Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс - Страница 85

Глава XXXVIII

– Несомненно, – сказал дядя Тоби, – было большим счастьем для меня и для капрала, что в продолжение двадцати пяти дней, когда у нас в лагере свирепствовала дизентерия, мы все время пролежали в горячке, сопровождавшейся нестерпимой жаждой; иначе нас, как я понимаю, неизбежно одолела бы та самая дрянь, которую брат мой называет первичной влагой. – Отец набрал полные легкие воздуху и, закатив глаза в потолок, медленно его выдохнул.

– Небо, видно, смилостивилось над нами, – продолжал дядя Тоби; – капрала осенила мысль сохранить это самое равновесие между первичной теплотой и первичной влагой, подкрепляя все время лихорадку горячим вином и пряностями; ему удалось таким способом поддержать (образно говоря) непрерывное горение, так что первичная теплота отстояла свои позиции с начала и до конца, оказавшись достойным противником влаги, несмотря на всю грозную силу последней. – Даю вам слово, братец Шенди, – прибавил дядя Тоби, – вы могли бы в двадцати саженях слышать происходившую внутри нас борьбу. – Если только не было перестрелки, – сказал Йорик.

– Н-да, – проговорил отец, вздохнув полной грудью и сделав после этого слова небольшую паузу. – Если б я был судьей и законы моей страны этому не препятствовали, я бы приговаривал некоторых злейших преступников, если только они получили образование, к… – Йорик, предвидя, что приговор будет самым беспощадным, положил руку на грудь отца и попросил его повременить несколько минут, пока он не задаст капралу один вопрос. – Сделай милость, Трим, – обратился к нему Йорик, не дожидаясь позволения отца, – скажи нам по совести, каково твое мнение насчет этой самой первичной теплоты и первичной влаги?

– Почтительно подчиняясь разумнейшему суждению вашей милости… – проговорил капрал, отвесив поклон дяде Тоби. – Выкладывай смело твое мнение, капрал, – сказал дядя Тоби. – Ведь бедный малый – мне слуга, – а не раб, – добавил дядя Тоби, обращаясь к отцу. —

Сунув шляпу под левую руку, на запястье которой подвешена была черным ремешком с кисточкой его палка, капрал вышел на то самое место, где показал свои познания в катехизисе; затем он, прежде чем открыть рот, дотронулся до нижней челюсти большим и указательным пальцами правой руки и изложил свое мнение так:

Глава XXXIX

Как раз когда капрал откашливался, чтобы начать, – в комнату вошел, переваливаясь, доктор Слоп. – Беда не велика – капрал выскажет свое мнение в следующей главе, кто бы там ни вошел.

– Ну-с, добрейший доктор, – воскликнул отец шутливо, ибо душевные состояния сменялись у него с непостижимой быстротой, – что хорошего может сказать мой мальчишка? —

Даже если бы отец спрашивал о состоянии щенка, которому отрубили хвост, – он бы не мог это сделать с более беззаботным видом; принятая доктором Слопом система лечения моей болезни никоим образом не допускала подобного рода вопросов. – Он сел.

– Скажите, пожалуйста, сэр, – проговорил дядя Тоби тоном, который нельзя было оставить без ответа, – в каком состоянии мальчик? – Дело кончится фимозом, – ответил доктор Слоп.

– Убейте меня, если я что-нибудь понял, – проговорил дядя Тоби, засовывая в рот трубку. – Так пусть тогда капрал продолжает свою медицинскую лекцию, – сказал отец. – Капрал поклонился своему старому приятелю доктору Слопу, после чего изложил свое мнение относительно первичной теплоты и первичной влаги в следующих словах:

Глава XL

– Город Лимерик, осада которого началась под командованием самого его величества короля Вильгельма через год после того, как я определился в армию, – лежит, с позволения вашей милости, посреди дьявольски сырой, болотистой равнины. – Он со всех сторон окружен, – заметил дядя Тоби, – рекой Шаноном и является по своему местоположению одной из сильнейших крепостей Ирландии.

