Из жизни слов - Вартаньян Эдуард Арамацсович - Страница 30

Когда какая-нибудь одна мысль или одно настроение пронизывает всю речь оратора, или чувствуется в литературном произведении, или вновь и вновь возникает в деятельности человека, говорят: «Это у него всегда „красной нитью проходит“». Почему именно красной, а не белой или синей? Откуда взялся этот образ?

Оказывается, он вошел в речь нескольких народов из очень неожиданной области — из языка английских моряков конца XVIII века. С 1776 года, по приказу Адмиралтейства, во все канаты английского военного флота на фабриках начали вплетать во всю их длину одну нить — красную. Вплетали ее так, что вытащить нитку можно было, только уничтожив самый канат. Таким образом, какой бы малый кусок от каната ни был отрезан, всегда можно было узнать: он флотский. Вот отсюда и пошло обыкновение говорить о красной нити как о самой сути, о постоянной примете.

Всем известна пословица «Крепкий орешек — сразу не раскусишь» и поговорка «Орешек не по зубам». «Орешек» — всегда что-то такое, что трудно поддается силе, воздействию или пониманию.

Эти выражения, как считают некоторые исследователи, возникли в связи со взятием Петром I шведской крепости Нотеборга, в прошлом — русского города Орешка.

Интересна история названия этого города. В глубокой древности финны именовали поселение у истоков Невы «Пяхкиналинна», то есть «Ореховая крепость»: вероятно, вокруг было много зарослей лесного ореха. Новгородцы, утвердившись у южного выхода из Ладоги, перевели это финское слово просто как «Орешек». Захватившие затем «Орешек» шведы заменили его название своим: крепостцa стала «Нотебoргом», то есть опять-таки «Ореховым замком». Наконец, Петр I, вернув России старое ее владение, вернул ему и давнее имя. Однако он придал ему новое понимание: «крепостца, которая будет твердым орехом для зубов любого противника». Ведь и самому ему взятие Орешка досталось нелегко. Недаром, сообщая в Москву о взятии Нотеборга, Петр I писал:

«Правда, что зело крепок сей орех был, однако ж, слава богу, счастливо разгрызен…»

В XI–XIII веках западные дворяне-рыцари многократно ходили походом в Палестину. Поводом этих походов, названных «крестовыми», было завоевание Иерусалима и других городов Палестины, где, по преданию, находился «гроб господень».

На самом деле рыцари шли в Азию, чтобы обогатиться. Они хотели проложить заново пути в богатую Индию, перехваченные арабами; а вдохновляли их на это европейские купцы и католическое духовенство. Они собирали пестрые, многонациональные рыцарские отряды свирепых вояк и грабителей с нашитыми на плащах крестами…

Теперь под «крестовым походом» разумеют обычно попытки империалистов натравить на Советский Союз и демократические страны капиталистические государства. Говорили о «крестовом походе» Антанты против революционной России в дни гражданской войны, а также о «крестовом походе против коммунизма», который и в мирные дни ведет реакционная буржуазия капиталистических стран, запрещая компартии, арестовывая вождей рабочего движения, и т. п.

Первоначально узкое значение этих слов расширилось, стало более общим.

Древние египтяне считали нильских крокодилов носителями божественного зла. Их кормили, к ним обращались с заклинаниями, чтобы усмирить их гнев. Кровожадность и коварство крокодила послужили поводом для удивительных фантазий. Древнегреческий ученый Элиан в своем зоологическом трактате писал, что крокодил, набрав в рот воды, обливает ею крутые тропинки, по которым люди и животные спускаются к реке. Как только жертва поскользнется и упадет, крокодил подскакивает к ней и пожирает.

Другие рассказывали, будто чудовище, проглотив туловище человека, почему-то всегда орошает его голову слезами и только тогда заканчивает свое страшное пиршество.

В одном из русских «Азбуковников» — своеобразном словаре XVII века — это древнее поверье было пересказано так: «Крокодил зверь водный… Егда имать человека ясти, тогда плачет и рыдает, а ясти не перестает, а главу от тела оторвав, зря (то есть смотря на нее), плачет».

Вот это «лицемерие» крокодилов еще в древности дало повод для возникновения выражения, известного у всех народов. Крокодиловы слезы — фальшивые слезы, притворные сожаления.

Ну, а все-таки, имеет ли под собой какую-то почву рассказ о слезах?

Льют ли их крокодилы или они всего лишь плод буйной фантазии древних?

Ответить на это не так уж просто.

Автор сатиры «Похвала глупости» Эразм Роттердамский (XVI век) полагал, что у крокодила при виде человека текут не слезы, а слюнки. Прошло четыре века, но до последнего времени никто так и не узнал ничего достоверного о крокодиловых слезах. Их тайну разгадали совсем недавно шведские ученые Фанге и Шмидт-Нильсон. Оказалось, что крокодилы и в самом деле плаксивые существа. Но вызвано это не избытком чувств, а… солей. У крокодила для удаления из организма избытка солей развились особые железы; выводные протоки этих желез расположены у самых глаз крокодила. Вот и выходит: заработали эти железы — и крокодил «заплакал» горючими солеными слезами.

Итак, крокодиловы слезы — это не слезы коварства и лицемерия, да, строго говоря, и не слезы вообще. Но связанное с древней ошибкой выражение живет в языке и наверняка останется в речи народов на многие века.

А зачем языку от него отказываться? Плачут ли крокодилы или нет, есть немало людей, обожающих по всякому поводу лить ручьи притворных слез, слез, текущих из человеческих глаз, но по существу понятия — «крокодиловых».

Обычно бывает так: если я совершил проступок, то отвечаю за него тоже я — мои друзья или соседи тут ни при чем.

Но в старой русской деревне действовал закон круговой поруки: если один совершал проступок, отвечал за него «весь мир», то есть крестьянская община.

Если один отказался участвовать вместе с другими в чем-нибудь незаконном, — по мнению властей, — ему все равно приходилось нести ответственность по правилу: «один за всех, все за одного».

Теперь у нас, разумеется, не существует ничего подобного (только гитлеровцы вводили на оккупированной земле этот варварский закон, расстреливая и сжигая целые деревни, когда бывал кем-то убит хоть один фашистский солдат), но выражение «круговая порука» еще живет. Правда, употребляем мы его в ином смысле: о ней говорят там, где нарушители закона из страха перед товарищами, законом, судом покрывают преступления друг друга.

Как-то раз недобрый заокеанский гость услышал в разговоре с русскими слова «показать кузькину мать». «Что это такое?» — обратился он к своему переводчику. Тот долго ломал голову и наконец сказал: «Показать мать Кузьмы». — «А кто такой Кузьма?» Переводчик развел руками.

Затруднение, испытанное переводчиком, вполне понятно: ведь идиомы — это своеобразные выражения, неразложимые и неизменяемые, значение которых не зависит от значения составляющих их слов.

Так и в данном случае. «Кузькина мать» — это совсем не «мать Кузьмы», а «показать кузькину мать» — это не значит выставить ее для обозрения или представить ее гостям.

Каково же происхождение этой идиомы? Надо признаться, что наши языковеды еще не сделали серьезной попытки объяснить ее. Чаще всего этот фразеологизм связывается с нездоровыми отношениями между хозяином и работниками во время взаимных расчетов и возникающими отсюда обидами и угрозами (см. выражение «объегорить» и «подкузьмить»).