английский Хироко заметно улучшился, несмотря на все проблемы и трудности.

— В эти дни люди словно обезумели. Опасно, когда народ впадает в панику. Ты должна быть осторожна — никуда не выходи одна, только с Рэйко, Таком, Кеном, или со мной. — Он улыбнулся, и Хироко рассмеялась.

— Вы защитите меня, Питер-сан.

— Только если ты будешь слушаться меня, — предупредил Питер, снова чувствуя себя мальчишкой. Они вошли в сад перед домом Танака.

— А что я должна делать? — Хироко поддразнивала его, и Питеру это нравилось.

— То, что я велю, — прошептал он, обнимая ее в дверях и быстро целуя. Здесь их никто не видел. Как и прежде, у обоих захватило дыхание, и когда они вошли в кухню, оба были слегка растрепаны.

Но Рэйко и Такео уже не сочувствовали им, как прежде, — Так напомнил только, что следует быть осторожными.

Питер понял, что он имел в виду, и ушел спустя несколько минут. Рэйко промолчала, но Хироко ощутила ее тревогу, поднимаясь в спальню Салли.

Теперь родственники Хироко в точности знали о ее отношениях с Питером — какими бы скрытными ни били влюбленные, становилось очевидно: между ними что-то изменилось, они стали ближе — особенно с тех пор, как началась война. Не признаваясь вслух. Так и Рэйко знали об этом, но не осуждали Питера, а боялись за Хироко. По тем же причинам они предложили Хироко убрать подальше все кимоно. Время было неподходящим, чтобы привлекать внимание к себе или напоминать, что она отнюдь не нисей. Хироко не стала спорить, но загрустила, убирая одежду: ее кимоно были такими красивыми, а западная одежда — такой неудобной. С незначительными исключениями Хироко считала эту одежду безобразной.