– Это, кажется, новый способ начинать медицинскую лекцию, – проговорил доктор Слоп. – Все это правда, – отвечал Трим. – В таком случае я желал бы, чтобы господа врачи взяли за образец этот новый покрой, – сказал Йорик. – С позволения вашего преподобия, – продолжал капрал, – там все сплошь перекроено дренажными канавами и топями; вдобавок, во время осады выпало столько дождя, что вся округа превратилась в лужу. От этого, а не от чего-либо другого и разразилась дизентерия, которая чуть было не сразила его милость и меня. По прошествии первых десяти дней, – продолжал капрал, – ни один солдат не мог бы найти сухое место в своей палатке, не окопав ее канавой для стока воды; – но этого было мало, и всякий, кто только располагал средствами, как его милость, выпивал каждый вечер по оловянной кружке жженки, которая прогоняла сырость и нагревала палатку, как печка.

– Какое же заключение выводишь ты, капрал Трим, из всех этих посылок? – вскричал отец.

– Отсюда я, с позволения вашей милости, заключаю, – отвечал Трим, – что первичная влага не что иное, как сточная вода, а первичная теплота для человека со средствами – жженка; для рядового же первичная влага и первичная теплота всего только, с позволения вашей милости, сточная вода да чарка можжевеловки. – Ежели ее дают нам вдоволь и не отказывают в табачке, для поднятия духа и подавления хандры, – тогда мы не знаем, что такое страх смерти.

– Я, право, затрудняюсь определить, капитан Шенди, – сказал доктор Слоп, – в какой отрасли знания слуга ваш особенно крепок, в физиологии или в богословии. – Слоп не забыл Тримовы комментарии к проповеди. —

– Всего только час назад, – заметил Йорик, – капрал подвергся экзамену в последнем и выдержал его с честью. —

– Первичная теплота и первичная влага, – проговорил доктор Слоп, обращаясь к отцу, – являются, надо вам сказать, основой и краеугольным камнем нашего бытия, – как корень дерева является источником и первопричиной его произрастания. – Они заложены в семени всех животных и могут сохраняться разными способами, но преимущественно, по моему мнению, при помощи единосущности, вдавливания и замыкания. – А этот бедный малый, – продолжал доктор Слоп, показывая на капрала, – имел, видно, несчастье слышать какой-нибудь поверхностный эмпирический разговор об этом деликатном предмете. – Да, имел, – сказал отец. —

– Очень может быть, – сказал дядя. – Я в этом уверен, – проговорил Йорик.

Глава XLI

Воспользовавшись отсутствием доктора Слопа, который вызван был посмотреть на прописанную им припарку, отец прочитал еще одну главу из Тристрапедии. – Ну, ребята, веселей! Сейчас я покажу вам землю – – – ибо когда мы справимся с этой главой, книга эта будет закрыта целый год. – Ура! —

Глава XLII

– – – Пять лет с нагрудничком у подбородка;

четыре года на путешествие от букваря до Малахии[285];

полтора года, чтобы выучиться писать свое имя;

семь долгих лет и больше ????’-овать[286] над греческим и латынью.

Четыре года на доказательства и опровержения – а прекрасная статуя все еще пребывает в недрах мраморной глыбы, и резец, чтобы ее высечь, всего только отточен. – Какая прискорбная медлительность! – Разве великий Юлий Скалигер не был на волосок от того, чтобы инструменты его так и остались неотточенными? – Только в сорок четыре года удалось ему совладать с греческим, – а Петр Дамиан[287], кардинал-епископ Остии, тот, как всем известно, даже еще читать не научился, достигнув совершеннолетия. – Сам Бальд[288], ставший потом знаменитостью, приступил к изучению права в таком возрасте, что все думали, будто он готовится стать адвокатом на том свете. Не удивительно, что Эвдамид, сын Архидама, услышав, как семидесятипятилетний Ксенократ[289] спорит о мудрости, спросил озабоченно: – Если этот старец еще только спорит и разузнает о мудрости, – то когда же найдет он время ею пользоваться?